Тропа к Чехову - Громов Михаил Петрович. Страница 31

Чехов и его жена были людьми особенными, единственными в своем роде, людьми редкой и прекрасной судьбы. Дело не только в их одаренности, в том месте, какое им обоим – ему и ей – суждено было занять в истории русского искусства. Тут важна приверженность к своему делу, определявшая и характеры этих людей, и образ их жизни: у Чехова – затворничество писательского труда, у Книппер – сцена, репетиции, спектакли, кулисы.

И Чехов, конечно, хорошо видел эти различия, когда задолго до венчания отклонял всякое выяснение отношений: «…с серьезными лицами, с серьезными последствиями… Если мы теперь не вместе, то виноваты в этом не я и не ты, а бес, вложивший в меня бацилл, а в тебя любовь к искусству» (27 сент. 1900 г.).

Поэтому такое странное впечатление производят запоздалые упреки современных театроведов и литературоведов (зачем О. Л. не оставила сцену) и целые страницы, обеляющие ее. Приходится, помимо всего прочего, помнить о том, что Чехов в эту пору был уже неизлечимо болен и знал об этом так же хорошо, как и о том, что болезнь его небезопасна для окружающих.

Большая актриса может сыграть роль сиделки в какой-нибудь драме, и сыграет эту роль, вероятно, прекрасно. Но едва ли она, эта актриса, с ее привычкой к костюму и гриму, к условной сценической жизни и смерти, способна быть сиделкой на протяжении многих месяцев, может быть, лет, и не на сцене, без всякого зрительного зала. И будто бы Чехов, лучше других понимавший различие между обыденной жизнью и поэтической жизнью на сцене, мог согласиться на это и позволить своей жене бросить театр…

24 января 1903 года Чехов писал ей о молодости, которая пройдет через два-три года («если только ее можно еще назвать молодостью»), о том, что надо торопиться, чтобы вышло что-нибудь; слова в этом письме – «нам с тобой осталось немного пожить» – оказались вещими, потому что жить Чехову оставалось в самом деле немного.

Ковалевский Максим Максимович

(1851–1916)

Профессор Московского университета, юрист, социолог, историк. В 1887 году был отстранен от преподавания и уволен из университета за вольнодумство. Жил во Франции; в 1901 году основал в Париже Высшую русскую школу социальных наук. С Чеховым познакомился в Ницце в 1897 году, оставил содержательные воспоминания «Об А. П. Чехове», где приведено следующее признание писателя, вынужденного жить то за границей, то в Крыму: «Прежде я окружен был людьми, вся жизнь которых протекала на моих глазах; я знал крестьян, знал школьных учителей и земских медиков. Если я когда-нибудь напишу рассказ про сельского учителя, самого несчастного человека во всей империи, то на основании знакомства с жизнью многих десятков их» (Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 362).

Комиссаржевская Вера Федоровна

(1864–1910)

Знаменитая актриса, начинавшая свой творческий путь в провинциальных драматических театрах; играла на сцене столичного Александринского театра, где в 1896 году выступила в роли Нины Заречной на премьере «Чайки». В 1904 году организовала в Петербурге собственный драматический театр.

Пьесы Чехова очень любила и могла играть в них самые разнохарактерные роли (Саша в «Иванове», Наталья Степановна в водевиле «Предложение», Соня в «Дяде Ване»).

С Чеховым Комиссаржевская познакомилась в октябре 1896 года в Петербурге, на репетиции «Чайки»: «В зале не было публики, но был Чехов; она играла для него одного и привела его в восторг, – вспоминал И. Н. Потапенко. – Было что-то торжественное и праздничное в этой репетиции, которая, несомненно, была чудом» (Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 341). Своеобразным «чудом» был, впрочем, и неудачный спектакль 17 октября, запомнившийся как «провал «Чайки», хотя правильнее было бы говорить не о провале, а о недоразумении. Пьеса на афише называлась комедией, шла она в бенефис Е. И. Левкеевой, исполнявшей на Александринской сцене роли комических старух (она играла в водевиле, который ставился в честь ее театрального 25-летия и шел после «Чайки»); публика пришла отдохнуть и посмеяться, в то время как смеяться было нечему: чеховские комедии не смешны. Тогда и поднялся шум, породивший самые разноречивые слухи и толки в печати (заметку критика С. В. Танеева в очередной книжке «Театрала», например, см. в кн.: Чехов в воспоминаниях современников. С. 650).

Уже на следующем представлении «Чайке» сопутствовал «успех полный, единодушный, какой должен был быть и не мог не быть!». Вот как писала Комиссаржевская Чехову 21 октября 1896 года: «Как мне хочется сейчас Вас видеть, а еще больше хочется, чтобы Вы были здесь, слышали этот единодушный крик: «Автора!» Ваша, нет, наша «Чайка», т. к. я срослась с ней душой навек, жива, страдает и верует так горячо, что многих уверовать заставит. «Думайте же о своем призвании и не бойтесь жизни!»

В образе Нины Заречной Комиссаржевская нашла и воплотила себя – «своеобразный, редкий по сочетаниям комок нервов, дарования, огня, человеческих слабостей и поэтических капризов – этот психологический излом ее души, которым объясняется так много в ее внешней сценической карьере и все – в ее игре, в ее сценическом таланте» (Театр и искусство. 1910. № 7. С. 158).

Комиссаржевская оставила яркий след в истории русского театра: «…Я жила душою Чайки… Чайка моя любимая. Быть Чайкой – мне радость» (Статьи и воспоминания памяти В. Ф. Комиссаржевской. СПб., 1911. С. 95).

Кондаков Никодим Павлович

(1844–1925)

Академик, историк византийского искусства и археолог. В конце 1890-х годов переехал в Ялту, где и познакомился с Чеховым. Пробовал свои силы в литературе. «Читаю на ночь исключительно Ваши рассказы и настолько настроился в Вашем духе и стиле, что хочу тоже написать два-три рассказа с Вашими персонажами. Позволяете? Было бы, конечно, умнее написать прямо пьесу… Пока… присматриваемся к новым пьесам» (январь 1904 г.). О постановке «Вишневого сада» писал: «Считаю своим «священным долгом» принести Вашему драматическому превосходительству поздравления. Мы-то, говорят, здесь в Петербурге Вашей пьесы не увидим, потому что Ваш театр не может простить холодного равнодушия ко «Дну» Горького. Очень жаль, конечно, а все-таки это самое «Дно» – совершенная дрянь. Уж было бы лучше прямо возвратиться к пьесам Кукольника и Полевого» (Чехов А. П. Письма. Т. 12. С. 266–267).

Кони Анатолий Федорович

(1844–1927)

Юрист, писатель и общественный деятель; почетный член Российской Академии наук. По возвращении Чехова из путешествия на Сахалин обсуждал с ним положение каторжников. Эпизоды, сообщенные в письмах к А. Ф. Кони, были развиты в книге «Остров Сахалин». 26 января 1891 года Чехов писал: «Мое короткое сахалинское прошлое представляется мне таким громадным, что когда я хочу говорить о нем, то не знаю, с чего начать…»

Коробов Николай Иванович

(1860–1919)

Сверстник и сокурсник Чехова; в студенческие годы жил у Чеховых. «Приехал какой-то человек из Вятки и привез с собою нежного, как девушка, сына. Откуда-то он узнал, что мы – порядочные люди, и вот решился просить мою мать взять в нахлебники его сына, тоже приехавшего поступать в Университет. Это были очень богатые люди» (Чехов М. П. Вокруг Чехова. С. 88). Впоследствии Н. И. Коробов стал лейб-медиком императорского двора. Ему была посвящена повесть «Цветы запоздалые» (1882).

Коровин Константин Алексеевич

(1861–1939)

Известный художник. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества вместе с Н. П. Чеховым; оставил воспоминания «Из моих встреч с Чеховым», где рассказывал о встречах начала 1880-х годов и весны 1904 года в Ялте (Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 31–33). Еще при жизни Чехова написал несколько этюдов, на которых виден чеховский домик в Гурзуфе.