В сутках двадцать четыре часа - Киселев Владимир Сергеевич. Страница 19
Пахло пылью и мышами. Снаружи и в подвале тихо. Голубятников сделал несколько осторожных шагов и снова замер, услыхав шорох за дверью, какое-то неясное движение. Переждал и рванул дверь на себя.
В подвальном полумраке мелькнули яркие вспышки выстрелов.
В ответ на запрос В. И. Ленина об обстоятельствах гибели Николая Голубятникова из Казани сообщили:
«Николай Голубятников 2 марта прошлого года, руководя лично поимкой бандитов, сражен двумя выстрелами и через несколько часов умер. Голубятников был человеком энергичным, безупречной честности, открыл много крупных краж».
В. И. Ленин ознакомился с ответом и поручил дать телеграфное распоряжение о назначении матери погибшего усиленной пенсии. Чуть позже пенсии были назначены жене и дочери Голубятникова.
Николай Илларионович Голубятников навечно зачислен в списки личного состава уголовного розыска МВД Татарской Автономной Советской Социалистической Республики.
На степном шляхе
Заканчивалась гражданская война. Количество полков Красной Армии сокращалось, многих опытных командиров направили во внутренние войска и в милицию: их боевой опыт мог пригодиться в борьбе с бандитизмом.
Кубано-Черноморская партийная организация послала работать в милицию героя гражданской войны, бывшего командира 1-го Екатеринодарского полка Красной Армии Макария Демуса, награжденного двумя орденами Красного Знамени. В город Пятигорск заместителем начальника Терской губмилиции прислали бывшего комиссара 3-й Кубанской кавалерийской бригады Кочубея — Василия Петровича Кандыбина.
…Ставропольский губком и губисполком в 1920 году назначили начальником губернской милиции боевого соратника С. М. Буденного по Первой Конной Армии, бывшего командира 6-й кавдивизии Иосифа Родионовича Апанасенко. Он хорошо знал Ставрополье, был организатором партизанских отрядов.
Секретарь губкома Ю. С. Мышкин пригласил Апанасенко к себе:
— По степным шляхам мотаются зеленые. Как грибы после дождя, появляются бандитские «батьки». Ни много ни мало — шестьдесят банд. Почти все они местные. Днем ходят за плугом, а потом исчезают на неделю и по ночам гуляют с обрезами. Пора с этим кончать. Сам увидишь, что нужно делать, боевой опыт у тебя богатый, используй его. Не мне учить, как воевать, но запомни, дело это нелегкое, нужно особую тактику выработать.
Чуть свет Апанасенко, звеня шпорами, поднялся в кабинет. Молча выслушал доклад дежурного о новых бандитских вылазках. Когда дежурный ушел, вынул из сейфа карту и долго сидел над ней, вглядываясь в черные квадраты станиц и поселков, в зубчатые линии, обозначавшие овраги и балки, пытаясь угадать путь банды, зарубившей ночью трех коммунистов.
Но тонкие извилистые линии на карте могли рассказать о подъемах и спусках, о высотах и низинах. А о бандитах — ничего. Апанасенко понимал, что бандиты в открытой степи не остановятся на отдых, но и уйти далеко не могли. Сховались на день, скорей всего, в глубокой Кривой балке, поросшей молодым лесом. Он измерил по карте расстояние — двадцать две версты по прямой, а по шляху — и того больше.
— Седлать коней! — приказал Апанасенко дежурному. — Пошлите посыльного к командиру эскадрона ОГПУ, тоже пусть поднимаются.
Эскадрон шел на рысях, в походном порядке по степному шляху, густо пылили четыре пулеметные тачанки. Теперь от красных конников бандитам не уйти. По всем правилам военной науки окружили Кривую балку, оставив сильный резерв верховых, чтобы в любую минуту пойти на преследование. Апанасенко распорядился:
— Эскадронам спешиться!
С высокого кургана он наблюдал, как у выхода из балки развернулись тачанки, закрыв отход банде. По его сигналу в ковыле быстрыми тенями мелькнули бойцы и двинулись вперед. В лозняке заняли позицию пулеметчики. Цепь бойцов перешла на быстрый шаг, потом побежала, и видно было с кургана, как в руках бойцов и милиционеров блестели стволами карабины…
Но в степи по-прежнему тихо, ни одного выстрела. На дне Кривой балки в кострах еще редко тлели кизяки и ветки. Возле одного из костров стояла недопитая четверть самогона да валялись всюду объедки. А кругом ни души. Банда словно сквозь землю провалилась.
Черная сотня и на этот раз боя не приняла. И так почти всегда. В каждой станице у бандитов были свои люди. На хуторе или в поселке, в станице у «батек» глаза и уши, а чекисты этим пока похвастаться не могли. У молодой республики тогда до многого руки не доходили, она только-только становилась на ноги в этих краях. Поэтому кулачье крепко держалось за атаманов — свою опору. С теми же, кто помогал милиции или просто сочувствовал коммунистам, бандиты жестоко расправлялись, не щадя ни женщин, ни детей. Боясь мести, местные жители молчали.
Краском Апанасенко, привыкший водить в бой кавалерийские эскадроны, вскоре понял, что секретарь губкома прав: лихой атакой, одним махом с бандами не покончишь. Тут намного сложней, чем на войне.
Апанасенко зашел в губком к Ю. С. Мышкину.
— А, красный командир! Проходи. Слышал, слышал. Быстро поднимаетесь по тревоге, боевая готовность у вас хорошая. Молодцы! Теперь вам нужно завоевать доверие у селян, чтобы каждый трудовой крестьянин стал надежным помощником милиции. Учись сам и учи своих людей работать не только шашкой, но и словом, — сказал секретарь. — По-моему, главное для нас — настроить против разбойных «батек» селян.
Апанасенко после неудачной операции в Кривой балке провел собрание сотрудников, пригласил на него и командиров эскадрона ОГПУ. С присущей ему прямотой рассказал о причинах неудач:
— Нам нужно убедить крестьян, чтобы они уверовали в наши силы, в крепость народной власти, и тогда бандитам не уйти от расплаты. Таково мнение губкома.
— Мы не агитпроп, а карающий меч революции, — возразил помощник. — Не наше это дело, товарищ начальник, заниматься агитацией и ликбезами…
Апанасенко сердито сверкнул глазами:
— Дорогой товарищ, мы с тобой прежде всего коммунисты, силой обстоятельств поставленные на передний край борьбы с врагами и пережитками старого мира. Что же касается карающего меча, о котором ты нам сейчас сказал, то он нам действительно вручен пролетариатом, чтобы разить гидру контрреволюции. Но важно, чтобы в справедливую силу меча верил каждый бедняк, каждый честный труженик. Владеть оружием мы научились неплохо, будем учиться воевать и большевистским словом.
Апанасенко немного переждал. Налил из кувшина квасу в стакан. Спросил:
— Несогласных нету? Тогда так и порешим — каждый из нас будет выступать на митингах и собраниях крестьян по текущему моменту, разъяснять политику Советской власти. Не в кабинетах и в канцеляриях, а в станицах и на хуторах давайте будем искать помощников!
Куда бы ни выезжали Апанасенко и его помощники, они встречались с местными жителями, рассказывали им о трудностях, переживаемых республикой, о врагах Советской власти, о злодеяниях бандитов. Однажды Апанасенко выступал на митинге. Послушать начальника милиции пришли местные жители и выздоравливающие красноармейцы. Собравшихся интересовал вопрос: в чем заключается новая экономическая политика (нэп) по отношению к крестьянину и ремесленнику.
— Вот вы и поныне ругаете продразверстку, — говорил Апанасенко своим слушателям. — А зря! Хлебная диктатура была введена для спасения революции от голода. Государство вынуждено было отбирать по продразверстке у крестьян излишки хлеба. Но делалось это ради вас, ради народа. Нужно было кормить бойцов Красной Армии, рабочих. Теперь, когда гражданская война закончилась и республика приступила к строительству мирной жизни, хлебная диктатура отменяется. Вводится нэп. Что это такое, спрашиваете вы? Это значит, что товарищ Ленин предложил заменить продразверстку продовольственным налогом. Отныне после выплаты обязательного налога государству крестьянин может использовать излишки продуктов по своему усмотрению. Конечно, не спекулировать. Хотите продавать хлеб? Продавайте. Меняйте на сахар, на мануфактуру. Можете оставить себе, теперь его у вас никто не отберет. Приветствуете такое решение?