В сутках двадцать четыре часа - Киселев Владимир Сергеевич. Страница 22
Робин подсел к компании крестьян, недавно мобилизованных бандитами. Вынул кожаный кисет с махоркой, пустил по кругу. Разговор шел о разном: о погоде, о хлебе, о сенокосе.
— Самая страда в деревне, а мы из леса не вылезаем. Дома нас жены, ребятишки ждут. Как бы им отвечать за наши дела не пришлось, — дымя цигаркой, сказал черноволосый красивый мужик в офицерских сапогах, сосед Робина. — Хватит, нагулялись.
Робин по тому, как внимательно слушали говорившего остальные, понял: подобные разговоры ведутся не впервые. Он пока в разговор не вмешивался, слушал да на ус наматывал.
— И рады бы вернуться, но кто нас примет, сразу чекисты поставят к стенке.
Кто постарше, затылки чесали, потом и вовсе приуныли.
— Слыхал от одного знакомого мужика, — отозвался демобилизованный крестьянин. — Тоже были в отряде вроде нашего, вышли из лесов домой. И ни большевики, ни чекисты ничего плохого им не сделали. Арестовали только тех, кто злодействовал.
— Не тронули потому, что за них общество поручилось.
— Не знаю, может и так, врать не буду. Да, коль виноват, я готов в тюрьме отсидеть, сколько дадут по закону, чтобы перед земляками позор смыть…
— Мужики, правильные речи ведете. Советской власти вам не свалить, об этом и думать нечего. Миллионная армия была у адмирала Колчака, с пушками, с офицерами. Не вам чета. А где Колчак? Где его армия? Молчите? — спросил Робин. — Пора и вам одуматься, как бы потом поздно не было, граждане.
— Сам-то откуда? Вроде не здешний. Уж не большевик ли? — спросил сосед.
— Угадал, браток, большевик. Я начальник милиции четвертого района.
Все сидевшие на скамейке повернулись в его сторону.
— Насчет поручительства вы правильно говорили, — сказал Робин. — Я за вас перед Советской властью поручусь.
Он говорил уверенно. Не дай бог, если бандиты почувствуют, что сомневается, — пристрелят. Терять им нечего.
— Кто хочет жить, айда со мной!
— А оружие?
— Я ваше оружие не понесу, — отозвался Робин. — Сами сдадите, если вы мне поверите. А я вам верю…
Вокруг него собралось человек тридцать.
— Агитацию разводишь, гад! — закричал бандит в казачьем картузе. — Братва, он врет, а вы и уши развесили! — Выхватил из-за пояса револьвер. Но выстрелить ему не дали.
— Ты его застрелишь, а за что? Не позволим! Долой! — шумела толпа.
Робин так и не понял, кому бандиты кричали «долой!». Понял другое — опасность пока миновала. Кое-кто колебался после его слов, а многие поверили.
Атамана арестовали сами бандиты.
Это было необычное зрелище. Поднимая пыль, по дороге шло разбойное войско с пулеметами, винтовками, саблями. А впереди него, за командира, шагал человек в кепке без всякого оружия — П. И. Робин…
16 октября 1922 года ВЦИК принял постановление «О награждении орденом Красного Знамени работников милиции». В постановлении говорилось:
«Распространить право награждения орденом Красного Знамени на работников милиции, проявивших храбрость и мужество при непосредственной боевой деятельности в составе отрядов воинских или милиции по борьбе с бандитизмом, антисоветскими восстаниями или массовыми выступлениями».
К названию ордена Красного Знамени часто добавляют «Боевого». И действительно, этим орденом награждались только за боевые дела. Постановление Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета о награждении работников милиции подчеркивало важность боевой работы милиции и по достоинству оценивало мужество солдат порядка, ставило милиционеров вровень с воинами Красной Армии.
…С фотографии смотрит довольно молодой мужчина с щеголеватыми усами, открытым мужественным лицом. Туго перетянута командирским ремнем армейская гимнастерка. Это начальник пятого района Горно-Алтайской уездной милиции Александр Васильевич Чернов.
…Перебежчик сообщил Чернову, что банда генерала Кайгороды, насчитывающая семьсот человек пехоты и около трехсот конников, в ближайшие дни попытается захватить село, из которого она была выбита сводным отрядом Чернова. Против белого генерала начальник милиции мог выставить отряд чоновцев, около роты милиционеров и красноармейцев стоявшего в селе взвода. Всех их решили объединить в один отряд. В него вошли и коммунисты села Усть-Кокса. Однако и после этого у Кайгороды сил было больше по крайней мере в три раза.
Чернов собрал командиров на военный совет.
— Что будем делать? Подмогу вызвали, но Кайгорода не будет ждать, когда она прибудет.
— Ты назначен командующим района, принимай меры, — сказал председатель Совета. — Мы мобилизуем на защиту население. Сколько у нас пулеметов?
— Пять «максимов», все исправные, сам проверял.
— Предлагаю оборону населенного пункта поручить товарищу Чернову. С его предложением объединить силы под единым командованием следует согласиться, — подвел итог совещанию председатель Совета. — Не теряйте времени, Чернов.
Немалая роль в плане Чернова отводилась перебежчику-алтайцу. Начальнику милиции удалось привлечь его на свою сторону. Узнав от Чернова о том, что по приказу Кайгороды был казнен его брат, алтаец поклялся отомстить белогвардейцам за его смерть. Чернов сам отвез перебежчика в степь. О чем они договорились при расставании, никто не знал. А метель тут же замела их следы.
По чистому снегу запестрели в степи волчьи и лисьи стежки. Зверь от бескормицы жался к человеческому жилью. Бандиты, как волчья стая, кружили вблизи села. Лунной ночью Кайгорода вывел на исходный рубеж пехоту. Сам с конницей поскакал к чернеющим на взгорке строениям Усть-Коксы. Посланный им лазутчик только что сообщил, что в селе у большевиков почти никаких войск нет, кроме взвода.
Тихо ехали по заснеженной степи всадники: ни конского ржания, ни стука копыт. Слышно лишь дыхание коней да скрип седел. Еще недавно генерал в душе презирал себя за то, что теперь командует не корпусом, не дивизией и даже не полком регулярных войск, а бандитским сбродом… Он не пытался скрыть брезгливость, когда видел свое пестрое «войско». Иногда находила невыносимая тоска, тогда он ее усиленно заливал самогоном. Но ненависть к большевикам и Советской власти брала верх, и Кайгорода все реже и реже вспоминал о блестящем прошлом. Его уже не вернешь, хотя генерал и не терял надежды.
Кайгорода, играя плеткой, картинно сидел в седле. В лунном свете длинная тень падала на снег от коня и всадника. Стремя в стремя справа от генерала ехали адъютант и знаменосец, слева — алтаец.
На окраине селения Кайгорода пропустил вперед конников.
— Двигаться прямо по прогону, — приказал он командиру сотни. — И чтобы без шума!
Кайгорода раскурил трубку.
— Кто командует красными, ты узнал? — спросил он алтайца.
Лазутчик ничего не ответил. Генерал обернулся. Алтайца нигде не было видно. Адъютанта он еще раньше отослал к пехоте. Оставшись один, Кайгорода почувствовал страх и тревогу. Направил коня за удалявшимися всадниками. Догнав их, Кайгорода привстал на стременах и зычно скомандовал:
— Стой!
Повинуясь приказу, задние повернули коней, подъехали к генералу. Но основная масса уже втянулась в прогон. Загрохотали пулеметы чоновцев. С фронта и флангов они били по бандитам, скучившимся в прогоне, в упор. Ржали испуганные лошади. Спасаясь от пулеметов, бандиты метались, топтали раненых и выбитых из седла. Главари пытались навести порядок, но большая масса всадников не могла развернуться в прогоне. Группе бандитов удалось на правом фланге перебраться через изгородь, но она тут же полегла от кинжального огня флангового пулемета.
Не многим всадникам во главе с Кайгородой удалось уйти. Не давая банде опомниться, Чернов повел конный милицейский отряд на преследование. Советский милиционер и белый генерал схватились в сабельном поединке. Чернов зорко следил за противником. Кайгорода был опытным рубакой, отлично владел приемами боя. Но под ним, внезапно сраженный пулей, споткнулся дончак. Завалился на спину, увлекая за собой генерала.