Пушкарь Собинка - Куликов Геомар Георгиевич. Страница 7

— Не искушай, однако, терпенья моего и доброты. Не бесконечны они! — пригрозил Ощера.

— Вестимо, государь! — Дед Михей вовсе до земли склонился.

Ускакал великокняжеский советник, хоть малость умиротворённый.

Разошлись по своим местам посадские люди, обсуждая происшествие и беспокоясь за Михея Глазова.

Тот весь день был сумрачен.

Авдюшка приметно радовался дедовой стычке с окольничим. Поздним вечером, когда шли домой, выразил лживую сердобольность:

— Испугался, деда. Верно говорит тятя: своя шкура дороже…

Остановился дед. На Авдюшку глянул — тот шарахнулся в сторону.

— Дурень! Злопамятен и жесток Ощера. Не сегодня, так завтра его слуги схватили бы меня, замучили до смерти. Какой от этого прок? Надобно к осаде готовиться. И я в том деле не последний работник!

Не ехидному Авдюшке, своим сыновьям, а также Евдокиму и Собинке, что шагали рядом, пояснил:

— Мне лет менее было, чем ноне Савелию. Полонил хан Улу-Махмет Василия Васильевича Тёмного, отца нынешнего великого князя. Жена и мать его бежали в Ростов. В Москве, в Кремле, куда укрылся весь московский люд от татарских ратей, вспыхнул невиданный пожар. Множество народу погибло. И наш дедуня, молодой тогда, с другими посадскими принялся учинять порядок. Запретили бегство из Москвы. Ослушников хватали и строго наказывали. Починили городские ворота и стены. Словом, изготовились к осаде, как надобно.

— И выдержали осаду? — спросил Собинка, жадно внимавший деду.

— Обошлось без неё. Однако за спиной у великого князя Василия стояла сильная Москва. Очень это помогло ему освободиться — за выкуп, понятно, большой — у хана Улу-Махмета. Так и сейчас. Сражение начнётся далече от здешних мест. Наши воины стоят на берегу Оки-реки. Только и оборону следует крепить всемерно. И тут свою гордыню для общего дела иной раз и смирить следует. А ты: «испугался»… — это уже Авдюшке.

Собинка, за деда было опечалившийся, возгордился им пуще прежнего. Крикнул двоюродному брату:

— Не о себе печётся наш дед! Не свою рубаху-шкуру бережёт, как некоторые другие!

Авдюшка на одной ноге заскакал. В пыль дорожную сквозь зубы плюнул. Будто слова Собинки его с отцом не касаются вовсе.

Глава шестая

В поход

Тревожнее становились вести с южных рубежей. Чаще перебегали ордынские пленники. Гонцы на взмыленных конях доносили, какими дорогами хан Большой Орды Ахмат с полчищами своих воинов движется на Русь, сколько дней пути осталось ему до русских пределов.

Стягивались в Москву ратные полки из многих городов.

Месяца июня в восьмой день с теми полками из столицы выступил в поход старший сын великого князя, тоже великий князь и тоже Иван, прозванный Молодым. Направился к городу Серпухову.

За день до того сын боярский Василий Гаврилов сыскал Евдокима.

— Государь Иван Васильевич опять тебя требует. Живо!

— Легко сказать: живо! — проворчал Евдоким. — А как?

С трудом ещё ходит Евдоким, опирается на палку, а частенько и на плечо Собинки. На лошади под седлом, что держал холоп сына боярского, нипочём не усидеть.

Сдвинул шапку на лоб Василий Гаврилов. Поскрёб затылок. Велел:

— Ты, парень, — это Собинке, — садись позади. Держи за спину товарища своего. Дабы не свалился по дороге.

Взгромоздился Евдоким с трудом на лошадь. Собинка ловко сзади вспрыгнул.

Поехали. Впереди сын боярский Василий Гаврилов. За ним Евдоким с Собинкой. Следом стража.

Вспомнилось Собинке: давно ли было так же?

Так, да не так, — усмехнулся. Тогда Евдоким лежал на телеге. И ждало их впереди неведомое. Может, милость великокняжеская. А может, плети или вовсе жестокая казнь. Теперь зовёт Евдокима великий князь на совет. И Собинка при нём провожатым, назначенным сыном боярским.

Разговор, впрочем, был короткий.

В той же самой горнице сидели двое. Великий князь Иван Васильевич и его сын великий князь Иван Иванович, лет от роду чуть более двадцати, ростом ниже отца, костью тоньше.

Поклонились до земли Евдоким с Собинкой.

— Он самый, — сказал Иван Васильевич. — Восемь лет был в ордынском полоне у ханского сына, царевича Муртозы. Знает многих людей, близких хану. Возьмёшь с собой, будет полезен.

— Слушаюсь, государь! — склонил голову великий князь Иван Иванович. И Евдокиму: — Жди внизу!

Так с полками, ведомыми к Серпухову великим князем Иваном Ивановичем, среди ближайших ему людей оказались Евдоким и Собинка.

Собинку едва ли отпустили бы из дому. Да вместе с ратниками по велению великого князя Ивана Васильевича отправлялись к Серпухову многие ремесленные люди: кузнецы, оружейники, плотники. Среди них — дядька Савелий.

Авдюшка остался в Москве. Не пустила мамка. И сам не проявил особой охоты:

— Чего я там потерял?

С его отцом тоже вышла история.

Василий Гаврилов великокняжеским гонцом прискакал однажды ранним утром во двор Глазовых. Прошёл на дедову половину.

— Великий князь Иван Васильевич, — сказал, — ведает про твои труды, Михей, и заботу о кремлёвской крепости. Повелел тебе с одним сыном, кого выберешь, остаться в Москве. Другому же сыну должно отправиться на южный рубеж вместе с воинством.

— По моему разумению, — заметил дед, — надо бы поболее оставить в столице плотников. Трудов-забот шибко много. Но на то воля великого князя.

— Кого пошлёшь с полками?

— Дозволь подумать.

— Добро! — поднялся сын боярский. — Чтоб завтра один из твоих сыновей с подводой, плотницким нарядом и запасом еды был у великокняжеского подворья.

Закрылась дверь за Василием Гавриловым.

Молвил дед:

— Стало быть, так. Савелию идти с войском. Григорию остаться со мной в Москве.

Жена дядьки Савелия, тётка Дарья, завыла в голос:

— За что Савелия-то?

Грохнул кулаком по столу дед Михей:

— Молчать! Григорий здесь нужен. Головой работает за двоих, руками — за пятерых. Савелий более языком мастак. В войске многотысячном, может, и такой сгодится. У меня же работников — раз, два и обчёлся.

А Собинке всё вышло на пользу.

Попросил отпустить его с Евдокимом, уставились на деда тётка Дарья, дядька Савелий и Авдюшка. Сказал тот, помедлив, с приметной неохотой:

— Коль Евдокиму надобен…

И теперь, к великой своей радости, шагал Собинка рядом со взрослыми воинами по знакомой серпуховской дороге.

Двигались полки спешно. Вдруг — что не раз случалось — вырвется ордынская конная рать в нежданном месте, ударит с боку или с тылу. А то и вовсе окружит кольцом неизготовленные к бою русские полки.

Знали русские воеводы и другое. Неспроста медленно идёт хан Ахмат со своим войском. Ждёт, когда в помощь выступит союзник его верный великий князь литовский и король польский Казимир. Соединёнными силами намеревается хан наголову разбить русские полки. То памятуя, воеводы торопились упредить опасную встречу. Надеялись одолеть грозных врагов порознь.

Взрослым поход — тяжкая военная страда. Собинке — удача нежданная, жизнь, полная новизны и приключений.

Иной раз Собинка при друге своём старшем. А иной — передвигается теперь Евдоким без чужой помощи — бежит к пушкарям.

В Москве не довелось ему знаться с теми людьми. А тут сведал: к полкам пешим и конным приданы пушкари, пищальники и огненные стрельцы.

Первый раз сунулся было спроста к ним Собинка.

И отведал кнута.

Случилось это на привале.

Взялись кашевары за котлы. Воины прятались в тени от жаркого полуденного солнца. А Собинка проглотил наскоро кусок хлеба с холодным мясом, приготовленным мамкой, и — к подводам, на коих пушкари и пищальники везли свой диковинный огневой наряд. Живые они люди. Есть-пить тоже хотят. Сгрудились возле котлов.

Тем воспользовался Собинка. Подобрался к крайней телеге и приподнял рогожу, что закрывала неведомое оружие. Глянуло на него чёрное пушечное жерло. И в тот же миг ременная плеть обожгла руки.