Али-Баба и Куриная фея - Краузе Ханс. Страница 6

Он уже исчез в темноте, но его голос ещё долго доносится издали, словно раскаты грома. Уж он покажет этим ученикам, пусть только явятся к нему в коровник. Там они узнают, почём фунт лиха.

Придя домой и снимая ботинки, Кабулке всё ещё строил планы мести. Его примерный сын Феликс неподвижно лежал под одеялом. Из-под одеяла виднелся только один русый чуб, который Феликс, перед тем как пойти на танцы, сильно напомадил.

Кабулке-отец потянул носом воздух. Запах помады пришёлся ему не по вкусу. Уж не слопал ли этот осёл цветочное мыло? Берегись, паренёк, и тебе придётся когда-нибудь чистить навоз в моём коровнике.

Инга Стефани заперла за старшим скотником дверь. У неё болела голова. Конечно, от досады. Как глупая школьница, стояла она перед Кабулке, выслушивая его грубости. Да, завтра она строго накажет виновных. Давно ей пора перестать миндальничать.

Инга Стефани тушит свет в коридоре и уже собирается вернуться к себе в комнату, как вдруг снова слышит какой-то грохот. Она испуганно вздрагивает. На втором этаже раздаются крики и смех, кто-то хлопает дверью.

Инга не на шутку рассержена. Сейчас она им покажет. Перепрыгивая через несколько ступенек сразу, она торопливо взбегает по лестнице. У дверей четвёртой комнаты столпились любопытные в ночных рубашках и пижамах.

— Это ещё что такое! Может быть, вы соизволите лечь спать?

Её слова звучно раздаются в полутёмном коридоре. Толпа рассеивается. Кто-то из ребят, убегая, споткнулся и потерял туфли. Остальные, хихикая, исчезают в своих комнатах.

Из комнаты номер четыре доносится шум. Инга Стефани предчувствует недоброе. В этой комнате живут новички. В интернате они всего первый год. Она распахивает дверь. Вкомнате темно.

— Друзья, что у вас тут происходит?

Ответа нет. Тишина. Инга Стефани нащупывает выключатель. Она поворачивает его несколько раз, но лампочка не загорается.

— Чёрт возьми, да объясните же мне, что здесь случилось! — кричит она в гневе.

В темноте раздаётся плачущий голос.

— Фрей-лейн Стефани, они не дают мне спа-ать! — жалуется Куниберт Мальке. Он тянет каждое слово, как плохо заведённый патефон. — Али-ба-ба пе-ре-вер-нул мою кро-вать!

— Фу-ты ну-ты! Тебе это просто приснилось, — немедленно отвечает Али-баба. — Я уже полчаса сплю как убитый.

— Хорст Эппке, включи свет. Я вижу, как ты спишь, — говорит Инга Стефани.

— Фрейлейн Стефани, я…

— Ты немедленно починишь свет! Слышишь?

— Фу-ты ну-ты! — Али-баба нехотя поднимается, влезает на табуретку, которая всё ещё стоит посередине комнаты, и ввинчивает вывернутую лампу.

Свет зажигается.

Инга Стефани осматривает комнату. На месте кровати Куниберта Мальке возвышается какая-то бесформенная груда. Злополучный владелец кровати погребён под горой досок, матрацем и подушками. Инга Стефани помогает ему выбраться. Она забывает про свой гнев. Худенький Куниберт Мальке — товарищи с первого же дня окрестили его «Профессор» — выглядит на редкость комично. С беспомощным видом он сидит по-турецки среди подушек. Малыш и Макки корчатся от смеха. Али-баба, напротив, с самым невинным видом лежит в постели, скрестив на груди руки.

— Ребята! — Инга Стефани нервно смахивает со стола крошки печенья. — Если вы не оставите в покое Куниберта Мальке, вам придётся иметь дело со мной. Стыдитесь! Для своих шуток вы всегда выбираете самого слабенького!.. А теперь извольте все вместе собрать кровать. Через пять минут я вернусь, и тогда всё должно быть тихо! Живее за работу. А вам, многоуважаемый Эппке, по-видимому, требуется специальное приглашение?

Али-баба не двигается.

— Теперь ночь, фрейлейн Стефани, и мне полагается спать, — говорит он обиженно.

— Фу-ты ну-ты! — У Инги Стефани невольно вырывается любимое восклицание Али-бабы. Одним рывком она стаскивает с него одеяло. — Подожди, ты у меня встанешь, голубчик!

Стены в интернате тонкие. Рената прислушивается. Сердитый голос Инги Стефани доносится даже до «Ласточкина гнезда». Почему она так волнуется? Конечно, из-за истории с Кабулке. А мальчики тут ни при чём. Рената не находит себе места.

— Как вы думаете, может быть, нам лучше сейчас же рассказать обо всём Стефани? — спрашивает она тихо у своих подруг.

— Зачем? Ведь Инга уже отчитывает мальчишек, — возражает Бритта, разглаживая рукой свою подушку.

— Но мальчики не виноваты, — говорит Рената.

— Как бы не так! Мальчишки всегда в чём-нибудь виноваты, — заявляет Лора. — Во всяком случае, хорошая головомойка им не повредит.

— Это нечестно! Лучше признаемся и сразу же покончим со всей этой историей. Ведь когда-нибудь она всё равно выйдет наружу.

И Рената надевает спортивный костюм.

— Ты куда? — кричит Стрекоза.

— Пойду к Стефани.

— С ума сошла, не делай глупостей!

Лора и Бритта поднимаются и садятся на кроватях. Рената молча надевает ботинки. «Для чего скрывать правду? — думает она. — Деревенским скандалистам это было бы поделом. Но нам просто не повезло».

— Будь умницей, Нати, милая, — просит Стрекоза, — а то фрейлейн Стефани за это не выпустит нас в следующее воскресенье из интерната.

— Не беспокойся, голову она нам не снимет.

Рената сбегает по лестнице. Ступеньки скрипят. Инга Стефани, которая как раз собиралась удостовериться, лежит ли уже Профессор на починенной кровати, преграждает ей путь.

— А ты что бродишь здесь, словно привидение? — удивлённо спрашивает она.

— Фрейлейн Стефани, я…

Рената смущённо дёргает молнию на своём тёмно-коричневом костюме.

— Я хотела вам только сказать… что всю эту историю с водой и сажей устроили мы, потому что…

Инга Стефани в отчаянии машет рукой. На сегодня ей достаточно. Голова трещит невыносимо.

— Рената, неужели это в самом деле ты? — спрашивает она огорчённо. — Ладно, иди спать, завтра мы всё выясним.

Неделя начинается с понедельника

«Подъём в 5.30, завтрак в 6.00, распределение работы в 6.30.» — Так записано в распорядке дня интерната, который висит в вестибюле, так должна начинаться неделя. Должна! Но маленький будильник, который стоял на столике у кровати Инги Стефани, в положенный час не зазвонил. Он молчал. Вчера вечером, ложась спать, Инга Стефани забыла поставить его на бой, как она делала это всегда. Приняв пару таблеток от головной боли, она сразу же закуталась в одеяло и, пожелав сама себе спокойной ночи, крепко заснула.

Будильник тикал, стрелки двигались: 5.30, 5.40. Время шло. Когда Инга Стефани в конце концов открыла глаза, было уже без десяти шесть. Теперь нельзя медлить ни секунды.

Она быстро разбудила учеников. Понедельник начался шумно и суетливо.

— Эй, вставайте скорей, скорей!

Умываясь, одеваясь и убирая кровати, ребята толкались и мешали друг другу. То и дело раздавались возгласы:

— Не толкайся!

— Отдай моё мыло!

— Кто это машет у меня под носом рубашкой?

В умывальной разбили стакан. Повидло никак не мог попасть ногой в свой сапог; Стрекоза искала платок; у Карла Великого лопнула резинка для носков; Рената не могла закрыть шкафчик: ей мешал наспех повешенный спортивный костюм.

— Быстрее! Идите завтракать! Вы опоздаете!

Юноши и девушки устремились в столовую. Они стоя выпили по чашке жидкого суррогатного кофе и сделали несколько бутербродов, чтобы взять их с собой на работу. Большинство положило колбасу на хлеб прямо в целлофановой упаковке. Жуя на ходу, они быстро завернули свои завтраки в бумагу, положили их в карман и с полным ртом, держа в руках недоеденные куски хлеба с повидлом, понеслись по большой каменной лестнице, ведущей от интерната к конторе.

Скорей! Уже шесть тридцать пять. Господин заведующий хозяйством имения Александр Кнорц ждать не любит.

В конюшнях горит свет. Лошади уже накормлены и вычищены. Конюхи запрягают их в плуги. Рабочий день в народном имении начался ровно в шесть тридцать. Тракторы заведены, в кузнице полыхает огонь. Звенят вёдра, слышны чьи-то возгласы, работает электрическая корморезка.