Звезда (сборник) - Казакевич Эммануил Генрихович. Страница 42

…Каждый день перед частью Грызлина появлялись новые немецкие дивизии. Полки, впрах разбитые под Орлом и направленные в Германию, в связи с нашим наступлением были задержаны немецким командованием в Кричеве. Здесь их наскоро латали и бросали на Смоленщину.

— Опять новая дивизия! — с досадой сказал генерал. — Это уже тринадцатая по счету за девятые сутки. «Удерживать железную дорогу не менее трех суток», — задумавшись, повторил генерал. — Так, очень хорошо… Это значит, что мы должны оседлать дорогу к утру.

Генерал постоял в раздумье, потом попросил радиста соединить его с Семенихиным.

— Алло, алло! Ворон, Ворон! Я — Орел, я — Орел. Дайте тринадцатого, дайте тринадцатого! Я — Орел, я — Орел. Прием.

— Товарищ хозяин, тринадцатый слушает.

Генерал решительно подошел к рации и отчетливо, раздельно сказал:

— Алло, Семенихин! Алло, Семенихин! Держись! Держись! Через час в моем распоряжении будут пятьдесят самолетов, пятьдесят танков и стрелковый полк. Готовься к атаке! Готовься к атаке! Я — Орел, я — Орел. Прием.

Младший лейтенант — шифровальщик, два дня тому назад присланный с курсов в дивизию и только в этом году кончивший десятилетку, с ужасом посмотрел на генерала. Его служебным долгом было следить за дисциплиной в эфире.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться. Переговоры открытым текстом запрещены. Вот переговорные таблицы. Я мигом закодирую вашу радиограмму.

Уши младшего лейтенанта загорелись, щеки залило жарким, багровым румянцем, и последние слова он произнес, слегка заикаясь. Он стоял перед генералом необычайно смущенный, но гордый сознанием исполненного долга. Генерал тоже вытянулся, задев блестящей лысиной потолок блиндажа, руки по швам, и скороговоркой отрапортовал:

— Виноват, больше не буду, товарищ младший лейтенант.

Видя, что младший лейтенант готов провалиться сквозь землю, генерал расхохотался и потрепал его по голове:

— Не буду больше, честное слово не буду!

Все попытки дивизии продвинуться дальше Юдина окончились неудачно. В штабе рассчитывали, что взятием Юдина боевые действия на сегодня заканчиваются и до утра можно будет отдохнуть. Генерал с усмешкой взглянул на вытянувшиеся лица штабных командиров.

— Товарищ генерал, разрешите доложить. Подкрепления будут не раньше, чем завтра днем, — сказал только что вошедший в блиндаж начальник штаба.

— Вот именно. Какие же вы непонятливые! А ведь штаб должен на лету схватывать мысль командира… Подкрепления будут не раньше, чем завтра днем. А к утру мы должны оседлать дорогу. Слышали, о чем говорят документы? Немец пытается всеми силами задержать свое отступление на промежуточных рубежах. Это значит, что мы должны гнать его, не давая ему передышки ни днем, ни ночью.

— Но с чем же мы будем наступать, товарищ генерал? — спросил начальник штаба. — В дивизии только и осталось, что штабы да артиллерия.

— Попробуем погнать немца на этот раз без наступления, — ответил комдив. — Слышали, что я сказал по радио? У немцев отлично поставлен радиоперехват. Они зорко стерегут эфир и слышали меня наверняка. Страху я им нагнал. А сейчас сделаем артподготовку и посмотрим: может быть, они побегут, не дожидаясь танков. А если нет, — генерал бросил лукавый взгляд на своих офицеров, — так вас тут по штабам столько молодцов засиделось, что можно три деревни взять. С такими-то пушками! Сам вас поведу. Аршинов, подойди сюда! Разведчиков вперед на оба фланга. Аппарат для подслушивания в порядке? Нужно выяснить намерения этой новой дивизии.

…Тихо на передней линии. Лишь изредка перелетит пуля с одного края на другой да разорвется снаряд, да пересечет небо горящая изгородь немецких ракет. Когда ракета взметалась вверх, Наташа ползла вперед, перебирая коленками и локтями. Когда ракета устремлялась вниз, бросая перед собой резко очерченный круг света, Наташа выпрямляла руки и ноги, вытягивалась стрункой так, чтобы быть вровень с травой, и замирала. Ракета гасла. Взлетала новая. Наташа двигалась. Новая падала. Наташа врастала в землю. Следом за Наташей полз Ревякин. Ревякин прикладывал к земле аппарат для подслушивания.

У реки, пересекающей нейтральное поле, трубка заговорила. Наташа остановилась… В трубке шелестело, шуршало, завывало, щелкало. Звуки то набегали волной, то кружились вихрем. Наташа боялась что-нибудь упустить. Она не думала ни о чем, кроме того, что к ней приходило по трубке. А приходили по трубке ничего не значащие приказания, поверки, бесконечные зуммеры скучающих немецких телефонистов, шум, свист, щелканье, стук морзянки. Как много нужно иметь терпения! Неужели ей ничего не удастся услышать сегодня?

— Скоро будем сворачивать кабель, — сказал между прочим один немецкий телефонист другому. — Катушка есть?

Наконец-то! Словно ее обожгло электрическим током:

— Ревякин! Ты понял? Назад, скорее, скорее!

До самого блиндажа комдива они бежали бегом.

— Вот что я услышала…

Наташа перевела дыхание и отбросила со лба перепутанные, запыленные волосы.

— Будут сворачивать кабель, — повторил генерал и повернулся к начальнику штаба. — Значит, бежать собираются. Я не ошибся. Не зря хитрить пришлось на старости лет. В атаку итти не придется. Тем лучше! Главное — не прозевать момент отхода, не дать им оторваться… Аршиныч, гляди в оба, — сказал генерал в телефонную трубку.

На ничейном поле волновалась густая рожь. Аршинов подполз к самой немецкой проволоке. Выгоревшая копна волос терялась среди ржи. Из-под нависших бровей пытливо смотрели вперед светлые, словно выцветшие глаза.

Гасла огненная изгородь ракет, достигающих яркими хвостами черной линии горизонта. Смолкли минометы. Все реже и дальше раздавались залпы самоходных орудий. Аршинов насторожился. Усилилась автоматная трескотня. То там, то здесь заговорили пулеметы. «Переносят пулеметы с места на место, — догадался Аршинов. — Шумят. Нет, этим теперь не обманешь».

Аршинов взял телефонную трубку, соединяющую его с оперативной группой комдива:

— Товарищ девять! Противник начинает отход. На переднем крае оставлены кампфгруппы. Маскируют и прикрывают отход автоматно-пулеметным огнем.

…Землянка комдива наполнилась громким, раскатистым смехом.

— Я говорил? Начинаем преследование! Перехитрил! Если бы знал ихний генерал, что гоню его на сей раз голыми руками! Одним страхом! Да славой советских танков! Ну, а нам, значит, опять квартиру менять.

Комдив расправил седые усы.

— Вот и полетели в трубу приказы немецкого командования… А где же Наташа?..

Наташа стояла в сотне шагов от командного пункта, за кустарником, зайдя по колена в реку, и торопливо отжимала волосы.

Когда комдив и офицеры оперативной группы вышли из блиндажа и пошли вперед, она поспешно натянула на себя только что выстиранное, еще сырое белье — высохнет на ходу! — и побежала за ними.

…К утру дивизия вышла на железнодорожный рубеж. Радисты устанавливали связь с «верхом». Комдив, закутанный в мокрый плащ, поеживался от утреннего холодка и нетерпеливо расхаживал перед радистами:

— Налаживайте скорей! Сейчас возьмем у командира разрешение и пойдем в город. Всего двенадцать километров осталось. Буду Грызлиным Спас-Деменским.

Он несколько раз повторил этот титул, как бы взвешивая его на слух:

— Что же, как будто неплохо звучит. Как думаешь, Наташа, подойдет это к моей фамилии или нет?

Связь была установлена. Из армии сообщили, что на Спас-Деменск направлена другая дивизия, а дивизия Грызлина выводится на отдых.

— Так же, как с Вязьмой… Вот и не быть нам Спас-Деменскими! — разочарованно сказал генерал. — Так и остались мы, как были, — безвестная, безыменная, трижды заболотная дивизия.

Минуту спустя он добавил:

— Зато непробиваемая, непромокаемая. Так ведь, ребята?

Он отошел в сторону и устало опустился на камень.

По дороге шла новая часть, четко вбивая шаг в размытую недавним дождем глину.