Звезды светят на потолке - Тидель Юханна. Страница 3
— Ну вот! — говорит мама, натянув на себя пижаму с Бетти Буп на груди.
Она забирается в кровать и укрывается теплым одеялом. Йенна ложится у мамы под боком и смотрит телевизор, а мама тем временем перебирает ее волосы, и Йенна засыпает.
Глава 3
В Херрелундской средней школе каждый нормальный человек должен блюсти закон. Точнее, четыре закона:
Пей пиво по выходным (или хотя бы сидр).
Имей большую грудь (если ты девчонка, конечно).
Не учи уроки.
Кури на каждой перемене (или хотя бы через перемену).
Йенна и Сюсанна, получается, не очень нормальные. Они не пьют, груди у них вовсе не большие (особенно у Йенны), а еще они учат уроки и никогда не пробовали курить. Йенна сигарет даже в руках не держала.
— Ты б хотела попробовать? — спрашивает она Сюсанну.
Они сидят на изрезанной и исписанной скамейке на школьном дворе. Сюсанна испуганно поднимает голову от учебника английского.
— С ума сошла? — говорит она, поправляя очки на переносице. — А ты что, хочешь?
— Нет-нет. Просто спросила.
— Курят только идиоты. Вроде моего папы.
— Нормальный у тебя папа.
— Но курит.
— Но он же нормальный!
Йенна бросает взгляд на кусты, за которыми прячутся Курильщики. Уллис, как всегда, тоже там, в обнимку со своим Хенке. Лучшая подружка, соратница и последовательница Уллис — Карро — стоит рядом. Кажется, она только что сказала что-то ужасно смешное: друзья Хенке ржут как ненормальные. «Гы-гы-гы» и «го-го-го». Еще за кустами тусуются Анна X., Анна К. и Лиселотта, которая вечно жует жвачку. Они не такие крутые, как Уллис и Карро, и это знают все. Но они стараются. Берут на затяжку то у Уллис, то у Карро. А если Уллис совсем добрая, то она велит Хенке достать еще одну сигарету для этих троих, которые пищат: «Блин, клево! Блин, классно, спасибо!» — и клянутся в следующий раз принести свои. А Уллис, такая: «Да ладно, девки, я угощаю».
— Идешь завтра на конюшню? — спрашивает Сюсанна.
— Я же бросила, — отвечает Йенна и видит, что к кустам направляется Сакке.
Уллис здоровается и обнимает его.
— Может, ты передумала, — нудит Сюсанна. — Ну, одумалась, вроде как.
— Нет, — отрезает Йенна, не сводя взгляда с Сакке. — И вообще, мне надо с мамой к бабушке и дедушке.
— Отстой.
— Угу.
Йенна вздрагивает от визга Карро:
— Бли-и-ин, какой он кле-е-евый! — пищит она снова и снова.
Она прыгает на месте и машет какой-то фотографией перед носом Хенке. Тот отпустил Уллис и стоит, набычившись.
— Что, конкурент у тебя, Хенке? — дразнит Карро.
— Кончай, Карро, больная, что ли? — отвечает тот.
— Что за базар, Хенке? Это моя подруга, между прочим! — шипит Уллис.
Хенке отступает назад.
— Ну, извиняюсь, — бормочет он.
— Ой-ой, обиделся, — Уллис бросает многозначительные взгляды на девчонок в кустах, а парни ухмыляются и тычут друг друга в бок, хлопают по плечам, делают «дай пять». Уллис что-то шепчет Сакке, тот смеется. Красивые белые зубы. Хенке что-то бормочет, Йенне не слышно.
— Блин, ну и дебилы, — говорит Йенна, но не очень громко — они все-таки недалеко.
— Она что, опять показывает фотографии с Кипра? — говорит Сюсанна, не отрываясь от словаря.
— Да, — отвечает Йенна. Как же они ей надоели.
Как же ей надоела эта пачка снимков с Айя-Напы: Уллис ездила туда со своей сестрой Лолой, которая живет в Лондоне. Эти фотографии Уллис хранит в своем шкафчике с позапрошлого века, они ходили по рукам на ста миллионах уроков, над ними хихикал весь класс на ста миллионах перемен.
На них сто миллионов Уллис!
Уллис в тесном бикини в прибрежном кафе. Уллис на роликах посреди уличного движения. Уллис перед дискотекой в компании парней («Это Чарли, ну, он англичанин, это Марио из Испании, а это Тим и Томек из Германии, а этот… кажется, Джон… или Дон… блин, не помню, я так напилась!»). Уллис ест мороженое, слизывает шоколадный соус. Уллис и продавец фруктов с огромной дыней-мутантом в руках. Уллис покупает на рынке браслет. Уллис на пляже без лифчика: именно эту фотографию — Фотографию! — парни из класса хотели скопировать и повесить на доску объявлений в одном кабинете.
«Нет уж, спасибо», — сказала тогда их классная, Бритта.
«Нет, только не это!» — хотела крикнуть Йенна.
Но не крикнула. Она так не умеет. Йенна из тех, кто, как говорится, тише воды, ниже травы.
И это всем известно.
Глава 4
Бэ-Дэ (так Йенна зовет бабушку и дедушку) живут в настоящей дыре, где есть только отделение банка, киоск и толпа бабок, которые здороваются с каждым встречным. Ехать туда двадцать минут на автобусе.
Но Йенна с мамой больше не ездят туда на автобусе. Они вызывают социальное такси.
Йенна ненавидит ездить на соцтакси, но она знает, как трудно маме забираться в автобус, а потом из него вылезать, а если еще и с пересадкой… Особенно трудно приходится, когда у мамы больные дни и ей приходится брать костыли. В самом начале она и сама не любила соцтакси, но ко всему можно привыкнуть.
Особенно если нет выбора.
Едва высунувшись из автомобиля, Йенна попадает в объятья бабушки, благоухающей кокосом.
— Добро пожаловать, дорогие мои! — квохчет бабушка, обнимая Йенну с мамой. — Ой, перемажу ведь вас маслом от загара!
— Ну, от этого не умирают, — со смехом отвечает мама.
— Надо, надо себя беречь! — восклицает бабушка и трясет рыжими кудрями, седыми у корней.
Она говорит об озоновых дырах и парниковом эффекте и о том, как же все меняется, и — «ох, надо же, как жарко, а уже ведь сентябрь, и ах, как же хорошо, что вы приехали!»
Бабушка распахивает дверь в дом и вопит так, что Йенна боится, как бы чистое, без единого пятнышка зеркало не разлетелось на куски:
— А-а-альби-и-ин! Они прие-е-ехали!
В гостиной раздается скрип и треск: дуэт шестидесятитрехлетнего деда и кожаного дивана.
— Ох-хо, добро пожаловать! — дед треплет по щеке сначала Йенну, потом маму. — Красотки мои! И как у вас дела? Хорошо ли добрались?
Дедушка отмечает, что мама без костылей, та отвечает торжествующей улыбкой. Дед склоняется к маме и шепотом спрашивает о следующем курсе лечения, и Йенна протискивается мимо его толстого пуза и спешит на кухню.
А на кухне все идеально, как всегда.
На полу — ни пылинки, на столе — ничего лишнего (все ненужные и нужные вещи — на полках), никаких забытых пакетов с мусором в прихожей. Бахрома на ковре приглажена. Посуду ополаскивают под краном так, что в посудомоечную машину она попадает уже почти чистой — и, конечно, аккуратными рядами.
Добро пожаловать к Бэ-Дэ!
— Пора пить кофе! — зовет бабушка маму и деда, которые, по ее мнению, слишком долго шушукаются в прихожей.
И все садятся за стол, хвалят потрясающей красоты сливочный узор, которым бабушка украсила торт, и пьют, пьют кофе до скончания века.
— Как школа, Йенна? — спрашивает бабушка, вдоволь наговорившись с мамой о карнизах для штор.
Бабушка всегда спрашивает про школу. И всегда хочет слышать один ответ: все хорошо! Поэтому Йенна и отвечает:
— Все хорошо.
— Ты умница, Йенна-Пенна, — говорит дедушка, отправляя в рот здоровенный кусок торта.
— Это точно! — поддакивает бабушка. — И маме ты, наверное, помогаешь? Заботишься о ней?
Бабушкины слова повисают в воздухе. За столом воцаряется тишина, только бой часов доносится из гостиной: бом-бом, бом-бом. Йенна представляет себе молоток, который стучит по бабушкиной голове.
Бабушка всегда нервничает, когда повисает такая тишина. Вот она уже теребит свои золотые браслеты, которые ей подарили на день рождения.
— Конечно, помогает, — произносит, наконец, мама и гладит Йенну по коленке. — И заботится.
Бабушка быстро кивает — да-да, помогает, да-да, заботится — и принимается рассказывать про соседку Гун, которая купила новую машину, и про Карлссонов, которые скоро переедут, и про дочку Лассе в Свэнгене, у которой скоро родится ребенок. Дедушка поддакивает, мама кивает. Положение спасено — они говорят о чужих проблемах вместо своих собственных.