В сутках двадцать четыре часа - Киселев Владимир Сергеевич. Страница 33

На большаке людской поток нарастал. Тесня беженцев на обочины, громыхала конная артиллерия, двигались армейские повозки, груженные зелеными ящиками. Шли кавалерийские подразделения, пехота. Временами выныривали из-за облаков удлиненные, похожие на ос, «мессершмидты», и тогда люди разбегались, ища спасения в канавах и кустах. Ржали испуганные кони.

Ни на одну минуту дорога не оставалась пустой. К тому же уставшие, испуганные беженцы окружали грузовик, просили взять хотя бы женщин с детьми. И не было никаких сил отказать им. Но не посадишь же всех на деньги?

Укрываясь от артобстрела и бомбежек, грузовик благополучно въехал в Барановичи. Но опоздали — госбанк эвакуировался.

Косило не покидала надежда, что все-таки удастся сдать деньги. Загнав машину во двор дома, покинутого хозяевами, он отыскал в дровяном сарае топор, и Семенчук нарубил вишневых веток. Ими и замаскировали машину. Бухгалтера с кассиром послал в город договориться с властями о деньгах.

Закрыв машину так, что ее в десяти шагах не стало видно, втроем уселись в тени и стали терпеливо ждать возвращения банковских работников. Клонило в сон. Тревога не оставляла Косило, он то и дело поглядывал на большие карманные часы. Солнце уже клонилось к закату, ветки от маскировки стали сохнуть, а тех двоих все не было. Не пришли они и к ночи. И Косило понял — не придут. Не выдержав напряжения, они отстали, а может, просто сбежали, бросив на произвол судьбы деньги и товарищей.

Встречные военные предупредили, что ехать к Минску нельзя — там идут бои.

— Теперь мы с тобой, Семенчук, в полном ответе за ценности. Что будем делать?

— Если на Минск нам ехать нельзя, двинем на Могилев и там сдадим эти треклятые мешки — и домой. А сейчас самое время перекусить, живот подвело.

— Дело говоришь. Харч и на войне — первое дело.

Косило расстелил на земле чистый носовой платок, разложил на нем нарезанный крупно хлеб, открыл консервы, принес с огорода несколько луковиц.

— Садитесь, хлопцы, подкрепимся перед дорогой.

Влажный воздух густо настоялся на запахе трав. С огорода вкусно тянуло чесноком и укропом. На землю пал густой туман, недалеко была река. За нею в направлении Минска непрестанно грохотало и гремело. Там шел бой. Косило зябко поежился.

Хорошо, что они с Семенчуком прихватили шинели. Косило накинул шинель. Прислушался. Грохот за рекой не умолкал.

«Война! — не давала покоя мысль. — Как-то там мои, живы ли?» Хотелось немедленно возвратиться в Волковыск. От невеселых мыслей отвлек шорох. Кто-то крался к автомашине.

— Семенчук! — тормошил Косило товарища. — Семенчук, слышишь?

Мелькнула тень. Косило, нащупав в кармане ребристую рукоятку, вытащил пистолет, щелкнул курком. Шагнул в темноту.

— Кто здесь?

Из-под машины вылезла собака. Ее, видимо, привел сюда запах хлеба. Пес голодал. Он обрадовался людям, появившимся здесь, возле опустевшего дома, в котором когда-то жили хозяева. Пес завилял доверчиво хвостом, подошел к Косило.

— Когда успел так отощать? — Косило протянул собаке хлеб. — И нам веселее. Будешь сторожем. Ешь, не стесняйся.

Как бы соглашаясь с человеком, пес, взяв хлеб, лег недалеко от машины.

Чуть рассвело — грузовик затарахтел. Собака заволновалась: кажется, и эти знакомые хотят оставить ее…

— Извини, пес, спешим. Как-нибудь проживешь один до возвращения хозяев. Вот, возьми. — Косило протянул собаке остатки хлеба.

Пес даже не посмотрел на пищу. Грузовик поехал дальше. Собака еще долго бежала следом, потом отстала.

Бои шли совсем рядом. Беженцы рассказывали о фашистских танках и мотоциклистах, которые заезжали в села. Нередко подразделения Красной Армии у дороги развертывались и вступали в бой с немецкими дозорами.

Возле Столбцов шофер пошел за бензином и не вернулся.

Пробовали тащить мешки на себе. Да где там! Разве с такой ношей далеко уйдешь? Подтащили груз ближе к дороге, в расчете, что, может, оказия подвернется. Хлеб и папиросы кончились. Денег карманных самая малость осталась. Решили экономить.

Проезжие видели у обочины двух милиционеров, но не останавливались. Кого теперь не увидишь на дороге! Эко диво — два милиционера! И никому не скажешь: «Помогите! У нас же государственные деньги!» Приходится молчать — мало ли диверсантов, темных людишек, которых подняла война с темного дна, теперь рыщут в прифронтовой полосе. Содержимое брезентовых мешков — тайна, которую надлежало хранить. Ведь милиционеры и теперь оставались на посту.

Косило ушел в село, пригнал подводу. Уложили на повозку мешки — и опять в путь. Пошли третьи сутки их неожиданного путешествия. Оба валились от усталости. Но спали по очереди, прямо на подводе.

Радовало милиционеров одно — в полной сохранности груз.

На переправе через Случь осколком бомбы убило коня. Спасибо, выручили красноармейцы. Они накормили сотрудников, а главное, согласились подбросить до Могилева.

— Печетесь о своем грузе, словно в мешках золото или деньги.

— Скажешь тоже, деньги… Товарищ младший лейтенант, кто же их так возит? — небрежно ответил Косило. — И в войну деньги возят инкассаторы. А тут архивные бумаги. Приказали доставить в Могилев, вот и везем.

— Нарветесь на фашистов — тут и бумагам конец, и вам крышка. Закопайте — и дело с концом, — посоветовал младший лейтенант. — Я расписку дам, если нужно.

— Спасибо, но не имеем такого права, товарищ командир. Сами знаете — приказ выполняют, а не обсуждают. А мы люди маленькие, начальству виднее.

— Молодец, милиционер! Службу знаешь, — похвалил младший лейтенант. — Залезайте со своими бумагами в кузов.

— На ваших мешках все бока отобьешь, — усаживаясь, ворчал белобрысый красноармеец. — Это сколько бумаги исписали, чернильные души! — ощупав мешок, проговорил он. Приятель, подвинься, — обратился он к соседу. — Пусть милиционеры сядут.

Он еще что-то говорил о бюрократах, для которых бумаги дороже людей.

Косило не слышал красноармейца — он сразу уснул. Проснулся, когда машина подходила к Могилеву.

Бойцы сбросили мешки. Попрощались.

— Счастливо оставаться, «бумажные души».

Машина тронулась. Косило только теперь заметил, что не хватает мешка. Везли шесть, а осталось пять. Рванулся вдогонку за грузовиком, который пылил на дороге, набирая скорость. Где там! Выхватил пистолет, дважды выстрелил вверх.

На грузовике услыхали, остановились.

— Что случилось? — спросил младший лейтенант.

— Мешок в кузове остался, — подбежав к машине, задыхаясь, проговорил Косило.

— И настырный же ты, товарищ милиционер. Сейчас поищем. Ну-ка, просыпайтесь! — приказал командир.

Мешок отыскался: его положил под голову белобрысый.

— Из-за чего людей беспокоишь! — ругнулся боец. — Держи свой мешок!

На улицах Могилева, как после пожара, белели листки, бланки каких-то квитанций, валялись детские коляски, матрасы…

Найти в городе госбанк было делом нехитрым.

— Мы привезли деньги, — заявил управляющему Косило.

— Никаких денег мы не ждем. Откуда? Вы инкассатор?

— Мы из Волковыской милиции.

— Куда вас занесло… Документы на деньги?

— Какие документы? — переспросил Косило. — Они у бухгалтера.

— Где же он?

— Нет его. Одним словом, отстал, — объяснил милиционер.

— Чтоб бухгалтер отстал от денег… Такого еще не бывало.

— Может, раньше не бывало, а теперь случилось. Отстал не один, а на пару с кассиром. А может, просто сбежали.

— Без документов деньги не приму, не хочу под трибунал идти. Много денег?

— Шесть мешков.

— Сумма какая?

— Этого я не знаю. Мы их спасли из горящего банка…

— Мой вам совет, дорогой товарищ. Везите их в Шклов. Мы свои ценности туда уже отправили, а сами через час выезжаем.

— Захватите и наши мешки, в них деньги не чужие — народные, — настаивал Косило.

— Я же вам русским языком объяснил — без документов принять не могу. Надо еще разобраться, откуда они у вас.