Велик Бог наш - Сент-Джон Патриция. Страница 20

- Вы позволите мне забрать натюрморт и провести исследование? - спросил гость.

- Разумеется!

В тот же вечер торговец картинами принялся за разгадку тайны старого полотна. Он был абсолютно убеждён, что эти грубые мазки никогда не могла бы нанести рука, написавшая такой изысканный, богатый полутонами фон. С помощью специальных инструментов и химических препаратов он удалил уродливую жёлтую и зелёную краску.

И тогда ясно и живо, как в тот далёкий день, когда картина была написана, выступил из тьмы времён и засиял нетленной красотой портрет короля.

Когда мы обретаем в сердце Святого Духа, наши тела становятся Его храмом. С этой минуты жизнь и любовь Иисуса озаряет всё наше существо.

Но порой сияние Его красоты затмевается в нас грубостью, безответственностью, вспыльчивостью и невоспитанностью, и тогда люди не в состоянии увидеть живущего в нас Христа.

Некоторые думают, что эти черты характера не так уж и важны. Но для истинного христианина не может быть незначительным то, что искажает и скрывает Иисуса, живущего в нашем сердце.

КЛЮЧ. "Потому что Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа" (2 Кор. 4:6).

МОЛИТВА. Даруй мне красоту внутреннего человека, чтобы внешнее и внутреннее было едино во мне! (Из молитвы Сократа).

Господи! Сделай так, чтобы красота Иисуса, Его чудесная чистота и праведность были видны во мне.

О Божественный Святой Дух! Очисти всё моё существо, пока не засияет во мне красота Иисуса.

ПОДУМАЙ: какие плохие черты твоего характера тебе труднее всего исправить? Обращайся ежедневно к Богу, прося Его помочь тебе избавиться от этих недостатков, и Он обязательно поможет тебе, если ты доверишься Ему всем сердцем.

VII. "ПЛОД ЖЕ ДУХА: ЛЮБОВЬ, РАДОСТЬ, МИР, ДОЛГОТЕРПЕНИЕ, БЛАГОСТЬ, МИЛОСЕРДИЕ, ВЕРА, КРОТОСТЬ, ВОЗДЕРЖАНИЕ" (См. Гал. 5:22-23)

Плод духа - любовь (См. Гал. 5)

23. Обретенная вера

Эта история произошла в Китае в те времена, когда европейцам ещё дозволялось жить в Поднебесной империи.

Чанг был главарём разбойничьей шайки, хорошо известной в округе, и славился своей ловкостью и жестоким нравом. Днём разбойники скрывались высоко в горах, где правительственным войскам почти невозможно было их обнаружить; а тёмными ненастными ночами спускались, вооружённые до зубов, в долины и подкрадывались к околицам деревень. По условному знаку бандиты разом врывались в селения и принимались грабить, пристреливая на ходу свирепых сторожевых псов и беспощадно убивая крестьян, пытающихся оказать сопротивление. Удалившись с богатой добычей, они понемногу распродавали её на базарах, расположенных за десятки вёрст от тех мест; а когда запасы награбленного подходили к концу, начинали готовиться к новому налёту. Ни один житель во всей округе не мог считать себя в безопасности: ведь до сих пор никому не удавалось ни выследить, ни поймать банду, ни отбить её нападение.

На этот раз Чангу пришла в голову блестящая идея - это было кое-что покрупнее, чем обычный набег на горную деревушку. Собрав всю шайку в потайном убежище в неприступных скалах, он изложил свой план.

Сообщники Чанга были в большинстве своём отпетыми негодяями. Они боялись и ненавидели своего главаря, всегда загребавшего себе большую часть добычи, но вынуждены были подчиняться ему. Почти каждый из них оказался здесь, спасаясь от тюрьмы либо от смертного приговора, и потому путь назад был для них отрезан.

Разбойники молча слушали Чанга. Он говорил о том, что ц последнее время в деревнях нечем поживиться и следовало бы отыскать более обильный источник дохода. К югу от тех мест у самого подножия горной цепи раскинулся небольшой городок, где было множество лавок, магазинчиков и прочих заведений. Но соблазнительнее всего выглядела в глазах Чанга небольшая больница, которую содержали три европейских доктора. Со всей округи народ тянулся туда за лекарствами; имелось там и несколько коек для тяжелобольных. У врачей наверняка найдётся что взять. В больнице, скорее всего, есть деньги, а также одеяла и прочее барахлишко, что обычно используют европейцы. Можно надеяться на неплохой улов!

Разбойники слушали Чанга, храня угрюмое молчание. Предлагаемый им проект был намного рискованнее, чем всё, что они предпринимали до сих пор. Однако неповиновение означало верную и немедленную смерть, в то время как участие в налёте давало шанс уцелеть. Эти люди постоянно ходили на краю пропасти, и тень смертельной опасности лежала на каждом мгновении их существования, но иной жизни они себе не мыслили. В конце концов зимой в горах одеяла будут очень кстати, если, конечно, им будет позволено оставить их при себе.

Набег был назначен на новолуние, когда ночь особенно темна. Чанг заранее послал на разведку одного из своих приближённых, чтобы тот выяснил все подробности, связанные с местоположением больницы, и теперь вся шайка сгрудилась возле набросанного углём на камне топографического плана. Главарь дал каждому чёткие указания, где и что нужно делать. По завершении операции налётчики должны были дружно уйти в горы по свистку Чанга, также принимавшего участие в деле. Всё должно быть закончено в течение нескольких минут.

Наступила ночь новолуния. Разбойники спустились с гор, подошли к больнице и по условленному знаку бросились вперёд. Вначале всё шло по плану. Убрав ночного сторожа, Чанг с двумя разбойниками ворвался внутрь и принялся грабить, хватать, громить, ослепляя сбежавшихся испуганных санитарок ярким светом фонаря.

Налётчики как раз выходили из ворот больницы, когда увидели бегущего к ним врача-европейца, за которым бежали, не поспевая, две медсестры. С ними главарь шайки разделался быстро: выхватив меч, он ударил им плашмя по протянутой руке доктора с такой силой, что хрустнула кость; безоружные женщины отпрянули назад, лишь завидев блеснувшее лезвие. Чанг уже собирался свистеть отбой, как вдруг заметил, что дело неладно: каким-то образом на этот раз в городе узнали о предстоящем нападении, и теперь полиция окружала пытавшихся убежать бандитов.

Завязалась жестокая схватка: стрельба, пронзительные крики, испуганно мечущиеся в ночном мраке тени... Чанг колебался - вмешаться в дело и попытаться спасти своих людей или же раствориться в черноте ночи за подступающими сзади к больнице деревьями? Наконец он решил, что в такой ситуации каждый должен думать сам о собственной шкуре. Швырнув горящий фонарь в штабель досок, чтобы занявшееся пламя прикрыло его отход, Чанг отступил в темноту. Спотыкаясь, набивая синяки и изрыгая ругательства, он перебирался через заваленный мусором пустырь, падал в какие-то полные вонючей жижи канавы, продирался сквозь колючий кустарник... Наконец крики и перестрелка остались далеко позади, и видно было лишь зарево пожара, охватившее багровым светом полнеба.

Чанг почувствовал себя безмерно одиноким в ночном мраке и безмолвии. Однако опасность ещё не миновала. На рассвете полиция может начать прочёсывать окрестные холмы, так что надо уходить в горы, в тайные укрытия в скалах и глубоких долинах, известные ему одному.

Утром, когда взошло солнце, Чанг забился в чащобу у подножия гор. Кто признал бы сейчас грозного атамана разбойничьей шайки в этом измученном, дрожащем за свою жизнь беглеце?

...Ему удалось уйти. Много дней он шёл горными тропами, то прося подаяние в деревнях, то подрабатывая на уборке урожая. Никому и в голову не могло прийти, что это сам Чанг, король разбойников, ужас всей округи.

На душе у него было тяжело. Как бы испорчен и эгоистичен он ни был, всё же он был главарём шайки. Бывало, он помыкал своими подручными и обманывал их, но теперь, в своём горьком одиночестве, он начал тосковать по ним. Конечно, между ними не могло быть и речи о нежных чувствах, но он по-своему гордился ими. Сколько их погибло в той схватке? Скольких захватила полиция? Скольким удалось спастись?