Дети с Горластой улицы - Линдгрен Астрид. Страница 7

– А разве дверь не заперта? – спросила Анна-Клара.

– Нет, это же тюрьма только понарошку, – сказала Лотта. – Давайте сюда ваши тефтельки, я ужасно проголодалась!

Но Анна-Клара рассердилась и сказала, что узникам еду спускают только по трубе.

– Так и знай! – сказала она Лотте.

– Ладно, спускай по трубе, – согласилась Лотта.

У Анны-Клары в корзинке оказалась длинная бечёвка, и она спустила корзинку по трубе. Юнас помогал ей, а мы с Тотте стояли внизу и смотрели на них.

– Тефтельки уже у меня! – закричала Лотта в домике. – И сажа тоже!

Мы с Тотте заглянули в домик через окно и увидели, как Лотта ест тефтельки. Они были все в саже, и потому лицо и руки у Лотты стали совершенно чёрными, как у негра. Анна-Клара обрадовалась и сказала, что теперь Лотта будет пленной негритянской рабыней, которую нам надо освободить. Тогда Лотта ещё больше испачкалась сажей, чтобы ещё больше походить на негритянку, и стала такая чёрная, что Тотте от страха снова заплакал.

– Чего ты испугался? – спросила у него Анна-Клара.

– У неё такое страшное лицо, – признался Тотте и заплакал пуще прежнего.

Лотта была очень довольна и скорчила ему рожу.

– Да-да, некоторые негритянские рабы очень опасны! – сказала она ему. А потом попросила нас: – Скорее спасите меня отсюда, мне хочется ходить и пугать людей. Так приятно, когда тебя все боятся.

Анна-Клара и Юнас решили, что должны спасти Лотту через окно, которое находится в задней стене домика. Мы принесли доску от качелей, которую Анна-Клара назвала откидным мостом через ров, будто бы окружавшим тюрьму. Приставив её к окну, мы забрались по ней внутрь, чтобы спасти наконец несчастную чёрную рабыню. Тотте с нами не полез, он стоял внизу и плакал.

Когда мы попали в домик, Лотты в нём не оказалось. Анна-Клара ужасно рассердилась.

– Куда подевался этот несносный ребёнок? – закричала она.

– Я сбежала, – сказала Лотта, когда мы её нашли. Она сидела в кустах и ела смородину.

– Но ведь мы должны были спасти тебя! – упрекнула её Анна-Клара.

– Я сама себя спасла, – невозмутимо ответила Лотта.

– С тобой невозможно играть ни в одну игру! – сказал Юнас.

Лотта в ответ только рассмеялась.

Но тут пришла мама и увидела, что Лотты в домике нет.

– Ты уже стала доброй? – спросила мама.

– Да, – ответила Лотта, – хотя и чёрной.

Оказалось, что наша мама тоже боится чёрных негритянских рабов, потому что она всплеснула руками и воскликнула:

– Боже милостивый, ну и вид!

И Лотте пришлось пойти в прачечную и вымыться. Она смывала с себя сажу целых полчаса!

А после обеда мы взяли корзинку, в которой спускали Лотте тефтели, и пошли собирать землянику. У дедушки с бабушкой в загонах для скота растёт много земляники, но там мы увидели змею. Мы все страшно испугались, все, кроме Тотте.

– Смотрите, вон ползёт хвост, у которого нет ни брюха, ни головы, – сказал Тотте. Он даже не понял, что это змея.

Мы побежали домой, и Анна-Клара разделила всю землянику поровну. Хотя ей самой достались самые крупные и красные ягоды. Тотте и Лотта устроились на веранде, чтобы съесть свои ягоды, и вдруг мы услышали, что Тотте плачет. Тётя Кайса просунула голову в дверь и спросила, почему Тотте плачет.

– Он плачет, потому что я не дала ему свою землянику, – сказала Лотта.

– А свою он уже съел? – спросила тётя Кайса.

– Да, – ответила Лотта. – Его земляника уже кончилась. И он плачет, потому что я помогла ему её съесть.

Тогда мама взяла Лоттину землянику и отдала её Тотте.

– Ну и ладно, пусть ест, – миролюбиво сказала Лотта, – а я пойду спать.

– И хорошо сделаешь, – одобрила её мама. – Ты наверняка устала.

– Ничуть я не устала, – возразила Лотта. – У меня в ногах ещё очень много силы, но я всё равно пойду и лягу.

Однако в тот же вечер только Лотта поняла и пожалела Тотте. Его положили в маленькую комнату для гостей, и спать он должен был один, но он испугался темноты и попросил, чтобы дверь оставили открытой.

– Тотте, милый, но ведь дома ты темноты не боишься! – удивилась тётя Кайса.

И тут вмешалась Лотта:

– Как ты не понимаешь, тётя Кайса, дома у него своя темнота, он к ней привык, а здесь темнота бабушкина, чужая.

И тогда Тотте разрешили спать в одной комнате с Юнасом, Лоттой и со мной. Лотта подоткнула ему со всех сторон одеяло и сказала:

– А теперь я спою песенку, чтобы тебе не было страшно. – И она запела песенку, которую нам всегда пела мама:

– И до самого рассвета

Будут ангелы хранить

Сладкий детский сон.

А твой сон будет хранить Лотта, а не какая-нибудь негритянская рабыня! – сказала она.

Самый весёлый праздник Рождество

Однажды Юнас у меня спросил:

– Что ты больше всего любишь: солнце, луну или звёзды?

Я сказала, что они все мне нравятся. Но, пожалуй, звёзды чуть-чуть больше: они так красиво мерцают, когда мы идём на рождественскую службу. Но Рождество я тоже очень-очень люблю.

Я пожелала, чтобы на это Рождество мне подарили лыжи. И поэтому боялась, что не будет снега. Лотта тоже ждала снега, потому что загадала, чтобы ей подарили санки.

Незадолго до Рождества, когда мы уже легли спать, она сказала:

– Я попросила папу подарить мне санки, а теперь мне приходится попросить Бога, чтобы он послал нам снег, а то я не смогу кататься на этих санках. – И она стала молиться: – Милый Боженька, сделай так, чтобы сейчас же пошёл снег. Подумай о бедных цветочках, они спят в земле и им очень холодно, им так нужно тёплое одеяло! – Потом она подняла ко мне голову: – Видишь, какая я хитрая, я не сказала, что снег нужен мне, чтобы я могла кататься на санках!

И представьте себе, на другой день, когда мы проснулись, выпал снег. Юнас, Лотта и я стояли в пижамах у окна и смотрели, как наш двор и сад и сад тёти Берг постепенно заносит снегом. Мы мигом оделись и выбежали во двор играть в снежки, а потом слепили большого снеговика, на которого папа, вернувшись с работы, надел свою шляпу.

Весь день нам было ужасно весело, а мама радовалась, что мы играем на улице, потому что к нам пришла фру Франссон, и мы не мешали им убирать дом к Рождеству. Лотта любит поболтать с фру Франссон и обращается к ней на «ты», хотя мама всегда делает ей замечание и говорит, что к взрослым надо обращаться на «вы».

В тот день, когда мы пришли домой завтракать, Лотта сказала фру Франссон:

– Потрогай, какие у меня мокрые варежки!

Фру Франссон ей не ответила, и Лотта продолжала:

– Ты видела, какого снеговика мы слепили?

Фру Франссон опять ничего ей не ответила. Тогда Лотта немного подумала и выпалила:

– Фру Франссон, какого чёрта ты на меня сердишься?

– Лотта! – воскликнула мама. – Ты прекрасно знаешь, что нельзя говорить «какого чёрта» и что к фру Франссон надо обращаться на «вы»!

– Тогда я вообще не буду с ней разговаривать! – заявила Лотта.

Но фру Франссон сказала, что очень хочет, чтобы Лотта с ней разговаривала, и попросила маму, чтобы та разрешила Лотте говорить ей «ты».

Мама засмеялась и разрешила.

– И «какого чёрта» тоже! – добавила Лотта.

– Нет-нет, только без «чёрта»! – возразила мама.

Через минуту мама вышла из комнаты, и Лотта сказала:

– Я знаю, как я буду говорить! Вместо слова «чёрт» я буду произносить «Франссон». Ведь маме нравится, когда я говорю «Франссон». – И она тут же выпалила: – Фу, Франссон, с Рождеством всегда столько забот!

И я с ней согласилась, забот действительно было много. Мы с Юнасом и Лоттой помогали маме убирать дом и сад, расчистили от снега дорожки и поставили для птичек рождественский сноп. Мама нас очень хвалила.