Волшебное седло - Николеский Ванчо. Страница 1

Ванчо Николеский

Волшебное седло

Деревня Мацково

В Дебарце, у самого подножия горы Караорман, виднеется под нескончаемым буковым лесом красивая деревушка. Там растут под солнцем не только буки, но и столетние кряжистые дубы. А вдали, в бездонной голубизне неба, высится, словно гигант, величавая вершина горы. Это и есть пик Караормана.

Если глядеть на гору Караорман, сплошь покрытую густым лесом, издали, то она кажется чёрной-пречёрной. Потому-то, говорят, и назвали турки эту гору «Караорманом», что означает по-турецки «Чёрный лес».

Вот как раз среди этой буйной зелени и приютилась, будто гнездо горных орлов, деревня Мацково с её маленькими, белыми, прилипшими друг к другу домиками. Но стоит взглянуть на Мацково с другой стороны, с Ильиной горы, как она тут же напомнит этакий белеющий снежный сугроб.

Когда-то давным-давно построил здесь первым свой незатейливый домик пастух дед Мацко. Вслед за ним поселился рядом и его товарищ детства дед Ицко.

Время шло… Всё новые и новые домики вырастали рядом с прежними.

Деревушка росла и как бы набирала силы.

В память основателя селения, деда Мацко, стали все окрестные крестьяне называть деревню Мацково.

По утрам горластые петухи спешили разбудить деревню своим заливистым пением; обильная роса обмывала её серебристыми каплями, а восходящее солнце окутывало золотистыми, мягкими лучами.

Именно в этот час выводили пастухи на пастбища стада овец, белых как снег.

Дзинь-дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь-дзинь! — разносилось по ущельям и долинам. Это весело позвякивали колокольчики на шее у овец. Пастухи же прижимали к губам свои самодельные свирели, и в мелодичное позвякивание колокольчиков вплетались пёстрые пастушьи мелодии.

Годы шли… Время текло, как бурная, стремительная горная река.

На краю деревни, в маленьком низком домике, жил вместе со своей женой Танейцей [1] крестьянин Тане. Была у Тане умная серая низкорослая лошадка по кличке Дорчо.

Каждый день Трайче, сын Тане, выводил лошадку Дорчо из деревни и оставлял её преспокойно пастись на лесных, залитых солнцем полянах. Надо сказать, что Трайче и Дорчо были хорошими друзьями. Может, поэтому-то лошадка и слушалась мальчика беспрекословно, позволяла садиться на неё верхом, играть с нею и мчаться галопом по лесным дорогам.

Сам глава семейства, Тане, дважды в неделю ездил в Караорман, заготавливал там дрова и отвозил их на продажу в соседние города — в Стругу или в Охрид.

Но вот наступили трудные, тяжкие годы — годы неурожаев и войн.

Деревня как бы притихла, опустела, обеднела. Крестьяне стали уходить в город на заработки.

Как-то раз, по весне, когда в Мацково уже распустились столетние кряжистые дубы и весь Караорман оделся в свой зелёный наряд, вместе с другими крестьянами уехал в Белград на заработки и отец Трайче, Тане.

Жена и сын проводили его до околицы. Там он обнял их, поцеловал и ушёл…

Ушёл и больше не вернулся.

Началась война. Вторая мировая война. В небе замелькали железные птицы. Немецкие лётчики бомбили Белград.

Вскоре после этого мать Трайче получила из Белграда письмо. В нём сообщалось, что её муж Тане погиб во время одной из бомбардировок Белграда.

Так Трайче и Танейца остались одни. Тяжело было у них на душе. Долго, очень долго не находили они себе места от тоски, но что поделаешь? Ничего.

Стал теперь Трайче у матери единственной надеждой. Больше того: стал кормильцем и главой дома. Пришлось ему, мальчишке, ездить за дровами в Караорман, самому рубить деревья, возить на продажу в Стругу и на вырученные деньги кормить мать и себя.

Жизнь шла своим чередом…

Непредвиденное знакомство

В тот день Трайче вошёл в кладовку, взял топор, вынес оттуда седло, надел его на Дорчо и позвал:

— Мама!

— Что тебе, сынок? — отозвалась из дома мать.

— Дай-ка мне котомку с хлебом.

Мать достала из шкафчика котомку, положила в неё кусок кукурузного хлеба, несколько стручков зелёного перца, головку лука и вышла во двор.

— Держи свою котомку, сынок. Наруби дров и тут же возвращайся домой. Нигде не задерживайся.

— Хорошо, мама. А ты не забыла положить мне соли?

— Спохватился! Конечно, не положила.

— Почему? — удивился Трайче.

— Да потому, что нет у нас вот уже дня три ни щепотки соли, — рассмеялась мать.

Трайче взял в руку котомку, ловко вскочил на лошадь и погнал её к Караорману.

А мать проводила его взглядом, глубоко вздохнула и еле слышно прошептала:

— Хороший у меня сын и хозяин…

Потом ещё раз вздохнула, улыбнулась и вернулась в дом.

Тем временем солнце уже стояло высоко. В голубом до прозрачности небе чётко вырисовывался чёрный пик горы Караорман. А в вышине, над самой горой, раскинув крестом могучие крылья, плавно кружили орлы.

Трайче проехал мимо крестьянских полей и сразу же попал в буковую рощу. По обеим сторонам дороги росла буйная, сочная трава, в которой виднелись нежные фиалки и белые венчики полевой ромашки. Над зелёным густым клевером жужжали трудолюбивые пчёлы, собирая цветочную пыльцу. Сладко пахло лесной мятой.

И всюду властвовал какой-то пряный, ни с чем не сравнимый запах леса, напоённого солнцем и тишиной.

На самой верхушке огромного бука сидел лесной голубь и надоедливо ворковал: «Гур-гу-гур! Гур-гу-гур!»

Высоко в небе пел жаворонок. Трайче остановил свою лошадку, закинул вверх голову и, прикрыв ладонью глаза от солнца, принялся разыскивать в бездонно-голубом небе поющего жаворонка. Наконец он отыскал его — чёрную, едва заметную точку.

— Ну и высоко же ты забрался! — удивился Трайче.

Он вдохнул всей грудью горный живительный воздух, тронул поводья и двинулся дальше, распевая на весь лес весёлую незатейливую песенку:

Добравшись до Веляновой поляны, Трайче ласково прикрикнул:

— Стой, Дорчо! Стой!

Дорчо послушно остановился. Трайче соскочил с лошади, забросил котомку за плечо и, оставив Дорчо пастись на зелёной лесной поляне, двинулся в буковую рощу.

В роще отыскал он здоровенное, поваленное ветром сухое дерево, снял с плеча котомку, положил её рядом на землю, поплевал на руки и принялся обрубать сучья.

Не успел он уложить их как следует, как заметил среди развесистых могучих буков двух молодых парней.