Вечные всадники - Байрамукова Халимат. Страница 16

Он теперь заметил на столе у директора что-то блестящее. Сабля! Чуть не бросился к столу, но вспомнил отцовские слова: «Не проявляй шумно свои чувства». Он с мольбой во взоре посмотрел на усатого, как Буденный, директора и только тут заметил отца, стоявшего возле директора.

Директор поднялся, торжественно взял обеими руками саблю и сказал:

– Смотрите, дорогие мои! Вот эту саблю Семен Михайлович Буденный прислал в подарок нашему джигиту Солтану.

На ней выгравированы слова: «Солтану Абдуловичу Лепшокову от маршала Буденного. Зря не вынимай, а вынешь – не промахнись». Других слов я добавить не могу, Солтан джигит! Но все же скажу, что все мы желаем тебе прежде всего хорошо учиться. Ну, а что касается того, что ты влюблен в коней, это очень хорошо. Конь – верный друг человека, мы растим скакунов для Красной Армии, а ей нужны отличные кони, вот и помогай нам воспитывать их, помогай со своими друзьями, это будет очень хорошо. У нас ведь три тысячи лошадей, и каждая из них требует отличного ухода. Мы говорим спасибо всем ребятам, которые помогают нам, вот и тебе спасибо скажем.

С этими словами директор вышел на середину и торжественно вручил саблю Солтану. Тот взял ее дрожащими руками и, не моргая, смотрел на нее. Все молча наблюдали за ним, а Абдул уже начал было тревожиться: «Неужели вот так истуканом будет стоять и ни слова не вымолвит?» Но сын пришел в себя и горячо сказал:

– Честное пионерское, я все сделаю так, как написал маршал! Вот Шайтан будет свидетель!

И он показал на стоящего рядом друга, не меньше взволнованного событием.

Оба они выбежали из кабинета.

Когда Солтан вышел с саблей на крыльцо, двор конторы был полон ребят. Чтобы все видели подарок, Солтан высоко поднял саблю над головой и услышал общее восхищенное: «О-о-о-ох!»

Так, с высоко поднятой обеими руками саблей, спустился Солтан со ступенек крыльца и в окружении ребят пошел по Главной улице. Заметив ватагу возбужденных мальчишек, взрослые выходили из дворов, спрашивали, подходили, рассматривали буденновскую саблю и разно выражали свой восторг. А затем, когда ватага продолжала свой путь, взрослые собирались в кучки и обсуждали удивительное событие.

Когда ребята дошли до дома Шайтана, он забежал и позвал из плотницкой своего отца.

– Э-э-э! – протянул Мазан, держа обеими руками саблю, вынимая ее из ножен и снова вкладывая на место.

Ребята понимали, что означает это «э-э-э!». Когда Мазан, бывало, видел не им изготовленный, но красивый стул, он одобрительно говорил; «Э-э-э!» Больше всего на свете Мазан любил красивых женщин, и, когда встречалась где-нибудь такая, он останавливался, глядел вслед и тоже произносил: «Э-э-э!» А по поводу него самого никто, наверное, не говорил так. Диву даются в ауле: как красавица Лейла, его жена, могла полюбить этого «Полтора Мазана», как его иногда называют за его несуразный рост. Волосы Мазана закрывают ему лоб, брови закрывают глаза, усы – обе губы, а слегка седая борода закрывает шею. Пусть, зато в этом человеке живет такая любовь к красоте, что, когда он видит красивое, он немеет и может произнести только «э-э-э!».

Вот и сейчас он не мог оторвать глаз от сабли, а ребята – от него. В это время с противоположной стороны улицы вышел кузнец Идрис – «Фунтонос». Это было его прозвище за огромный гиреобразный нос, который выделялся на сухощавом лице. Лицо как лицо, с правильными чертами, а нос достался Идрису непомерный, весом в фунт.

Карачаевцы вообще горазды давать прозвища, а в Аламате особенно. Одни здесь знают свои прозвища и не обижаются, другие готовы броситься с кулаками, третьи точно не знают, но догадываются. Однако в общем-то из-за клички пока никто в Карачае ни в какие века не дрался. Фунтонос тем более, потому что, как он считает, у него самая тонкая в Аламате жаждущая музыки душа, и поэтому кузнец держится выше всех насмешек.

Кузнец берет саблю, рассматривает ее и, наверное, думает о том, как воспроизвести такое событие в музыке: подарок самого маршала…

Так каждый встречный восхищался саблей по-своему, а весь аул воспринял новость с большой гордостью. К вечеру уже не было в Аламате ни одного человека, который не знал бы о новости и не пересказывал бы ее с добавлениями.

А пока Солтан очень спешил с подарком к матери, хотел порадовать ее, но никак не мог дойти – его останавливали, расспрашивали, рассматривали саблю.

Во время одной из таких остановок сквозь говор толпы он услышал тоненький голосок:

– А как ты ее будешь носить?

Не получив на это ответа (ведь Солтан еще и сам не знал, как будет носить), голосок снова пропищал:

– А коня-то у тебя нету! А шашку носят, когда садятся на коня! А ты…

– Туган – мой конь, я его пас на Бийчесыне! – с обидой ответил Солтан, грозно посмотрев на «А». Если б это был мальчишка, он бы, конечно, надавал тумаков, а с девчонкой станешь ли связываться?

Наконец он добрался домой. Мать в это время чем-то угощала своего «маленького», «своего подкидыша», но как только стукнула старая некрашеная калитка, она отогнала «проклятого» и пошла навстречу сыну, не отрывая удивленного взгляда от сабли, которую Солтан подносил матери, держа обеими руками.

Мать медленно взяла саблю в посеребренных ножнах, посмотрела вопросительно на сына.

Солтан объявил:

– Это маршал Буденный мне в подарок прислал. Помнишь, он обещал?

– Такого не бывает, чтобы самый большой командир прислал подарок сопляку.

– Мать! Хоть ты мне и мама, но знай – я не сопляк, я мужчина. И если ты еще раз обзовешь меня так, я уйду из дома и буду жить один! – гордо сказал Солтан.

– Ишь какой джигит…— растерялась мать. – Да я же от радости, дурачок. Я вижу, что ты стал настоящим мужчиной. А там, кто его знает, может быть, и сам великим человеком станешь!

Вечером получилось семейное торжество, пришла вся родня.

Отец сказал:

– Ты, джигит, пойми одно: такие подарки и от таких великих людей выпадают не каждому. Сумей ответить на эту честь!

– Что надо делать, папа?

– А наш директор уже сказал: надо помогать нам, табунщикам, растить добрых коней. Разве мало дел для вас, ребят, найдется на заводе?

– Я все буду делать: и учиться хорошо, и маме помогать, и лошадей растить, а особенно – ухаживать за Туганом. Ведь у него теперь ни отца, ни матери. Он один, ему трудно.

Сидящие одобрительно переглянулись, а Марзий сказала на радостях, что сын такой рассудительный:

– Я уже про себя решила: пусть мальчик наш завтра после уроков приведет своих друзей, я сделаю хычыны [18]. А наш отец, я знаю, зарежет для такого случая барана…

– Какого? – почти одновременно спросили удивленные отец и сын, подумав о «проклятом» баране.

– Того, который, как ему и положено, ходит в отаре. А вы небось подумали, об «этом», который вылизывает собачью миску? Нет, я пока не выжила из ума, чтобы такого глупого, нестоящего барана зарезать в честь подарка большого командира.

Марзий принялась планировать, как устроить торжество:

– Купим конфет, пряников и отпразднуем. Ну уж так и быть, куплю также кило сахару для этого самого Тугана, раз он остался без родителей.

Солтан подпрыгнул от радости, а когда лег, никак не мог уснуть, все время гладил руками лежащую рядом саблю.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Буденновский подарок будто переродил Солтана. Все, что он теперь ни делал – колол ли дрова, водил ли корову и овец на водопой, учился ли, помогал конюхам, – все он делал с увлечением.

Но, надо сказать, и дрался он теперь с особым азартом. Как-то так получалось, что для драки всегда находился повод. Сегодня, например, он подрался с одним мальчишкой из-за того, что тот, может быть и нечаянно, наступил ему на ногу и палец сильно разболелся. А вчера Солтан пришел домой из школы без единой пуговицы на шубе: тоже дрался, потому что задира Хасанов, одноклассник, сказал ему: