Это моя школа - Ильина Елена Яковлевна. Страница 72

Наконец Анна Сергеевна вернулась — серьезная и озабоченная. Она даже как будто немного похудела за это время.

— Ну что, что?.. — бросились к ней девочки.

— Пока ее нет, — тихо сказала Анна Сергеевна, — Я заявила начальнику поезда. Будут искать. — И, не садясь, добавила коротко: — Скоро приедем. Соберите вещи.

Все молча начали собираться. Тихо, не говоря ни слова, разобрали платки и пальтишки и так же тихо помогли друг дружке одеться, закутаться, завязать узлы платков и шарфов. Под конец Оля сняла с крючка Ирин платок и, вздохнув, сложила его вместе с Ириными варежками. И вдруг вагонная дверь раздвинулась, и вошла проводница.

— Вот. Получайте, — сказала она, широко улыбаясь.

Из-за ее плеча, посмеиваясь, выглянула Ира Ладыгина. Все так и вскрикнули от неожиданности. Девочки бросились к Ире, стали обнимать, тормошить ее и наперебой расспрашивать, где она была и кто ее нашел.

— Мы тебя так жалели, так жалели! — говорила Аня. — Даже плакали! Думали, что ты со ступенек свалилась или на той станции осталась и замерзла там на платформе…

Но вид у Иры был совсем не такой, чтобы нужно было о ней плакать. Лицо у нее разрумянилось, и она не только не выглядела замерзшей, но видно было, что ей жарко, весело и она очень довольна собой.

— Да ну, рассказывай же скорей, где ты пропадала! — крикнула Оля.

Ира засмеялась.

— А я вовсе и не пропадала, — сказала она лукаво и поглядела на девочек. — Я просто пряталась.

Оля даже руками всплеснула:

— Пряталась? Зачем? От кого?

— Как это — от кого? От всех вас… — так же задорно ответила Ира. Она поглядела на серьезные лица вокруг и догадалась, что никому, кроме нее самой, эта затея не кажется забавной. — Я думала, вы меня будете искать и скоро найдете… — сказала она растерянно. — Я же была совсем рядом, в соседнем вагоне.

— В соседнем вагоне? И ты не видела, что Анна Сергеевна тебя ищет? — спросила Оля.

— Видела, — ответила Ира, — оттого и пряталась.

Все переглянулись.

— Я думала, всем будет очень смешно…

Тут на Иру так и посыпался град упреков. Особенно сердились на нее Аня и Валя — наверно, за то, что они столько из-за нее плакали. Обе они принялись так стыдить и упрекать ее, что Анна Сергеевна даже остановила их:

— Ну ладно, хватит. Ладыгина и сама уже, наверно, понимает, какую глупую шутку она затеяла. В другой раз мы ее с собой никуда не возьмем. А пока не будем с ней разговаривать.

Ира засопела, и глаза у нее наполнились слезами.

— Простите, Анна Сергеевна, — пробормотала она. — Я больше не буду!

Но Анна Сергеевна молчала. Оля молча протянула Ире ее вещи, а Валя все-таки не выдержала и спросила сердито:

— Где же ты там пряталась, глупая девчонка? (Она хотела сказать: «дура ты этакая», но при Анне Сергеевне не решилась.) Под лавкой, что ли?

— Нет, — ответила Ира и всхлипнула. — Там один дяденька большую шубу повесил у окошка, а сам заснул… Я и спряталась под эту шубу… то есть под эту доху… на меху.

— «Доху на меху», — передразнила ее Настя. — Постыдилась бы хоть рассказывать. Бессовестная!

А проводница подошла с веником — подметать пол — и, посмотрев на Иру, сказала:

— И какие еще есть озорницы несознательные! Вот погоди, — и она погрозила Ире веником, — доберусь я до тебя!

Девочки, конечно, поняли, что это не всерьез, но Ира на всякий случай отошла от строгой хозяйки вагона подальше.

Всю остальную дорогу никто с Ирой не разговаривал.

Она молча, с трудом глотая, съела свои бутерброды и, ни на кого не глядя, стала одеваться. Платок завязала так, что одна из ее коротеньких рыжих косичек вылезла наружу, но никто этого даже как будто и не заметил.

В вагон опять вошла проводница.

— Орехово! — деловитым, кондукторским голосом объявила она, а потом добавила шутливо: — Приехали с орехами. Будьте здоровы. А тебе, озорница, — обернулась она к Ире, — досталось бы от меня на орехи, кабы я была твоя учительница.

Анна Сергеевна слегка улыбнулась, и все построились друг за другом в проходе.

Ира хотела было протиснуться вперед, но Анна Сергеевна взяла ее крепко-накрепко за руку, как маленькую.

— Пойдешь со мной, — сказала она.

Ира густо покраснела, но руку не выдернула.

Замедляя ход, поезд подходил к станции.

Приехали!

Хоть и казалось, что в этом новогоднем поезде совсем немного пассажиров, но как только он остановился, из вагонов вы?сыпало столько народу, что платформа сразу почернела.

Анна Сергеевна со своими ученицами тоже вышла из вагона.

— Погодите, девочки, — сказала она, — пускай сначала толпа схлынет. А то вас затолкают. И потом, я думаю, что нас кто-нибудь встречает, а в этой суматохе мы никого не найдем, да и нас не найдут.

И в самом деле, толпа скоро поредела, и тут девочки увидели длинную платформу, покрытую снегом, и одноэтажное вокзальное здание. Над платформой была укреплена большая стеклянная рама с отчетливой, видной издалека надписью: «Орехово».

Под часами, возле зала ожидания, стояла какая-то большая девочка в синем лыжном костюме, в ушастой мальчишечьей шапке и в мохнатых рукавицах. Девочка внимательно оглядывалась по сторонам, должно быть, кого-то поджидая.

— Ну, вот это — Машенька Дмитриева, — сказала Анна Сергеевна. — Пришла нас встречать.

В ту же самую секунду девочка заметила московских гостей и, махнув пушистой рукавицей, бросилась к ним.

— А я смотрю-смотрю, все проходят, а вас нет, — сказала она весело, поздоровавшись с Анной Сергеевной и по очереди пожимая всем девочкам руки своей крепкой, горячей рукой. — Идемте скорей, а то замерзнете. Сегодня мороз — просто жуть! Еще хорошо, что ветра нет.

— Ты одна? — спросила Анна Сергеевна.

— Нет, с Бульбой, то есть с Тарасовым Аликом, — поправилась Маша. — Он на площади дожидается. С санями. Есть у вас с собой какие-нибудь вещи?

— Да нет, какие там вещи, — сказала Анна Сергеевна. — Мы же к вам всего на денек.

— Всего на один день? Как жалко! Ну, идемте.

И Маша быстро зашагала к выходу, то и дело оборачиваясь через плечо. Девочки невольно прибавили шагу, чтобы не отставать от нее. Позади всех шла Анна Сергеевна, крепко держа за руку Иру. Вид у Иры был понурый и несчастный. Она никак не могла попасть в ногу с Анной Сергеевной и поэтому даже как будто слегка прихрамывала.

— Что, у этой девочки, наверно, нога болит? — негромко спросила Маша у Насти, которая шла в первой паре.

Настя переглянулась с Леной Ипполитовой и ответила, усмехнувшись:

— Да нет, ничего у нее не болит. Просто она у нас такая… особенная. Приходится водить ее за руку.

Маша с удивлением посмотрела на Настю, но расспрашивать не стала.

Тяжелая вокзальная дверь, поскрипывая, отворилась, и все вышли на площадь. Девочки невольно зажмурились — так ярко блестел на солнце свежий, еще недавно выпавший снег.

— А где этот ваш мальчик с саночками? — спросила Валя, оглядываясь по сторонам.

— Да вот же он!

В эту же минуту к широким ступеням вокзала лихо подкатили розвальни. Лошадью правил худенький мальчик в такой же шапке-ушанке, как у Маши, и в полушубке. Он на ходу соскочил с низких широких саней, устланных сеном и прикрытых толстыми байковыми одеялами.

— Тпру! Да стой же ты, — сказал он, прикручивая вожжи к передку. — Здравствуйте, тетя Аня!

— Здравствуй, Алик! Здравствуй, дружок! — Анна Сергеевна наклонилась к нему и поцеловала его. — Ну, как твои дела?

— Только по геометрии четыре, — ответил Алик, притаптывая снег большим валенком.

— Молодец. Это ты нас повезешь?

— Я.

— А не вывернешь?

— Что вы! Знаете, как наш конь меня слушается? Лучше, чем Семена Игнатьевича. Ну, устраивайтесь поудобнее. Маша, а ты как — с нами или на лыжах?

— На лыжах, — сказала Маша и вытащила откуда-то из-под байковых одеял длинные лыжи и палки с колесиками.

— Вот так саночки! — в восторге обежав розвальни кругом и усаживаясь на сено, сказала Валя Ёлкина. — Я думала — они какие-нибудь маленькие… ну, просто салазки. Без лошади. А это настоящие санищи! Скажи, Настя, ты когда-нибудь ездила на лошадях?