Мятный поросенок - Бодэн Нина. Страница 11

   - Если мистер Роуленд считал это мелочью, то он сам растил дубину на свою спину, и нет у меня к нему сочувствия, - отвечала тетя Сара. - Воровать всегда дурно, даже если это конфетка или бумажка от конфетки, и любой ребенок, как он ни мал, способен это понять. Учи на мелочи, а когда дойдет до серьезного, то уже судить пора! Надеюсь, ты со мной согласна, Эмили?

   - Да, да, Сара, конечно.

   Голос у мамы звучал довольно смиренно, но, когда она, обойдя ширму, заглянула в духовку, на губах ее была улыбка и глаза смеялись. Она по­стукала хлеб костяшками пальцев, чтобы удостовериться, что он готов. Булки отзывались звучно, а один из хлебов выполз из своей жестяной формы и запекся по краям.

   - Мама, можно мне эти корочки - с маслом?

   Тетя Сара сказала:

   - Горячий хлеб вреден для пищеварения. Особенно детям.

    Мама мигнула Полл, протянула ей теплое полотенце. Полл вылезла из ванны, мама ее вытерла, надела ей через голову ночную рубашку, а плечи закутала старой шалью. Потом она сложила ширму, а тетя Сара помогла ей вынести ванну и вылить воду в раковину.

   Тетя Сара промолвила:

   - Но я все равно рада, что мистер Роуленд приехал. Это свидетельст­вует о его уважении к Джеймсу.

   Мама поставила ванну на пол и принялась ее вытирать.

   - Да, но это не единственная причина, почему он приезжал. - Ма­ма распрямилась, лицо ее заметно покраснело. - Еще он спрашивал меня, не нуждаюсь ли я в деньгах. Я, конечно, ответила, что не нуж­даюсь.

   Тетя Сара молчала несколько минут. Мама продолжала полировать неглубокую ванну с внутренней стороны, а тетя Сара одевалась, чтобы уйти. Натянув перчатки, она проговорила наконец - быстро и на одном дыхании, будто чувствовала, что следует сказать правду сразу, а не тя­нуть:

   - Ну, разумеется, нет ни малейшего резона принимать его помощь.

   - Да, но тебе-то, Сара, нелегко - расплачиваться за мою гордость.

   Мама вернулась в кухню, поглядела на тетю Сару, а тетя Сара улыбну­лась ей - и не той обычной улыбкой человека, привыкшего нести свой крест и свой долг. Нет, это была открытая улыбка, от которой она сразу помолодела и похорошела.

   - Вот уж чепуха, Эмили, моя дорогая! - сказала она и поцеловала маму в щеку.

   Когда она ушла, Полл спросила:

   - А почему тетя Сара замуж не вышла?

   - Потому что умная очень.

   - Нет, по правде? Только не говори со мной, как с глупенькой.

   Мама отломила хлебную корку, запекшуюся поверх жестяной формы, намазала маслом и дала Полл.

   - А это и есть правда, пожалуй. Женщины нечасто бывают такие раз­умные, как Сара, притом всерьез и надолго. А уж мужчины и того реже. А если бы и нашелся один такой, он бы, скорей всего, ее испугался. Но кабы в этом все дело! Когда она только-только поступила учительницей, бабушку Гринграсс паралич разбил, и тете Саре пришлось и в школе часы отдавать, и за матерью ухаживать. А это, доложу ятебе, р а б о т а! Круп­ная была женщина миссис Гринграсс, ростом под шесть футов и поперек себя почти столько же. И голос как труба. Правила всем домом, не выле­зая из постели. На том конце улицы слышно было, как она отдает прика­зы. А исполнять их приходилось Саре, да и весь дом на ней, младшим еще надо было школу кончать - тоже ее трудами. Так что куда уж там замуж, они бы все пропали без ее заработка, никто больше ничего не получал. Правда, Гарриет давала уроки, но сколько она приносила - воробья не прокормишь. Притом, обрати внимание, Сара вовсе не жаловалась. Она говорила, что это ее долг и ее радость - заботиться о своей матери, кото­рая действительно немало потрудилась на своем веку. Старуха Гринграсс долгое время работала главным кондитером в здешней пекарне, а значит, в какой-то мере надсмотрщиком над другими пекарями, но она и себя не щадила. Трудно жила и трудно помирала - так про нее говорили.

   - А сколько тебе было лет, когда ей палец отрубили?

   - О, я была еще маленькая, но слышала про это, конечно. А когда она умерла, этот ее палец, можно сказать, втянул меня в хорошенькую неприятность. Неужели я никогда не рассказывала?

   Полл покачала головой, а мама глянула на нее и села напротив, по дру­гую сторону плиты.

   - Так, так, припоминаю. Саре было тогда лет двадцать шесть, а мне, стало быть, двенадцать - достаточно взрослая, между прочим, чтобы соображать, что к чему. Моя мама пошла помочь Саре: когда в доме покой­ник, всегда уйма работы. Я тоже пришла туда после школы, а они уже си­дят в гостиной, пьют чай. Увидев, что путь свободен, я - по лестнице и на­верх. Дело в том, что я ни разу как следует не разглядела этот ее палец­ - случая не было, а уж теперь, думаю, последняя возможность! Однако я ведь и покойников никогда до того не видывала. Словом, я сдернула с нее покров - ну и получила больше, чем мне бы хотелось. Нет, лицо у нее было совсем не страшное, но когда я к ней притронулась, она оказа­лась холодной и твердой, как доска, и я так испугалась! И со всех ног вниз, в сад, да так и оставила ее непокрытой. В саду я просидела до темноты, а потом вошла в дом как ни в чем не бывало. Мама уже ушла, не знаю ку­да, а Сара сидела в кухне и что-то шила. Она меня и спрашивает: «Эми­ли, ты была наверху?» Я отвечаю: «Нет». Тогда она еще раз: «Ты в этом уверена? Вполне?» А когда я ответила, что да, уверена, она только гля­нула на меня в упор и снова за шитье. Ну, думаю, надо улизнуть поти­хоньку. Но только я направилась к двери, она мне и говорит: «Будь так добра, Эмили, принеси мне мой наперсток серебряный. Я его наверху оставила, на сундуке, в передней комнате». То есть как раз там, где миссис Гринграсс лежала мертвая. А между прочим, уже совсем стемнело, и я ду­мала, что помру со страху, но Сара с этим не посчиталась. И что же, пошла я наверх, туда...

   Полл почувствовала, что у нее мороз по коже.

   - Но это же было подло с ее стороны!

   - Не думаю. Если б я только сказала ей правду, она бы меня тут же отпустила, но я упорствовала в моей лжи и, значит, должна быть наказана. Ты же знаешь свою тетю Сару! Она сама скорей умрет, чем сделает что­-либо нехорошее, но и от других ожидает того же. Конечно, жить по ее меркам нелегко, да еще когда она рядом. Но мы уж постараемся, верно?­ - Мама сурово поглядела на Полл. - Почему ты затеяла эту драку?

   Полл была захвачена врасплох: она думала, что это дело уже забыто.

   - А что тебе сказала тетя Сара?

   - Сказала, что ты с кем-то сцепилась, но что тебя довели.

   - Они так издевались над Тео! - Полл снова загорелась гневом.­ - Этот Ной Багг! Он обозвал Тео гномиком. (Мама вздохнула.) Как ты ду­маешь, Тео подрастет когда-нибудь? Он от этого такой несчастный!

    Мама сказала:

   - Ну а если это будет единственным несчастьем в его жизни, то, счи­тай, ему повезло.

   Мама нередко отпускала такие суровые замечания, и, хотя ничего осо­бенного она в виду не имела, Полл все равно чего-то испугалась. Может быть, она подумала про маленькую девчонку, которую послали куда-то на­верх, где лежала в темноте мертвая старуха. А может, в кухне стало тем­но, и, когда мама поднялась, чтобы зажечь керосиновую лампу, Полл по­казалось, будто мир вокруг нее полон неведомых опасностей, бесформен­ных, но грозных, как эти тени по углам...

ГЛАВА 4

   Прошла неделя, и на Тео свалилась не­приятность покрупнее, чем та, которую пришлось вытерпеть от Ноя Багга. Тетя Сара связала ему шерстяной жи­лет, розовый, и Тео должен был надеть его в школу. Вещь из толстой мягкой шерсти, хорошенький такой, кружевной вязки.

   Мама сказала:

   - Сара, наверное, сидела над ним ночи напролет, как это мило с ее стороны! Она обещала, что второй такой же будет готов к тому времеии, когда этот потребует стирки. - Она глянула на отчаянную гримасу сына и добавила, уговаривая: - Твоя тетя Сара беспокоится, как бы ты не под­хватил простуду, погода вон какая холодная, промозглая!