Партизанка Лара - Надеждина Надежда Августиновна. Страница 16
— Часовой! Вы кого сторожите?
— Арестанта, товарищ командир бригады! Лично ваш адъютант сидит под замком.
— Сидит? Давайте проверим. Откройте дверь.
Открыли — никого. На полу белел раскрытый задачник. Бестолковый шмель, жалобно гудя, колотился о стенки, пока его не подхватила струя воздуха и не вынесла в окно.
Шмель показал путь, которым воспользовался мальчик. Только Мишка, благодаря своей ловкости и худобе, мог пролезть в узкое амбарное окошко.
Егоров ахнул и попятился за дверь.
— Дядя Егоров, — донёсся до него знакомый голос — Вы не расстраивайтесь, я сейчас своё досижу.
Из кустов, радостно улыбаясь, вылезал Мишка.
— Чертёнок! Я думал: он спит либо задачки решает, а он убёг. Не ожидал я от тебя подвоха, Миша. Подвёл ты меня, так подвёл!
— Верите, не нарочно… Я просился, но вы не хотели слушать, а мне надо было срочно доложить…
— Это мне надо срочно доложить, — спохватился Егоров. — Товарищ командир бригады! Беглый адъютант мной обнаружен.
— Поздновато вы его обнаружили! — усмехнулся командир. — Он ко мне в штаб час назад явился, а вы даже не заметили, сторожили пустой амбар. Боец Егоров! Передадите оружие Овчинникову. Теперь вы сядете под арест, а он будет вас сторожить.
Мишка вскинул винтовку на плечо и отправился в обход.
Огибая амбар, он увидел за плетнём девчоночьи головы: одна светлая, другая потемней. Значит, они успели вернуться из Неведро и всё им известно: и про кур и про тол.
Лара попробовала заговорить, но Мишка с каменным лицом прошествовал мимо.
Когда он второй раз пошёл в обход, за плетнём уже никого не было.
Видно, обиделась. Потому что девчонка. Не понимает, что он на посту. Часовому отвлекаться не положено. Из-за этого вот Егоров пострадал.
Жалко Егорова, но Егоров простит его, Мишку, когда узнает, что сбежал он не из-за озорства, а из-за взрывчатки. За это ему командир кур простил.
«Уж теперь я в следующий бой выпрошусь, — размечтался Мишка. — А не отпустит, так сам прорвусь. Точно».
Мишка крепко-накрепко прижал к груди винтовку и потёрся о дуло щекой.
А время шло. Уже по-летнему цвели луга, по-летнему жёсткой и тёмной стала листва на деревьях. Кукушки куковали последние дни.
Мишка очень любил беседовать с кукушкой. Он не спрашивал, как другие: «Скажи, кукушка, сколько мне лет жить на веку?» Он собирался жить так долго, что кукушке не сосчитать.
Он загадывал: сколько трофейных винтовок и пулемётов добудут партизаны в следующем бою. И очень был доволен, когда кукушка много раз повторяла своё «ку-ку».
Но на этот раз ему предстояло услышать особенную кукушку. Даже не одну, а двух.
Из болотной низинки, где залёг в засаду партизанский отряд, видно было росшее по другую сторону дерево. Оно, как маяк, возвышалось над овсяными, ржаными, льняными лоскутьями полей.
Мальчик знал, что на этом дереве, скрытые листвой, сидят девочки: Рая и Лара. Им поручено криком кукушки сообщать партизанам, какие немецкие машины или подводы покажутся на большаке.
Если мотоцикл — кукует Лара, протяжно и медленно; если подвода — кукует Рая, отрывисто, скороговоркой. Сколько раз повторяет своё «ку-ку» кукушка, столько движется машин или подвод.
Пока что кукушка молчала, и это очень тревожило Мишку, хотя он понимал, что ещё рано, что немцы должны выждать, когда рассеется туман.
Туман стлался по болоту, дымясь, как в зимнюю пору позёмка. Мишку познабливало. Ему вспомнилось, как он в метель стоял у оврага, обещая мёртвой бабушке отомстить фашистам. Сегодня они сквитаются. Как сказано в партизанских листовках: «Смерть за смерть! Кровь за кровь!»
— Она ещё крепкая была, — облизывая пересохшие губы, пробормотал Мишка. — Мешок с картошкой сама подымала. Если б немцы не убили её, она бы сто лет прожила…
Лежавший рядом с Мишкой Егоров приподнялся, с тревогой взглянул в побледневшее лицо мальчика.
— Ох, парень! Опять ты смутный. Как бы опять меня не подвёл.
Туман растаял. По голубому откосу неба карабкалось солнце. Спиной Мишка чувствовал утро, а животом — ночь, потому что спину уже пригревало солнце, а живот был прижат к сырой, ещё по-ночному холодной земле.
На дороге появился мальчик с ведёрком и самодельной удочкой и тут же исчез. Прошла старуха, волоча за собой на верёвке чёрную козу.
«Кукушки» молчали.
«Нет, не поедут сегодня немцы по этой дороге, — с тоской думал Мишка. — Уж так мне везёт!»
В траве мелькнуло красное пятнышко — божья коровка. Мишка поймал её, посадил к себе на ладонь. Жук поджал лапки, прикинулся, будто он не жук, а красная в чёрных точечках твёрдая пуговка. Пуговку небось не съедят. Мальчик терпеливо ждал, когда «пуговка» снова выпустит ножки и начнёт путешествовать по его руке. «Улетай, дурёха! — мысленно уговаривал Мишка божью коровку. — Улетай подальше. Побежим в атаку — затопчем тебя…»
Но глупый жук не хотел покидать тёплую ладошку и только тогда поднялся в воздух, когда Мишка подул под крылышки. Куда полетел жук, проследить уже не было времени. Закуковали «кукушки».
— Слышите, дядя Егоров! Лариска кукует — это мотоцикл. А теперь Раиса — это подводы. Раз, два, три, — Мишка торопливо загибал пальцы, — четыре, пять, шесть, семь…
— Приказано подпустить как можно ближе, — предупредил его Егоров. — Стрелять только по сигналу. Чтоб раньше времени ты не высовывался.
Но это было для Мишки труднее всего.
Теперь он уже ясно видел, что два немецких мотоцикла — один спереди, другой сзади — сопровождают подводы, цепочкой протянувшиеся но большаку. По мнению Мишки, они были уже совсем близко. Так почему ж наши медлят?
Мишке даже казалось, что толстые колёса мотоцикла и тонкие колёса подвод стали вертеться в обратную сторону, что немцы разгадали партизанскую хитрость и удирают. Когда же начнётся бой?
Но тут раздался сигнальный выстрел. Мальчик вскочил, словно подброшенный пружиной.
— Стрелять лёжа! — крикнул ему Егоров.
— А если я не попаду лёжа! — огрызнулся Мишка, яростно нажимая курок.
Кто-то из партизан снайперским выстрелом уложил немца, который вёл головной мотоцикл. Машина опрокинулась.
Задний мотоциклист струсил: выпустив вонючее облачко, он пустился наутёк.
Одуревшие лошади, храпя, налезали друг на друга. Подводы сшиблись. На дороге образовался затор.
Комиссар партизанского отряда возглавил атаку.
— За Родину! Вперёд!..
Справа и слева от Мишки с криком «ура» бежали партизаны. И мальчик старался не отставать от них. Он был словно капелька, которую мчит могучий, грозный поток.
Сперва Егоров был впереди, но потом Мишка опередил Егорова. Мальчик увидел, как возле одной из повозок замертво свалился немецкий солдат. Автомат убитого остался лежать на дороге. Если он, Мишка, добежит первым, это будет его личный трофей!
В горячке мальчик не заметил, что позади подводы за колесом топчутся чьи-то ноги. Там затаился немецкий солдат.
Немец выстрелил. Что-то крепко ударило Мишку в плечо. Карабин выпал из рук мальчика, а поднять его не было сил.
По земле мурашили мелкие красные пятнышки. Как будто у Мишкиных ног собрался целый рой божьих коровок. Но сказать им: «Улетайте, а то затопчут» — Мишка уже не мог.
Он пошатнулся и рухнул лицом вниз, в болотную траву.
…Даже строгая деревенская бабушка признавала, что Мишка терпеливый на боль. Две недели бабушка не догадывалась, что у внука на спине чирьи. И когда Мишке придавило палец поленом, бабушка опять не догадалась, потому что он опять смолчал.
Но сейчас ему просто-таки хотелось выть от боли. Мишка даже сомневался, что это его рука. Неужели своя рука может своего так мучить?
Особенно разболелась рука после того, как раненого навестил Егоров. Он принёс гостинец — несколько кусочков сахару — и сказал, что все в бригаде Мишке кланяются и желают поправиться поскорее.
— Спасибо! — расцвёл Мишка. — А почему не зайдут сами?
— Да то к тебе не пускали, то некогда — на станцию Железница, почитай, всей бригадой ходили. Теперь у нас рельсовая война.