Живая душа - Трутнев Лев. Страница 11

Невероятно тяжелым казался сам себе Кольша и едва держался на ногах, а когда рюкзак сполз с плеч, он едва не упал вперед – так занемели мышцы спины и ног.

Плотная еда и горячий чай из снеговой воды и вовсе начисто забрали остаток сил.

Юный охотник едва влез в спальный мешок, но еще долго шел по тихим пустым лесам, взрыхляя снег, долго ощущал лямки-удавки на плечах, холодный дух зимнего дня и острую жажду…

Кольше показалось, что он едва закрыл глаза, а отец уже толкал его в плечо:

– Вставай, пора! Разоспался, что лончак возле матки. Бок, поди, простудил левый.

– Не, я ворочался, – с трудом пошевелил языком Кольша – все сопротивлялось в нем пробуждению, предстоящей погоне за зверями.

Он стал потихоньку освобождаться от спальника, ощущая стойкий ночной холод.

– Надо успеть переход закрыть, – торопил его отец, – чтобы звери не ушли раньше нас…

Чуть-чуть посветлело небо, когда охотники, оставив у ночлега лишние вещи, тронулись в путь налегке: ружья да по десятку патронов, и всё.

Мороз жестко хватал за лицо, обжигал глотку. Только шустрый ход на лыжах согревал Кольшу.

– Сиди и сиди, – наказывал ему отец, когда они обогнули огромный лесной отъём, – как бы долго я ни блудил. Они обязательно на тебя выйдут: тут их переход. Бык сразу постарается увести Буяна в сторону – я его и достану. Выстрелы услышишь – приготовься: корова должна на перешеек двинуться. Подпусти ее поближе и бери спокойно. А как ляжет, не вставай и не выказывайся: телок не уйдет, если тебя не заметит. Бери и его, я подойду…

Кольша с некоторой тоской и тревогой слушал эти напутствия – легкая робость шевелила неустоявшийся охотничий дух, подкатывалась тонкая жалость к зверям.

– Может, теленка не брать? – Его ломкий голос дрогнул.

Отец обернулся:

– А у него без стариков шанса выжить нету: если охотники не возьмут голыми руками, так зверь какой придушит – волки или рысь. Или у тебя на этот счет особое мнение?

Кольша не нашелся что ответить и понял тщетность своей попытки подавить подступающую жалость: юный охотник уже знал, что расстаться с нею будет нелегко.

Отец исчез в сумеречном лесу, и стало до жуткого тихо. Сколько потребуется ему времени, чтобы обойти лосей и стронуть с места, Кольша не знал и даже головой тряхнул – так защемило сердце от одиночества и непонятной тоски. Он быстро нашел в патронташе пулевые патроны и зарядил ружье. Торопиться было некуда, и юный охотник медленно, сминая лыжами снег, не прямиком, а вдоль опушки двинулся к тому месту, на которое указал отец.

Небо над лесом однотонно серело. Привычные для глаза звезды на нем потухли, а леса все еще были наполнены пугающей чернотой. Трепетное безмолвие окружало Кольшу. Он знал, что до ближайшего жилья – их деревни – прямиком километров двадцать, а в других направлениях и того больше, и дух захватило от тех жгучих мыслей.

Светлой полосой открылась среди леса небольшая полянка, упиравшаяся в темные тальники. Вдоль нее стояли толстые и редкие березы, и возле одной из них Кольша остановился. Здесь же торчала из снега валежина, и он, сбросив лыжи, стал отаптывать подле нее снег, чтобы легче было двигаться, если придется стрелять.

Быстро проступали деревья в глубине леса, открывая пространство, – надвигался новый день. Но игра красок на небе никак не отражалась в лесу. Кольша присел на валежину и осмотрелся. Все вокруг стыло в какой-то нереальности, и возможная встреча с крупным зверем казалась обманчивой, а вся затея с охотой – безрадостной и ненужной. Он понимал, что отец старается для семьи, но некая досада не проходила, больше и больше беспокоила юного охотника, и он все прицеливался, топтался в мыслях вокруг да около этой охоты, не успокаиваясь…

А время шло. Несколько раз Кольша грел себя разминкой: прыгал в своей ямке-засидке, размахивал руками, но холод брал свое, и вставать с валежины с каждым разом было все труднее и труднее. Мысли текли ленивее, тревога притуплялась. Коварный сон подкрадывался к охотнику. Сквозь дрему он услышал далекие выстрелы. Глухие их хлопки будто подбросили Кольшу. Он вскочил и как бы совсем другими глазами увидел и поляну, и лес, и клочки осветленного неба…

Приготовив ружье, Кольша спрятался за толстый, неохватный ствол березы и стал вглядываться в глубину согры. Ему показалось, что где-то далеко залаял Буян, а возможно, это так и было. Скосив глаза, охотник заметил, как в темных кустах что-то сдвинулось. Острым взглядом он различил горбатую спину лося и обмер, затих от непонятного страха. Миг – и на поляну вымахнули звери. Как и предполагал отец, это была лосиха с теленком. Длинноногие сутулые звери шли прямо на Кольшу. Все мысли и чувства у него растворились в чем-то непонятном, сработал какой-то инстинкт: не то охотничий, не то самосохранения – показалось, что лоси втопчут в снег не только его, но и стылую валежину.

Медленно и ровно поднял Кольша ружье – выстрел встряхнул все его напрягшееся тело. Лосиха вздыбилась, будто накололась на что-то, и стала оседать в снег. Теленок, отпрянув в сторону, замер. Он стоял совсем близко, и уложить лопоухого было нетрудно. Кольша быстро поменял патрон в ружье, но стрелять медлил: каким-то домашним показался ему лосенок в своей глупой беспомощности, и как-то невольно охотник чуть-чуть привстал.

Увидев человека, теленок нерешительно отбежал подальше, и тут явственно послышался лай Буяна: собака спешила на выстрел. Этот лай спугнул лосенка, погнал в спасительную чащобу. В один миг зверь скрылся в ближних кустах.

Кольша, вспомнив советы отца, прислонил ружье к дереву, вынул из чехла охотничий нож и шагнул к лосихе. Буян уже подавал голос где-то за кустами. Всего пять-семь шагов успел сделать охотник к лежащему в снегу зверю, как лосиха вдруг зашевелилась и медленно встала. Какую-то секунду глядели друг на друга зверь и юный человек. Кольша поймал дикий, убивающий волю взгляд, и неуемный страх моментально развернул его обратно. Зычно вскрикнув, охотник рванулся назад, к березе. Лосиха зафыркала за спиной, и Кольша, сжавшись в ожидании удара копытом, перепрыгнул валежину. Это препятствие задержало разъяренного зверя: тяжело раненная лосиха не смогла перемахнуть через валежину с ходу. Тут и Буян яростно вцепился ей в пах. Кольша увидел, как зависла тяжелая туша над его засидкой, и схватил ружье. Всего в нескольких шагах от него качался рассвирепевший зверь, пытаясь достать безрогим лбом собаку. Охотник поднял ружье, но руки плохо его слушались: конец ствола ходил от темного бока лосихи вверх и вниз. Выстрел разметал снег возле морды зверя, но пуля прошла мимо. Кольша лихорадочно искал новый патрон, замирая от жути, и тут раз за разом прогремело два выстрела. Лосиха грузно рухнула на валежину, вдавив ее в снег и едва не задев отпрянувшую собаку.

За деревьями стоял отец.

Кольша обмяк и едва удержался на ногах.

– Смазал, что ли? – спокойно спросил отец, направляясь к нему. – Говорил же – подпускай поближе. А где телок?

Кольша махнул рукой на согру, не в силах ответить, – страх еще обнимал его.

– Добрался! – Отец пнул Буяна, облизывающего кровь с бока лосихи. – Пошли! – Он ходко задвигал лыжами вдоль следа лосенка и скоро скрылся за кустами.

Кольша все стоял, успокаиваясь, осознавая происшедшее. Взамен уходящего страха шевельнулась мысль о том, что лосенку от Буяна не уйти – зверь, а не собака. Но тревога эта начала быстро истаивать. Просветилась надежда на то, что теленок забьется в недоступные для охотника с собакой горелыши и уцелеет.

Поглядев на яркое солнце, ослепившее лес, Кольша принялся искать свой оброненный нож: добытого зверя надо было разделывать.

Наваждение

Все началось еще днем, когда Лешка, выпросив у отца ружье, бродил по лесу. По возрасту он пока не вышел в охотники, но отец потихоньку приобщал его к этому, таская за собой по угодьям. И стрелять мало-мальски научился Лешка, и различать охотничьих птиц со зверями, и плавать на раскладной лодке, и ставить сети, и еще многому, что так необходимо в охоте. К самому процессу охоты – непосредственному убийству птиц и зверюшек – Лешка не горел, но любил поездки по незнакомым местам с таинственными лесами, синими росплесками озер, речками, полями; любил их реальную близость, ночевки у костра, разговоры, ожидания, суету…