Цацики и Рецина - Нильсон Мони. Страница 16

Взгляды мальчишек все еще жгли ему спину, когда Цацики проходил мимо общественной уборной. Слезы жгли глаза, но он не заплачет, нет, он ни за что не заплачет.

Домой идти не хотелось — он не вынесет расспросов Мамаши. И Цацики отправился на школьный двор — в баскетбол можно поиграть и там. Немного потренироваться, чтобы быть лучше Стоффе. Лучше всех в мире. Лучшим во всем. Вот тогда-то они пожалеют, вот тогда-то они захотят с ним дружить, но только они ему уже будут не нужны. Идиоты.

Цацики кинул мяч в корзину и промахнулся. Кинул еще раз и опять промахнулся. Кинул еще раз и попал.

— Есть! J».

Цацики вел мяч, пасовал, принимал пасы, снова вел, обходил Майкла Джордана и посылал мяч В КОРЗИНУ! Он был самым молодым чемпионом мира. Он мог выбрать или отвергнуть любой многомиллионный контракт.

— Эй, приятель! Кидай мне!

На школьном дворе появились два незнакомых парня.

— Давай, кидай, мы с тобой!

— Нет, — сказал Цацики, прижав мяч к себе.

— Ты че, совсем? Корзина общая.

— Да, но мяч — мой. — Цацики сильнее прижал мяч к груди. — И я хочу играть один.

— Цацики, я здесь, пасуй! — Откуда ни возьмись на площадке возник Пер Хаммар. Он словно вырос из асфальта и стоял чуть поодаль, размахивая руками. — Давай, пасуй!

— Что ты здесь делаешь? — Цацики сделал пас Перу Хаммару.

— Я пошел за тобой, — Пер Хаммар сделал ответный пас Цацики.

— Почему? — Цацики послал мяч обратно.

— Достал меня этот Стоффе. Надоел уже командовать.

— Он придурок, — сказал Цацики.

— Урод, — подтвердил Пер Хаммар.

Пасы становились все короче и короче. Скоро Цацики и Пер Хаммар стояли совсем рядом, напротив незнакомых парней. Они внимательно смотрели друг на друга. Цацики попытался напустить на себя грозный вид. Но это очень трудно, когда у тебя такое отличное настроение.

— Вы че, — сказал наконец задиристый парень. — Я трахну твою мамашу, я трахну твоего папашу, я трахну всех твоих родственников.

— Ага, давай-давай. — Цацики расхохотался. Он прямо-таки видел, как этот тип звонит в дверь дедушки. Пер Хаммар тоже засмеялся. Они даже схватились друг за друга, чтобы не попадать на землю со смеху.

— Чего вы ржете? — спросил парень. — Это не смешно.

— Еще как смешно, — согнувшись пополам, выдавил Пер Хаммар. — Если ты заявишься к Цацики домой и скажешь, что пришел трахнуть его мамашу, она угостит тебя соком с булочками.

— А дедушка… — продолжил Цацики. — Вот уж он удивится!

— Да вы ненормальные, — сказал парень и сплюнул.

— Почему? — спросил Пер Хаммар.

— Если бы ты мне такое сказал, я бы тебя прикончил, — рявкнул парень. — Понял?

— Понял, — ответил Цацики. — Ну а мне просто смешно.

— Сыграем? — спросил Пер Хаммар. — Кровные братья против насильников.

— Э, ты че! — взвился парень и толкнул Пера Хаммара.

— Да расслабься, я пошутил, — сказал Пер Хаммар. — Ты что, юмора не понимаешь?

— Твоего — не понимаю, — мрачно ответил парень.

— Ну, давай же! — крикнул Цацики и кинул мяч Перу Хаммару. — Кровные братья против всех.

Мортен-иммигрант

Бабушка была вне себя от ярости. Она влетела в квартиру и примерно четверть часа отчитывала Мамашу. Мамаша несколько раз пыталась ее перебить, но безуспешно. Бабушке необходимо было выговориться. В конце концов она швырнула на кухонный стол газету.

— Как можно быть такой глупой! Неужели ты не понимаешь, что всех подвергаешь опасности! И Цацики, и Рецину, и маленькую дочку Шиповника. Как можно быть такой безответственной?

— Всё ровным счетом наоборот, — ответила Мамаша. — Впервые в жизни я повела себя, как взрослый и ответственный человек.

В вечерней газете была напечатана большая фотография Мамаши и Шиповника и длинное интервью, в котором они рассказывали, почему решили участвовать в антирасистском гала-концерте.

— Я пытался ее отговорить, — вставил Йоран. — Но вы же знаете, какая она. Никого никогда не слушает.

— Если все действительно так опасно, как вы говорите, то придется тебе меня защищать, — сказала Мамаша. — Ты же солдат.

— Не будь такой наивной! — прошипела бабушка.

— Папа, ну поддержи меня, — сказала Мамаша и обняла дедушку.

— Да, — отозвался наконец дедушка. — В идеальном демократическом обществе все должны иметь право высказывать свое мнение: и ты, и нацисты. Именно поэтому демократия — такая хрупкая система. Но я не уверен, считать ли тебя мужественной или просто дурочкой.

— Но я не могла поступить иначе, — возразила Мамаша. — Как вы не понимаете? Ради Цацики, ради Хесуса и Хассана. Как я буду смотреть Цацики в глаза, зная, что люди ненавидят его друзей, а я сижу сложа руки? Ему никогда не придется спрашивать у меня, почему я молчала. Так, как я спрашивала у вас, почему вы и ваши родители молчали во время Второй мировой войны.

— Это разные вещи, — сказал Мортен. — Ты что, не понимаешь, что люди устали от иммигрантов, которые приезжают сюда, живут на пособие и крадут мобильные телефоны.

— Кто бы говорил! Ты сам через месяц будешь иммигрантом, — парировала Мамаша.

— Фигня, — фыркнул Мортен. — Я же швед.

— Да, конечно, швед, который эмигрирует в Испанию.

— Но там живет моя мама, — защищался Мортен.

— А родители Хесуса и Хассана разве здесь не живут? Им тоже пришлось уехать из своей страны — точно так же, как твоей маме.

— Моя мама не беженка, — обиделся Мортен.

— Нет, беженка, — настаивала Мамаша. — Она бежала от своего мужа. А другие шведы бегут от налогов и от плохой погоды.

— Да, но… Они даже не пытаются стать шведами.

— А шведы на Канарских островах, по-твоему, пытаются стать испанцами?

— С тобой невозможно разговаривать, — недовольно ответил Мортен. — По-любому, это разные вещи.

— Ты считаешь? — спросила Мамаша.

— Иммигранты — такие же расисты, — сказал Мортен. — Они ненавидят нас так же сильно, как мы ненавидим их.

— Да, но тогда, значит, самое время положить всему этому конец, — заключила Мамаша. — А что до страхов, то я не столько боюсь нацистов или расистов, сколько, состарившись, ослепнуть и не разглядеть себя в зеркале.

Подполье

Цацики никогда раньше не видел Мамашу напуганной. Но теперь она была именно такой. Напуганной, злой и грустной. На кухне у них сидели Шиповник, фокусница Элин, маленькая Венера и сэповцы. Сэповцы — это сотрудники СЭПО, тайной полиции. Цацики сильно разочаровался, увидев, что на вид они — никакие не тайные агенты, а совершенно обычные парни, вовсе не похожие на Джеймса Бонда. Цацики попробовал разглядеть, вооружены ли они, но никаких пистолетов не обнаружил.

Сегодня «Мамашиным мятежникам» прислали по почте письмо с угрозами и какашки. Мерзкие, вонючие человеческие какашки.

Цацики очень перепугался и заплакал. Мортен тоже. Теперь-то он больше не защищал расистов.

— Вот свиньи, — сказал Шиповник.

— Это очень распространенное явление, — объяснили сэповцы. — Вы даже не представляете себе, сколько людей постоянно получают угрозы только потому, что не боятся высказывать свое мнение. Полицейские, политики, журналисты и люди искусства, как вы. Кому-то приходится скрываться и жить под другим именем или даже бежать из Швеции. Но вряд ли в вашем случае дело зайдет так далеко.

Мамаша уставилась на сэповца.

— Вы серьезно хотите сказать, что я больше не смогу быть самой собой?

Парень кивнул.

— Но мне нравится быть Лоттой Юхансон, — ужаснулась Мамаша. — Я не смогу быть никем другим.

— Может, имя менять и не придется, — сказал сэповец. — Я просто говорю, что может произойти в худшем случае. Но я бы советовал на время переехать из этой квартиры. Хотя бы ради детей.