Место силы - Колпакова Ольга Валерьевна. Страница 10

— Дим, а правда, суслики красивые? Почти как твои лошади, да? — спросил Лёха. — Может, я посижу, на суслика посмотрю…

Лёха опасается животных размером больше нашего Очкарика. Но мне хочется, чтобы он хотя бы погладил лошадь. Нужно просто потрогать лошадь, чтобы понять… Не знаю, что понять. Я сначала тоже не мог переварить: как это, сесть верхом на живое существо. А потом родился Лёха, стал на мне кататься, и мне было радостно, когда он обнимал меня за шею. Я казался себе очень сильным, и мне хотелось Лёху защищать, хотя иногда он может достать. А вот лошадь никогда не надоест. Может, потому что они больше слушают и мало говорят. Когда я пришёл в «Подкову» и обнял за шею лошадь, мне показалось, что ей тоже радостно. Я не видел никого красивее лошадей. Мне кажется, что не человек приручил коня, а наоборот.

Увы, ни башкир, ни казаков со своими конями на поляне не было.

— Они в погоню ушли, — объяснил нам сосед по туристскому стойбищу. — Мужик какой-то у них лошадь угнал. Вроде на цыгана похож.

Что за день такой?— Ладно, — сказал я брату, скрипнув зубами, — пошли тогда на твоего суслика смотреть, а потом сразу купаться.

Синяя записная книжка. Дина об экскурсиях и кувшинках

С экскурсиями получилось так: с утра Димон с Лёшей — в музей древних производств, мы с папой — на городище. Потом меняемся. По — другому мест уже не оставалось.

Городище — это место, где стоял город Аркаим. Там совсем ничего нет. Только холмики на местах стен. Археологи раскопали полгорода, а потом опять закопали. Потому что строили его из дерева, глины, песка и соломы. И если не закапывать, то он быстро разрушится. А вторую половину даже раскапывать не стали. Считается, что это дело нужно оставить потомкам. Потомки, может, изобретут какой-нибудь новый способ раскопок, когда можно будет больше узнать, чем сейчас. Но археологи шутят: если только электронную лопату могут изобрести. Мужики с пивом психанули, что их два с половиной километра вели по жаре, а тут ничего нет, повернулись и обратно пошли. Дедок из какого-то московского института (по очкам определила… шутка, у него бейджик был. Он на конференцию приехал) не ушёл, но тоже ворчал: ну что за масштабы, это же даже не город, это же так, круги на земле. Хотят просто денег выбить из государства. А что здесь охранять? Что здесь оберегать? Землю, что ли?

Ныл он возле папы, пытаясь сделать из него единомышленника. Папа, хотя и был после вчерашней глубокой очистительной процедуры, выглядел молодцом. И папа удивился, что кто-то, кроме него, всем в этой жизни недоволен, и повёл себя нестандартно, а может, и напротив, в связи с кризисом, так болезненно среагировал на слова «деньги» и «государство»:

—  А вы, простите, Землю оберегать не согласны, значит? — спросил он.

—  Когда многие научные институты страдают от сокращения бюджета, это совсем не целесообразное вложение, — объяснил ситуацию учёный.

—  Вас, значит, оберегать, а Землю нет? — отчего-то завёлся папа.

Учёный отошёл от папы подальше. К даме с длинными светлыми волосами, которая выглядела более миролюбиво.

Мне было интересно. Экскурсовод и археолог Наташа, поджаренная за несколько дней работы в степи до ярко — красного цвета, рассказывала так красочно, словно сама жила пять тысяч лет назад в этом протогороде — зародыше города, как она назвала Аркаим. Я не буду всё это записывать, потому что папа купил толстую книжку: там наверняка это есть. Ни про какое волшебство она не говорила. Когда кто-то спросил, откуда на горах лабиринты из камней, ответила, что это выложили туристы. Вернее, сначала дети археологов, которых приходилось с собой брать, каникулы ведь, наложили маленьких камушков. А потом приехали «посвящённые», решили, что это древний лабиринт, достроили большими камнями и детям запретили там играть. Так из детских игрушек вырастают взрослые игры.

— Развели тут сектантов! — опять высказал свое мнение столичный гость. — На сопке сегодня утром женщины бегали голые!

— Это же прекрасно! — улыбнулась ему белокурая соседка. — Моя знакомая забеременеть не могла много лет. А съездила в прошлом году сюда и родила. Вы бы лучше не ругались, а изучили это явление и внедрили в медицинскую практику. Смотришь, и демографический вопрос не стоял бы так остро. Это я вам как мать пятерых детей говорю.

Туристы поддержали женщину. А учёного не поддержали. Наташа сохраняла нейтралитет.

— У самого, наверное, жены нет, детей нет, вот и не нравится ему, что люди голыми ходят.

— Не нравится — не смотри!

— Да, что подглядывал-то??— Землю он не желает сохранять!

— Аркаим ему наш маловат! А ты сам-то что для планеты сделал, а? — Повернулся папа к учёному. — Ты думал, человека в Москве изобрели, а здесь медведи по улицам ходят? А здесь, нате вам, сложнейшее поселение эпохи бронзы! Как фамилия?

Дедок не стал ждать, когда дело дойдет до его фамилии и, крикнув, что будет бороться, рысью побежал к домикам.

— Много здесь таких… — сказала Наташа, — недовольных, что этот город нашли. Они страшнее всех голых вместе взятых.

— Потому что все голые здесь — с любовью. Археологи и голые к этому месту с любовью, а он — с завистью, — объяснила блондинка-мать пятерых детей. — Бороться — это неправильно. Это Дарвин придумал борьбу за выживание. А природа придумала гармонию. Это я вам как биолог говорю. Утро и вечер одинаково прекрасны.

— Вы только ленты к веточкам не?привязывайте, — прощаясь с группой, попросила Наташа. — Берёзы сохнут от этого. Задушили их совсем. У нас недалеко от музея «Природы и человека» есть руки. Это как раз для ленточек.

— Нельзя?привязывать любовь, — опять дополнила Наташу биолог — мать — пятерых и так далее, — нельзя вернуться к старой Любви. Любовь — это река. Люди, учитесь плавать! Это я вам как разумный человек говорю.

В этом месте я поняла, что хочу купаться. Любовь — это река! Любовь — это река!

Артур бездельничал возле столика с надписью «Стол находок». Рядом с несколькими потерянными туристами шлёпками, лифчиками, фонариком и флейтой стояли две красивые таблички: «Потеряли себя? Поможем найти» и «Ищите смысл жизни? Тоже к нам».

Пока я бегала за купальником, Артур перенёс столик к добытчику плазмы из астрала.

Караганка — неширокая, но чистая и глубокая река. Артур сказал, что она течёт по тектоническому разлому. Поэтому местами глубже 20 метров.

— Я думаю сменить имя, — сказала я Артуру. — У меня из-за него всякие несчастья.

— Какие несчастья? — спросил Артур.

— Ну, я не совсем так живу, как хотелось бы, — так вот, с ходу, я не смогла назвать ни одного настоящего несчастья. Не рассказывать же ему про неудачное удаление волос и угри.

— Став Ниной или?— Мариной, начнёшь по-другому жить? — усмехнулся Артур. — Я вот делаю всё, что мне интересно. А ты чем увлекаешься?

Хорошо, что мы уже пришли… Я, конечно, натренированная в дискуссиях с Димоном, но, всё равно, боюсь выглядеть глупее, чем есть на самом деле. И я, конечно, не призналась бы, что увлекаюсь в данный момент поисками пути к славе и… им.

Куда мы попали! Артуру пришлось меня пихнуть, чтобы я вышла из ступора. Здесь росли кувшинки. Настоящие. Я первый раз видела кувшинки. Они были совсем как в моей утренней дрёме.

Дальше писать совершенно невозможно, потому что под такой шум о кувшинках не пишут! Папа около часа скакал на вороной длинногривой лошади. Его уже с дельтаплана разыскивать начали. Говорит, лошадь сама выбрала направление, три раза обежала вокруг какой-то горы и только потом решила вернуться назад, и что они на него все накинулись, пусть у лошади спрашивают, зачем ей вздумалось бежать так далеко.

— Я видел! Он лошади говорил, чтобы быстро скакала! — кричал башкир и требовал заплатить за скачки, потому что лошадь устала и следующего туриста возить не захочет.