Живая душа - Трутнев Лев. Страница 27

Очнулся он от удара: мать больно толкнула его лбом, и косуленок вскочил.

Косуля напружинилась, шерсть у нее на боках нервно подрагивала. Она усиленно принюхивалась, тихо пофыркивала. Ее тревога передалась и косуленку. Он уловил непонятный запах, и тут мать, издав предупреждающий звук, кинулась в сторону. Длинноухий услышал погоню. Кто-то тяжелый, с хрипом, бежал сзади. Чуть скосив глаза, он увидел большого зверя с короткими ногами и длинным хвостом и прибавил ходу. Долго бежать изо всех сил он не мог. Незаметно и тихо Длинноухий отставал. От ужаса у него зашлось сердце. Маленький зверь вновь решил, что мать его бросает, и пронзительно запищал. Но косуля не остановилась, не уменьшила скачки.

Впереди открылась степь. На бугре косуленок увидел несколько странных существ и еще пуще испугался, а мать неслась прямо на них. Сзади, совсем близко, клацали чьи-то зубы. От усталости и дикого страха ноги у Длинноухого свело судорогой, и он упал, скользя по траве. И сразу же мать остановилась. Еще раз щелкнули зубы тяжелого зверя, и стало тихо…

– И откуда его принесло? – смахивая с лица пот, удивился дед мальчика. – Заблудший какой-то. У меня в угодьях волков не было…

– Теперь есть. – Отец мальчика воткнул вилы в стожок сена, у которого они расположились на обед, и опустился на землю. – Не мы – так от этого козленка ни рожек, ни ножек не осталось бы…

Мальчик, отходя от страха и острой жалости к загнанному погоней косуленку, все еще бледнел лицом и оглядывался то на далекий камыш, в котором с неохотой скрылся серый хищник, то на скошенную луговину с медленно уходящими по ней косулями и молчал.

– А я испугалась, – с усилием улыбнулась мать мальчика, поправляя платок. – Первый раз в жизни так близко живого волка видела…

Она и не поднималась с охапки сена. Это мужики кинулись навстречу волку с вилами, и сам мальчик, холодея от страха, сорвался следом, но отстал от взрослых. А когда добежал до них, звери уже отмахнули порядочно в разные стороны. Даже длинноухого косуленка мальчику не удалось рассмотреть как следует. Он только слышал, как косуленок хрипел и мотал головой, отчего его длинные уши трепыхались, как флажки.

– Близко подпустил, зверюга, – принимаясь за обед, все еще горел погоней отец мальчика. – Вот бы ружье!

– Оно и говорится: «знал бы, где упасть, – соломки подстелил», – живо блестел глазами и дед.

– И козленка можно было сострунить.

– Его-то зачем? – В деде заговорил егерь.

– Так, может, вырос бы во дворе.

– Жди…

– Это тот, которого мы искали, – наконец заговорил и мальчик, отходя от пережитого.

– Может, и тот, – отозвался дед, – а может, и нет. У нас каждый год две-три козули с маленькими ходят, а к зиме – ни следочка. Или откочевывают куда, или браконьеры выбивают.

– Ясное дело, – согласился отец мальчика. – Сейчас машины – звери, вруби фары и гони на газах в любую сторону. Кто уцелеет?

– Раньше, в детстве, – поддержала их разговор мать мальчика, – пойдешь, бывало, за клубникой, обязательно этих коз увидишь. А теперь вот волки…

– Жарко! – Отец мальчика утер лоб рукавом рубахи. – Пивка бы…

– А за пивком – водочки, да до дури…

И пошел разговор на другую тему, неинтересную и неприятную мальчику. Он любил отца, но когда тот нет-нет да и приходил домой, пошатываясь, мальчик, чтобы не слушать родительского скандала, убегал или во двор, или на улицу, наливаясь жгучей горестью трепетных волнений. Даже к деду в такие минуты он старался не ходить, перенося сердечную боль сам с собой.

У косуленка подгибались ноги, а до спасительных тальников было еще неблизко. Высвеченные солнцем и далеко видимые со всех сторон в бескрайнем голом пространстве, они были одиноки и беззащитны.

Задыхаясь от бессилия и широко открывая рот, Длинноухий кое-как доковылял до первых кустиков ивняка и почти рухнул на прохладную, сыроватую землю. Глаза его сразу закрылись, дрожащее от перенапряжения тело расслабилось, мягкая истома поплыла по нему, и косуленок стал погружаться в зыбкий неотвратимый сон…

Долго еще стояла подле него мать, чутко вслушиваясь в перегретую степь и принюхиваясь. Полумрак тальников настораживал косулю. Но и она, не обнаружив ничего опасного, скоро успокоилась и, отойдя на несколько шагов, легла, не переставая, однако, внимательно следить за окружающим миром.

Длинноухому снился страшный сон. На него бежали с криком странные двуногие существа, а сбоку вставала мохнатая скалящаяся морда зверя. Стук его клацающих зубов был так страшен, что косуленок проснулся.

Низко стояло солнце. По степи переливался желтый, медовый свет, тихо было и нежарко. И вдруг раздался такой оглушительный грохот, что косуленок вскочил и увидел мать, стоящую под кустом, вздрагивающую и усиленно принюхивающуюся. Он прыгнул к ней, вновь ощутив силу и упругость своих ног. Снова грохнуло где-то в середине тальников, там, куда косули ходили пить. Но мать не убегала. Она лишь тихо перемещалась вдоль опушки кустов в теневую сторону.

Косуленку не дано было знать, что это охотники пришли на их маленькое болотце и стреляют еще неосторожных, глупых уток. Несколько их стаек с тревожным хлопаньем крыльев просвистело над косулями. Маленькое сердце Длинноухого дрожало и трепыхалось от страха. Будь он один, кинулся бы в открытую степь без оглядки. Но рядом стояла мать, опытная, мудрая, она-то уже слышала этот грохот и хотя тоже пугливо вздрагивала, но не покидала густые ивняки.

В открытом пространстве, у дальней оконечности кустов, косуленок увидел какие-то блестящие неподвижные предметы и остановился. Замерла и косуля. Она уже видела автомобили на дорогах, в степи, и знала, что они опасны. С подскоком развернулась косуля и легко пошла между сонными тальниками назад. Ловко запрыгал за нею и косуленок. А грохот все рвал небо, все катился по кустам, пугая все живое, что было в них и жило.

В густой траве они остановились и снова залегли. Пить хотелось мучительно, но страх был сильнее всех желаний, и косуленок только уткнул нос в сыроватый дерн и втягивал этот сладкий запах с дурманящим удовольствием. По дрожанию дерна он ощутил и чьи-то тяжелые шаги. Кто-то грузно двигался через кусты. Слышно было, как незнакомец шумно дышит и неосторожно ломает сухие ветки тальников.

Мать-косуля только заиграла настороженно ушами и задергала влажным носом, а косуленок вскинулся и остолбенел: совсем близко от них стоял огромный мохнатый зверь с большой горбатой мордой, широкими, в зубцах, рогами, всклокоченной бородой и внимательно разглядывал Длинноухого темными выпуклыми глазами.

Косуленок затрясся от страха, но запах, исходивший от пришельца, был не страшным, более того, похожим на запах косуль, да и мать не подавала признаков тревоги. А когда мощный зверь, шумно вздохнув, пошел в сторону, Длинноухий и вовсе осмелел и сделал несколько осторожных шагов вдогонку.

Это был старый лось. Совсем недавно его отбил от самки бык-трехлеток, уронил на землю, ударил несколько раз рогами. Старик понял, что пришел его черед скитаться в одиночку. Не стало у него силы для того, чтобы держать свое стадо, а тут еще охотники появились в алапах – больших заболоченных лесах. Загрохотали выстрелы. Почти на глазах у изгнанного лося рухнул в кочкарник прошитый пулями рогач-одиночка, все лето живший по соседству. Начался отстрел – выбраковка старых быков. И пошел лось-скиталец на юг, на край лесов и степей. И тут не обрел он приюта. Косули сродни ему, но по тому, как испуганно они себя вели, лось понял, что и в этих тальниках неспокойно. А дальше лежала степь, в которой нет укрытия такому большому зверю, как лось…

Косуля тоже встала и, боднув расшалившегося Длинноухого, двинулась в глубь кустов. Наплывали сумерки, и страшный грохот прекратился. Вновь полыхнула внутренним огнем жажда, и косуленок, опережая мать, сам пошел на влажные потоки воздуха. Какие-то новые, неприятные запахи уловил он у болотца. Разве мог он знать, что это обгоревшие пыжи и стреляные гильзы изгадили вечернюю прохладу, да и дымка от выстрелов еще держалась в густых травах. И вода показалась косуленку мутной и не такой вкусной, хотя он и хотел пить как никогда…