Солдатский долг - Рокоссовский Константин Константинович. Страница 84

В назначенное время наши орудия, минометы и «катюши» открыли огонь. Били здорово. Но ответный огонь противника был куда сильнее. Тысячи снарядов и мин обрушились на наши войска из-за Нарева, из-за Вислы, из фортов крепости. Огонь вели орудия разных калибров, вплоть до тяжелых крепостных, минометы обыкновенные и шестиствольные. Противник не жалел снарядов, словно хотел показать, на что он еще способен. Какая тут атака! Пока эта артиллерийская система не будет подавлена, по может быть и речи о ликвидации вражеского плацдарма. А у нас пока и достаточных средств не было под рукой, да и цель не заслуживала такого расхода сил.

Я приказал подать сигнал об отмене атаки, а по телефону приказал генералам Гусеву и Попову прекратить наступление.

Вернувшись на фронтовой КП, связался с Москвой. Доложил о моем решении прекратить наступление. Сталин ответил не сразу, попросил немного подождать. Вскоре он снова вызвал меня к ВЧ. Сказал, что с предложением согласен. Приказал наступление прекратить, а войскам фронта перейти к прочной обороне и приступить к подготовке новой наступательной операции.

Противник еще пытался время от времени тревожить войска, оборонявшие магнушевский плацдарм, но прекратил всякую активность на Нареве. Это несколько настораживало. Воздушная разведка стала замечать, что немецкие истребители почему-то уж очень плотно прикрывают все коммуникации, ведущие из районов западнее Варшавы на север. Радиоразведка засекла движение в том же направлении уже знакомых нам танковых соединений противника. Штаб фронта предупредил генералов Батова и Романенко о подозрительном поведении врага. Но, успокоенные тишиной перед своим передним краем, штабы армий не встревожились. Более того, Батов решился даже отвести некоторые части с передовых линий во второй эшелон для отработки в поле задач на наступление.

Поэтому для 65-й армии гроза разразилась внезапно. Противнику удалось сосредоточить в глубине крупные танковые силы и 4 октября нанести ошеломляющий удар. Мощная артиллерийская подготовка длилась около часа, и сразу – атака танков, которые шли в несколько эшелонов. Противник, введя в бой одновременно большие силы, рассчитывал быстро разделаться с нашими войсками, оборонявшими плацдарм.

Действовал он решительно, местами в первый же день оттеснил наши части к берегу, и те удержались там лишь потому, что их поддерживала артиллерия с восточного берега, ведя огонь прямой наводкой.

Угроза нависла над плацдармом очень большая. Это вынудило меня выехать к Батову, взяв с собой Телегина, Казакова, Орла и нашего фронтового инженера Прошлякова. Сразу же были двинуты в 65-ю армию фронтовые средства усиления, в первую очередь истребительно-противотанковые части и танковые бригады. Плохая погода ограничивала действия авиации.

Прибыв на армейский КП, мы вместе с генералом Батовым установили, куда именно и какую направить помощь. А как ее использовать – это уже было делом самого командарма.

Во второй половине дня фронтовые части усиления вступили в бой. Постепенно положение на плацдарме стало улучшаться. Натиск противника слабел. Когда на плацдарм переправились наши танковые соединения, гитлеровцы были остановлены, а затем отброшены. На третий день боев смогли подняться в воздух наши самолеты. Диктовать уже начали мы. Войска 65-й армии перешли в контрнаступление и еще более расширили плацдарм. Мы смогли ввести на него дополнительно 70-ю армию. Теперь уже можно было думать не об обороне (хотя урок, конечно, был учтен!), а о подготовке этого плацдарма как трамплина для броска войск в пределы Германии.

Получив ориентировочные предположения Ставки о направлении действий войск 1-го Белорусского фронта, мы своим коллективом начали отрабатывать элементы плана новой фронтовой наступательной операции. Основные идеи: нанесение главного удара с пултуского плацдарма на Нареве в обход Варшавы с севера, а с магнушевского и пулавского плацдармов – глубокого удара южнее Варшавы в направлении на Познань. Соответственно этому намечалась группировка сил. Эти соображения начальник штаба фронта М.С. Малинин доложил Генеральному штабу, они были утверждены Ставкой. С этого момента для отработки операции были привлечены командармы и их штабы.

Место фронта было понятно, и все мы горели желанием как можно лучше подготовить себя и войска к этой интереснейшей наступательной операции. Но не суждено было мне в ней руководить войсками 1-го Белорусского фронта…

Вернулся я к себе на КП после поездки на пулавский плацдарм за Вислой, занимаемый войсками генерала Колпакчи. С ним мы были знакомы по Белорусскому военному округу еще в 1930—1931 годах. Тогда я командовал 7-й Самарской кавдивизией имени Английского пролетариата, а Колпакчи был начальником штаба стрелкового корпуса. Вот с этим высокообразованным, инициативным генералом мы и отрабатывали весь день варианты действий 69-й армии с пулавского плацдарма.

Уже был вечер. Только мы собрались в столовой поужинать, дежурный офицер доложил, что Ставка вызывает меня к ВЧ. У аппарата был Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что я назначаюсь командующим войсками 2-го Белорусского фронта. Это было столь неожиданно, что я сгоряча тут же спросил:

– За что такая немилость, что меня с главного направления переводят на второстепенный участок?

Сталин ответил, что я ошибаюсь: тот участок, на который меня переводят, входят в общее западное направление, на котором будут действовать войска трех фронтов – 2-го Белорусского, 1-го Белорусского и 1-го Украинского; успех этой решающей операции будет зависеть от тесного взаимодействия этих фронтов, поэтому на подбор командующих Ставка обратила особое внимание.

Касаясь моего перевода, Сталин сказал, что на 1-й Белорусский назначен Г.К. Жуков.

– Как вы смотрите на эту кандидатуру?

Я ответил, что кандидатура вполне достойная, что, по-моему, Верховный Главнокомандующий выбирает себе заместителя из числа наиболее способных и достойных генералов, каким и является Жуков. Сталин сказал, что доволен таким ответом, и затем в теплом тоне сообщил, что на 2-й Белорусский фронт возлагается очень ответственная задача, фронт будет усилен дополнительными соединениями и средствами.

– Если не продвинетесь вы и Конев, то никуда не продвинется и Жуков, – заключил Верховный Главнокомандующий.

Заканчивая разговор, Сталин заявил, что не будет возражать, если я возьму с собой на новое место тех работников штаба и управления, с которыми сработался за долгое время войны. Поблагодарив за заботу, я сказал, что надеюсь и на новом месте встретить способных сотрудников и хороших товарищей. Сталин ответил коротко:

– Вот за это благодарю!

Этот разговор по ВЧ происходил примерно 12 ноября, а на другой день я выехал к месту нового назначения. Маршал Жуков тогда еще не прибыл. Спустя некоторое время я решил встретиться с ним и попрощаться с товарищами.

Был как раз праздник артиллерии, и мы провели вечер в тесной командирской семье. Высказано было много пожеланий. Тепло распрощавшись с Георгием Константиновичем и со своими сослуживцами, в бодром настроении я вернулся во 2-й Белорусский фронт, будучи доволен, что не поддался соблазну и никого из своих сотрудников не потянул за собой. Я встретил достойных офицеров как в штабе 2-го Белорусского фронта, так и в управлении. Мы быстро сработались.

Командный пункт 2-го Белорусского фронта располагался в небольшой деревушке на открытой местности и уже несколько раз подвергался бомбежке одиночными немецкими самолетами. Противник, по-видимому, догадывался о расположении здесь какого-то штаба. А нам предстояла большая работа по подготовке операции, что неизбежно должно было привести к увеличению движения в районе КП, и противник, конечно, заметил бы это. Мы решили перенести командный пункт в лесной массив в район Длугоседло, поближе к фронту. Саперы там уже приступили к работе. Но пока мы продолжали оставаться на старом месте.