Звездочёт из Нустерна и таинственный перстень - Гир Александр. Страница 14
– Участники? – переспросил звездочет.
– Разумеется. Два почти неизвестных нам человека ищут тринадцатый том «Традосских хроник» – книгу, существование которой всегда считалось не более чем вымыслом. В поисках они обращаются ко мне. Вот тебе мое участие…
– Но ты же сказал, что в архиве ее нет.
– Я сказал, что не нашел ее, но это – пока. У меня впереди целая ночь и завтрашний день.
– Понимаю…
– Теперь о твоем участии. Тебя пленила племянница бургомистра (не красней, пожалуйста) – девушка, играющая тут не последнюю роль. Не станешь же ты утверждать, что судьба ее тебе безразлична. Так или иначе, даже против своей воли, ты – участник, а не свидетель.
– И все-таки, Бальтазар… – взволнованно проговорил Себастьян, но архивариус замахал на него руками:
– Нет, мой друг – никаких вопросов. Их и так сегодня было предостаточно. Увидимся завтра. А теперь пора работать. Желаю тебе плодотворной ночи. Надеюсь, сегодня ничего неожиданного уже не произойдет.
И не дожидаясь ответа, архивариус скрылся за углом, направляясь к ратуше. Себастьян вздохнул, поглядел на звездное небо, потом на дом профессора Инсекториуса – в нем уже погасли все огни – и пошел прочь. Но не успел он сделать и двух шагов, как вынужден был остановиться. Архивариус поторопился, предположив, что все неожиданности кончились. Внимание звездочета привлек какой-то предмет, сверкнувший в лунном пятне возле забора, отгораживающего сад Инсекториусов.
«Уж не другой ли это экземпляр пресловутой золотой жужелицы? – подумал Себастьян. – Вот обрадуется профессор, когда я преподнесу ему утром эту желанную находку». Себастьян наклонился и поднял твердый предмет, за которым потянулось что-то черное. Но это была не жужелица, это был перстень. Золотой, с каким-то редким, на первый взгляд неизвестным камнем. Но самое удивительное – перстень был нанизан на черный замшевый шнурок.
– Вот это да! – сказал сам себе звездочет. – Откуда бы ему здесь взяться? Должно быть, обронил кто-то. Но, клянусь “звериным кругом”, здесь что-то не так. Перстень, нанизанный на шнурок, неудобно носить на пальце, зато легко потерять. А если носить его на шее, то непонятно, как можно было его обронить, если шнурок нигде не разорван. Пожалуй, Бальтазар прав: нас окружают сплошные тайны. Да и в расположении планет что-то тревожное…
Себастьян решил не ломать себе голову, а по мудрому совету друга отложить все загадки до утра. Он спрятал находку в карман и поспешил домой.
Глава седьмая
Мысли влюбленного звездочета. – Загадки найденного перстня. – Утешения старой Марты. – Любовь вещуньи Филистены и короля Аранеуса.
Тихая ночь лежала над Нустерном, тихая и безмятежная. Луна незаметно приближалась к западу. Казалось, все мирно уснуло в ее призрачном свете. И только несколько скупых огоньков в домах портных говорили о том, что нынешняя ночь – не совсем обычная.
Себастьян стоял посреди башенной площадки. На четырех каменных тумбах и низенькой деревянной скамеечке были разложены карты, бумаги, циркули, тонко отточенные перья, стоял секстант. Не было только старой подзорной трубы. Ее место заняла лютня. Впервые за многие годы мысли звездочета были далеки от звезд. Себастьян смотрел на все это и, качая головой, шептал:
– Наверное, я сошел с ума. Ведь мне нужно работать, а я… притащил сюда лютню. Еще сегодня утром я был нормальным жителем Нустерна. А теперь? Что произошло? Отчего я, как последний дурак, битый час брожу по площадке и не могу заняться делом? Ведь только сегодня утром я… Да! Именно сегодня утром я впервые увидел ее, услышал ее голос. Леонора…
Себастьяну припомнилось лицо девушки, ее взгляд, последний взгляд, который она устремила на него, выходя из трактира. Да, она была красива, очень красива, необыкновенно красива! Но звездочет понимал, что дело даже не в ее удивительной красоте, а в этом взгляде – прямом, открытом, содержащем в себе и вопрос, и удивление, и даже испуг. Себастьяну и самому стало не по себе: воспоминание о племяннице бургомистра пугало и одновременно кружило голову.
Звездочет взял лютню, сел на маленький складной табурет, и пальцы опытного музыканта сами вспомнили одну грустную и волнующую мелодию какого-то тюрлеронского менестреля, которая как нельзя лучше подходила к настроению звездочета. Постепенно к мелодии стали прилагаться слова, так что получилась настоящая песня.
Надо мною ясный звездный свет
и полная луна.
В эту ночь душе покоя нет:
она тобой полна.
Безмятежных весен череда
и радость, и покой –
все ушло, неведомо куда…
Похищено тобой.
Песня тихая звучит,
звезды внемлют ей.
Нас любовь соединит -
будешь ты моей.
При луне любовь таить невмочь.
Печаль меня гнетет.
О прекрасной деве в эту ночь
душа сама поет.
Песня тихая, ночной порой
над городом лети!
И в окошко к милой деве той
тихонько постучи.
Песня тихая звучит,
звезды внемлят ей.
Нас любовь соединит -
будешь ты моей.
Обо мне ей правду расскажи,
ни слова не тая,
ведь отныне в ней заключены
любовь и жизнь моя.
Ночь над Нустерном нежна, тиха.
Струится лунный свет…
До тебя дорога далека,
но пути обратно нет.
Песня тихая звучит,
звезды внемлят ей.
Нас любовь соединит -
будешь ты моей.
Песня оборвалась. Себастьян отложил лютню, встал с табурета и в волнении прошелся по площадке.
– Песня оказалась смелее автора, – прошептал Себастьян и тихо, счастливо рассмеялся. – Неужели я влюбился? Никаких сомнений. Я отдал бы сейчас все на свете, лишь бы увидеть ее, увидеть, увидеть…
Он оглядел залитый лунным светом Нустерн и поразился тому, как он прекрасен: острые как иглы шпили ратуши, домов знатнейших горожан, причудливый рисунок голубоватых черепичных крыш, черная сеть погруженных во тьму улочек и переулков, а вот и двор слепого Гаста с колодцем, из которого ранним утром Эльза набрала воду, и Себастьян помахал ей рукой…
– Подумать только! – воскликнул он. – Еще сегодня утром я думал, вдруг когда-нибудь Эльза станет моей женой… Как такое могло прийти мне в голову? Нет! Сегодня произошло событие, которое перевернуло всю мою жизнь. Я это чувствую. Я это знаю.
Внезапно Себастьян замер: одно воспоминание будто обожгло его.
– Что ж это я в самом деле! Ведь Леонора… – он задохнулся от отчаяния, захлестнувшего его. – Как она побледнела, узнав, что Самюэль Карабус уехал из нашего города. Несомненно, она искала его и очень огорчилась, что не нашла. Сердце Леоноры занято этим чудаком Карабусом. Но что я говорю? Почему чудаком? Он, бесспорно, достойнейший человек, если такая девушка полюбила его. А я-то? Возомнил невесть что! Два-три приветливых слова еще ничего не значат, просто она хорошо воспитана. Да, но почему Леонора так странно посмотрела на меня? Впрочем, немудрено. Стоял, как истукан, уставившись на нее. Вел себя, как последний дурак! А сейчас размечтался. Нет! Оставь несбыточные мечты, несчастный звездочет, обратись к своему ремеслу – оно твое единственное благо.
Себастьян поднял голову и оглядел небосвод. Он жадно ждал, что вернется привычное вдохновение, любовь к звездному небу вытеснит из сердца всякий вздор, и все станет, как прежде, спокойно и ясно. Но образ Леоноры не покидал его. В сиянии звезд чудился теплый и нежный взгляд ее прекрасных глаз. Млечный Путь напоминал отблеск на ее черных кудрях, а серебро луны - о серебре ее голоса. Себастьян обратил взгляд к городу и отыскал дом бургомистра.