Маг Данилка - Охотин Александр Анисимович. Страница 18

И вот приходим на дальний берег озера, к тому самому забору. Данилка останавливается, глядит на забор и говорит:

– Ничего себе! Это кто же такое сделать сумел?! Это знаете, сколько всего знать надо, чего даже учёные не знают!

– Скажешь тоже, – возразил Вадик. – Чтобы забор поставить, для этого мало чего надо знать, а вот как сделали, что туда попасть нельзя, непонятно.

– Ерунда, – говорит Данилка, – на самом деле попасть туда, если не знаешь, что раз плюнуть. Интересно, только, кто такое сделал?

– Это Боря сделал, – говорю. – Боря и другие учёные. Они там работают. Туда знаешь, как шабановцы рвались! Только у них ничего не вышло.

– У них и не выйдет, – говорит Данилка, – они же тупые. А у нас получится.

– Да уж, – говорю, – получится, как же… Мы уже пробовали, у нас не получилось.

– Потому что неправильно пробовали. Так ни у кого не получится. Так только пройдешь немного, и сразу же тебя назад вернёт.

– А ты откуда знаешь? – удивился Игорь.

– А чего тут знать то? По тензору кривизны пространства-времени не видно, что ли?

Я вообще обалдел, как и все, кроме Коли и Зои. Того, что сказал Данилка, никто из нас не понял, но это было очень «по-научному».

– Ну, ты даё-о-ошь! – говорит Вадик. – Я и слов-то таких не знаю. А Зоя усмехнулась и говорит:

– Данил не только слова знает. Он ещё и умеет кое-что.

– Точно, – подтвердил Коля.

– А что такого-то, – говорит Данилка. – Я ещё всего не знаю. Вот, когда выучусь, всё знать буду. Мне и Аладдин Хасанович так сказал.

– Кто – кто-о-о?! – спросил Вадик.

– Это один учитель магии из Магриба.

Ну вот, опять этот Магриб. Второй раз уже это слышу.

– Какая ещё магия? – спрашиваю. – Что это за Магриб такой.

– Обычной магии, то есть не обычной, а учитель боевой Магии. Я потом расскажу, – пообещал Овсянников. – Пошли, что ли?

– Куда, – не понял Игорь. Ну и я не понял. Тоже спрашиваю, куда идти-то. А он говорит:

– На холмы.

– Думаешь, если проход, то туда пройти удастся?

– говорит Игорь.

– Запросто, если не знаешь.

– Да? А ты попробуй.

– А чего пробовать-то? Вот, смотрите, – и Данилка… свободно прошёл туда, а потом обратно. Мы, обалдев, смотрели на это явление и не верили глазам. Бандиты с техникой туда пройти не могут, пожарные на машинах не проехали, а Овсянников взял, да и прошёл – без техники, без машин.

– Ну что, идёмте? – спрашивает.

– А мы так не можем, – говорит Вадим.

– Сможете, если со мной пойдёте. Ну? Идёмте, что ли?

И мы пошли.

* * *

Мы снова, как и прежде, гоняли по холмам, резвились, играли. Потом пришли к развалинам деревни – к тому полуразрушенному двухэтажному дому, о котором я уже рассказывал.

– Вот бы этот дом был целым, – мечтательно произнёс Игорь. – Можно было бы в нём устроить штаб.

А Вадик:

– Можно и так, в сломанном доме, штаб устроить. Так даже интереснее. Вот только попасть бы туда.

– Нет, в сломанном нельзя, – возразил Коля. – Дом может обвалиться и нас завалит брёвнами.

– Я его сейчас починю, – сказал Данилка.

– Как это? – удивился Коля.

– Просто, если не знаешь. Думаешь, я только ломать умею?

– Ну, попробуй.

И Данилка «попробовал». В общем, я такое увидел! Тако-о-ое! Мы все просто обалдели, и было от чего. Всё пришло в движение. Стены стали выпрямляться, выравниваться – сами по себе. Появились оконные рамы, а в рамах стёкла. Откуда-то сверху спустилась и встала на место крыша. Развалины на наших глазах превращались в дом. Через пять минут перед нами стоял сказочный терем с резными ставнями на окнах, с узорчатыми наличниками.

Мы во все глаза смотрели на чудо. Первым дар речи обрёл Коля. Он спросил Данилку:

– Данила, ты сам придумал, каким будет дом?

– Ничего я не придумывал, – говорит Овсянников.

– Этот дом, если не знаешь, таким раньше был, когда его построили.

– А как ты это узнал?

– Просто. Он мне рассказал.

– Кто, дом?! Как это? – не понял Коля. И мы тоже не поняли.

– Это чего? Дом живой, что ли, чтобы рассказывать? – удивился я.

– А как же? Конечно живой, раз у него есть душа.

– Душа?! У дома?! – это уже Зоя сказала.

– А как же. Любой дом, если не знаешь, имеет душу. В этом доме жили добрые люди. И построили его добрые. У домов, которые построили плохие люди, плохая аура, а у этого аура хорошая, светлая.

– Да, я теперь это чувствую, – сказала Зоя.

– И я, – признался Коля.

Кстати, я тоже что-то почувствовал. Это трудно объяснить словами, но что-то было. А Зоя говорит:

– Данил, когда ты учил нас магии, ты ничего не рассказывал о душе дома.

Я слушал их разговор и недоумевал: «Неужели это и правда – магия? То, что произошло с домом… Точно, магия. Как это по-другому объяснить? А в школе нам говорили, что такого не бывает, что всё это сказки. Обманывали, значит?»

А Данилка говорит Зое:

– Я рассказывал о квантовых полях в материях?

– Рассказывал, – отвечает Зоя.

– А душа – она и есть те самые поля. Эти поля делают каждый предмет самим собой, единственным среди одинаковых. Но настоящей душой эти поля становятся лишь тогда, когда в них остается капелька души, которую дают им люди. Когда человек что-то создаёт с удовольствием, то говорят, что он вкладывает в это душу. Вы ведь такое слышали?

– Так это же образно говорят, – сказал Коля.

– Говорят образно, но это, если не знаете, и на самом деле происходит. В каждой вещи, которую создают люди, остаётся капелька их души. Вот и в доме тоже есть такая капелька.

– И, дом всё помнит? – спрашивает Коля.

– Конечно помнит. Он помнит всех кто тут жил. Даже их мысли запомнил, даже сны. Я его расспросил, и он мне всё рассказал.

– Как это рассказал? – спрашиваю. – Я не слышал, как ты… то есть вы с домом разговаривали.

– А я мысленно разговаривал. Дом тоже. Он вообще только мысленно разговаривать умеет. У него же нет языка. Теперь в доме поселилась радость. Он зовёт нас.

Я теперь тоже это чувствовал. Я увидел, с какой любовью вырезался каждый завиток в наличниках, подгонялось бревнышко к бревнышку и вообще, сколько души было в это вложено. Здесь раньше жили люди. Тут был их очаг. И всё это безжалостно разорили бандиты.

Мы открыли дверь и вошли в сени. Там стоял мягкий полумрак. На первом этаже, в гостиной, из окна падал солнечный свет. Он освещал дощатый стол, скамью, стулья. Всё это создавало ощущение тепла и уюта. Только вот стулья были опрокинуты. Мы поставили стулья на место, навели порядок.

Видно, люди покидали этот дом в спешке и бросили много вещей. Осталась даже рамка с фотографиями на стене. В одну рамку под стекло было вставлено множество фотографий. Так часто делают в деревнях. Фотографии были и цветные и чёрно-белые, разного размера.

Рамка с фотографиями висела криво – съехала набок. Вадик поправил рамку. С фотографий смотрели на нас те, кто когда-то жил в этом доме, их родственники, которые жили ещё раньше, и те, которые, может быть, давно умерли и никогда не видели этого дома. Нам казалось, что все они смотрят на нас с тихой грустью и с благодарностью.

Теперь я по-настоящему чувствовал, что дом живой, что он нам рад. Мы шли, аккуратно ступая по полу, по ступенькам. Шли тихо, стараясь не причинить дому лишнего беспокойства. Это был теперь не просто дом, а Дом с большой буквы, как будто Дом – это его имя. И правда, раз он живой то не может он быть без имени. Было как в доброй волшебной сказке. Мы разговаривали с Домом – каждый о своём.

Мы обошли все комнаты и поднялись на чердак. В чердачное окно хорошо были видны окрестности. Сверху мы увидели почти всю деревню, вернее то, что от неё осталось. Видели старое кирпичное здание в конце деревни. Часть здания будто была отстроена заново. Я догадался, что там и работают учёные и мой брат.

Неожиданно на улице послышались голоса. Мы спустились с чердака на второй этаж и посмотрели в окно. Около дома стояли трое мужчин. Они о чём-то возбуждённо разговаривали. Мы прислушались: