Самая высокая лестница (сборник) - Яковлев Юрий Яковлевич. Страница 14

Я ехал домой в пригородном автобусе, и пассажиры посмеивались над чудаком, который везёт из города ёлку. А я прижимал её к себе, чтобы она не задела веткой кого-нибудь по лицу, и дышал горьковатым запахом оттаявшей хвои. И ко мне возвращалось время моей юности, когда я мечтал стать поэтом, писал стихи… И перед моими глазами снова возник замёрзший продавец ёлок Володя Ткаченко. И, как бывает, когда взлетевшая ракета на мгновенье осветит ночную землю со всеми её тайнами, ясно понял, что Володька не хотел признаваться из-за меня. Потому что тоже не нашёл моего имени на корешках книг. И вместо поэта встретил строителя, загородника. Он своим неузнаванием прикрыл меня, как на фронте мы прикрывали друг друга.

Мне захотелось остановить автобус. Броситься обратно на ёлочный базар, где стоит мой фронтовой друг один среди чахлых ёлок, сказать ему:

— Володька, у меня всё в порядке! Мне нравится моя работа и жизнь! Поэтом мечтает стать каждый второй парень, но так много поэтов не нужно людям. А строителей нужно много, и «купцов» тоже. А собак я люблю не меньше тебя, может быть, даже больше! Ты уж извини меня…

Видимо, всё это я, помимо своей воли, произносил вслух, потому что пассажиры косились на меня и посмеивались. А я сильнее прижимал к себе подаренную ёлочку и глубоко вдыхал запах зелёной хвои.

Пятёрка по поведению

Все очевидцы этой неслыханной истории — дерзкой и прекрасной — запомнили только верблюда. Огромного двугорбого верблюда с бурой свалявшейся шерстью, которая торчала клочьями, придавая животному подчёркнуто свирепый вид. Но никто не заметил мальчика лет двенадцати — мало ли таких бегало в тот день по городу! — никому и в голову не приходило, что герой того незабываемого дня не верблюд, а мальчик.

В первый раз Володя Карпов встретил верблюда неподалёку от села Заболотье. Он бы не удивился, попадись ему верблюд где-нибудь среди барханов Бухары или в зоологическом саду. Но появление двугорбого великана на раскисшей от осенних дождей военной дороге, возле полуоблетевшей осиновой рощи, было по меньшей мере странным. Как заплыл сюда гордый корабль пустыни? Какие недобрые ветры пригнали его к белорусскому селу? Видимо, путь верблюда был нелёгким, потому что ноги, брюхо и даже часть шеи покрыл крепкий панцирь засохшей глины. А одна лепёшка присохла даже к чёлке. Увидев верблюда, Володя Карпов был так поражён, что поначалу принял его за мираж. Хотя никто ещё здесь не наблюдал миражей.

Володя Карпов был человеком любознательным и отчаянным, поэтому он, рискуя получить удар тяжёлой войлочной ногой, сорвал пучок травы и, прыгая с островка на островок, направился к верблюду. Животное не проявило к Володиному угощению никакого интереса, высокомерно отвернуло голову от жухлой травы и медленно зашагало по лужам.

О встрече с верблюдом Володя никому не рассказал, потому что заранее знал: не поверят, ещё поднимут на смех. Но верблюд, идущий неведомо откуда и куда, крепко застрял в памяти мальчика, постоянно подогревал его фантазию и толкал его на всякие из ряда вон выходящие планы. Огромный, губастый, весь войлочный, как валяный сапог тысячного размера…

Например, когда гитлеровцы разрешили открыть «новую» школу, Володе Карпову захотелось посадить на этого верблюда «нового» директора — Тарана. Посадить его непременно задом наперёд и провести на посмешище через город. Бывший учитель черчения Таран был невысоким, востроглазым, а когда говорил, то, чтобы казаться высоким, поднимался на носки и вытягивал шею.

— Дети! — говорил он в день открытия «новой» школы. — Немецкое командование милостиво разрешило открыть в нашем городе школу. — Тугой крахмальный воротничок мешал ему дышать, и Таран упирался в него своим скошенным подбородком. — Немцы — культурная нация. Они намерены насаждать культуру всюду. Вы тоже будете учиться! — Таран поднялся на носки. — Теперь не будет никаких послаблений! — Он замахал короткими руками. — Никаких отстающих! Никакого хулиганства! Порядок, усердие, чистота!

Он не успел перевести дух, как поднялся Володя Карпов и спросил:

— Мыло давать будут?

Таран залился краской. Даже пробор его покраснел.

— Мыло? За-ачем мыло?

— Для чистоты, — ответил Карпов.

И тут директор впился подбородком в тесный воротничок и

закричал:

— Молчать! Никаких вопросов!.. Снизить балл по поведению!

Последние слова относились к учителю математики Акиму Андреевичу, который был классным наставником у Володи Карпова. Аким Андреевич ничего не сказал, только слегка наклонил голову.

Вот тогда в памяти мальчика зашевелился верблюд. Встал на все четыре ноги, выкатил глаза, повёл из стороны в сторону челюстью и шумно втянул струю воздуха. Однако где он теперь? Топчется в лужах размытой дороги возле Заболотья или ушёл к своему пункту назначения и дожди смыли его глубокие, странные следы? А может быть, никакого верблюда не было? Мираж? Эти мысли настолько сильно взволновали мальчика, что он решил незамедлительно отправиться в Заболотье.

Неподалёку от деревни он увидел верблюда. Верблюд стоял на лугу в окружении нескольких коровёнок. Коренные жительницы не страшились двухэтажного гиганта, а, напротив, признали в нём вожака и старались держаться к нему поближе. Такая дружба верблюда с коровами ещё больше удивила Володю Карпова, и в его мозгу мелькнула мысль, что не след связывать судьбу этого красавца с коротышкой Тараном. Он пригодится для более важного дела. Володя Карпов ещё не знал, что это будет за дело, но его мысль уже принялась метаться из стороны в сторону в надежде изобрести что-нибудь стоящее.

А пока мальчик перепрыгнул через кювет и зашагал по полю к верблюду. Он подошёл к нему совсем близко, вынул из кармана корку хлеба и протянул её на ладони: «Угощайся!» Верблюд посмотрел на мальчика и, признав в нём знакомого, сделал два неторопливых шага навстречу. Мягкой кожаной губой он очень осторожно сгрёб хлеб и принялся его жевать, медленно смакуя лакомство, растягивая удовольствие.

Володя осмелел и потрепал его рукой по шее. А верблюд водил челюстью из стороны в сторону и поглядывал на мальчика со своего высокого этажа. Мальчик вывернул карман и высыпал на ладонь все хлебные крошки. Они тоже пошли в дело: верблюд слизнул и был очень доволен. Он проводил Володю до дороги и долго смотрел ему вслед, окружённый верными коровёнками.

На обратном пути Володя Карпов наконец придумал достойное применение пришельца из жарких краёв. План был изобретателен и дерзок, недаром верблюд целый месяц сидел в его голове.

Дул холодный ветер, и над городом плыли низкие плотные тучи, что путь даже солнцу был заказан. Чёрные листья, словно обгоревшие, шуршали под ногами. Лужи сковал непрочный ледок. Пахло придавленным к земле дымом. В это утро в город вошёл верблюд Володи Карпова.

Гордый корабль пустыни двигался под кумачовым парусом, который от порывов ветра бился о бурые бока. На красном парусе неровными буквами было написано: «Смерть фашистам!» В оккупированном городе эти слова превращались в удары и выстрелы. Они вышли из укрытия на белый свет, как выходят из засады, чтобы начать неравный бой.

Верблюд медленно ступал по булыжной мостовой, а счастливому и возбуждённому Володе Карпову казалось, что своими тяжёлыми шагами гордое животное наносит гулкие удары по фашистскому командованию, милостиво разрешившему открыть школу, по городской управе, загнавшей школу в старый барак, по директору Тарану с его порядками, усердием и чистотой.

Неожиданно на улицах стало светло, как в добрые времена. Люди выходили из домов, чтобы своими глазами открыто прочесть слова, которые приходилось прятать так глубоко.

Сбежавшиеся полицаи растерянной толпой шли за верблюдом на почтительном расстоянии, не зная, как помешать движению красных парусов. Им ничего не стоило тут же пристрелить дерзкое животное, но на изогнутой бурой шее висела дощечка с угрожающей надписью: «Заминиравано!» В этом слове была допущена орфографическая ошибка, но это не ослабляло угрожающего смысла. Верблюд стал неприступным, и враги не решались к нему приблизиться: вдруг взорвётся!