Под созвездием Ориона (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 42
Один раз, когда Стасик учился уже в третьем классе, Елена Ивановна сказала на уроке чтения:
— Ребята, скоро мы будем отмечать сто десять лет со дня гибели Александра Сергеевича Пушкина. Вы все знаете что это наш великий любимый поэт. У нас будет литературный утренник. Давайте придумаем, что интересного мы сможем для этого утренника приготовить.
Придумали прочитать всякие пушкинские стихи. Показать сценку из сказки про Балду. Устроить бой Руслана с великанской головой. Ну и много еще всякого…
— Можно, я буду Русланом? — спросил Стасик. — У меня есть деревянный меч и щит из фанеры.
Но Елена Ивановна предложила другое:
— Пусть Репьев лучше придумает стихи на пушкинскую тему… Стасик, ты ведь умеешь.
— Ну, я не знаю. Это же не всегда получается. Когда как…
— А ты попробуй. Вдруг получится.
По дороге из школы Стасик стал пробовать. Но ничего не приходило в голову. Только вертелась в памяти строчка: «Ветер по морю гуляет…»
Дома Стасик с досады стукнул себя по затылку и решил, что никаких стихов не будет. Потом он пошел в гости к девятикласснику Саше Пантюхину. Саша был сосед, жил за стенкой. В комнате у него было очень интересно. На стенах висели географические карты и картинки с кораблями — Саша собирался в моряки.
В тот день Саша и его приятель Витя мастерили из большого куска сосновой коры модель кораблика. Кораблик получался красивый, старинного вида. Володя сказал, что такой корабельный тип называется «галеон».
Галеон был похож на кораблик из букваря. Стасик посмотрел на него, закусил губу, свел брови, и… стихи стали придумываться строчка за строчкой.
Вот что получилось
Стасик вырвал из тетрадки листок, синим карандашом, печатными буквами написал стихи на клетчатой странице и утром показал Елене Ивановне. Он очень смущался, но Елена Ивановна похвалила. Сказала, что Стасик прочитает это стихотворение на утреннике.
На пушкинский утренник Стасик собирался как на большой праздник. Мама дала ему новые суконные брюки, которые недавно прислал в подарок сыну папа. Война давно кончилась, но папа так и не вернулся домой. Сначала мама говорила, что он продолжает армейскую службу за границей, но в конце концов призналась: едва ли папа когда-нибудь вернется. Он остался жить в далеком городе и там у него теперь другая семья. Стасик погоревал, а потом подумал: «Ну ладно, это все-таки лучше, чем убили бы на фронте»… А брюки были замечательные, как у краснофлотцев. Конечно, очень подошла бы к ним матроска, но ее не было. Был только медный значок-якорек, который недавно подарил Саша Пантюхин.
Стасик прицепил якорек к белой рубашке. И пошел в школу не в валенках, а в ботинках, чтобы у него был более флотский вид.
Стихи Стасик прочитал громко и с выражением, и ему хлопали не меньше, чем Вовке Савостину, который изображал Руслана и воевал с головой.
А потом эти стихи поместили еще и в школьной стенгазете. Но радости от этого у Стасика не было. То ли из-за стихов о кораблике, то ли из-за флотских брюк кто-то назвал третьеклассника Репьева моряком. И пошло с того дня: «Моряк» да «Моряк». И если бы просто «Моряк» — тогда ничего плохого. Но ведь приклеивали всякое: и «Моряк — с печки бряк», и «Капитан с разбитого корыта». Потому что были в классе несколько вредных пацанов, которые любили изводить тех, кто не очень сильный и не очень смелый. А Стасик, надо признаться, был как раз таким в ту пору. Случалось, он даже плакал от всех этих дразнилок, тумаков и щипков.
Суконные брюки Стасик больше не надевал, ходил в старых байковых шароварах с заплатами на коленях. И однажды он жалобно сказал Сереге Сумову — самому вредному из всех дразнильщиков:
— Ну чего вы пристаете! Я те штаны давно уже не ношу, а вы все одно и то же! Какой я вам моряк!
Серега был вредный, но не глупый. Он ехидно сощурился:
— Да ходи ты хоть совсем без штанов, все равно будешь «Моряк — немытый хряк». Пока все помнят твои дурацкие стихи про дурацкий кораблик…
— Почему это они дурацкие? — спросил Стасик. И начал понемногу злиться.
— Потому что дурацкие! От первой до последней строчки!
— Чего-чего? — Стасик тоже прищурился и разозлился посильнее. А у него было такое свойство — чем больше сердится, тем меньше боится. — Ну-ка повтори!
— От первой до последней строчки, — с удовольствием повторил Серега Сумов.
— Да ведь первую-то написал не я, а Пушкин!
— Ну и что? Все равно дурацкая, — необдуманно заявил Сумов.
По отношению к себе Стасик мог стерпеть многое. Но когда такое говорят о Пушкине!..
Елена Ивановна растащила Репьева и Сумова через минуту. У каждого под глазом было по лиловой дуле. К тому же, у Сереги в носу краснело что-то похожее на ягоду-клюкву.
Девчонки-третьеклассницы тут же сообщили учительнице подробности ссоры. Елена Ивановна сказала, что никак не ожидала от воспитанного Стасика Репьева такого поведения. И ей придется записать ему в дневник замечание. А Сумову она поставит двойку по чтению, чтобы не говорил глупых слов об Александре Сергеевиче.
Серега заревел. Девчонки тут же его начали жалеть и просить Елену Ивановну, что не надо ставить двойку, а то Сумова дома взгреют дважды: не только за синяк, но и за плохую отметку.
— Так и быть, — сказала Елена Ивановна. — Но в следующий раз не говори глупостей.
Тут девчонки вспомнили про Стасика. Это же несправедливо: Сумову ничего, а Репьеву замечание.
— Ладно, не стану на этот раз писать, — решила Елена Ивановна, — Идите сюда оба, я припудрю вам синяки…
…— И больше вас не называли моряком? — смущенно спросил Ёжик, который сидел сейчас у Генки на коленях.
Станислав Сергеевич сказал, что называли. Но никаких дразнилок к этому слову уже не прибавляли. Драка с Сумовым укрепила его авторитет.
— А почему ты не стал писать стихи, когда вырос? — спросил Стасик.
— Потому что у каждого свои склонности. С годами мне все больше нравилось писать смешные рассказы и фельетоны. Но я всегда любил Пушкина и люблю до сих пор. Читаю почти каждый день. И это мне помогает в жизни… А Сумов, кстати, сделался артистом драматического театра. И в течение нескольких сезонов играл роль Александра Сергевича в пьесе «Сказки в Михайловском». Вот такие бывают повороты судьбы…
— Вот такие бывают повороты судьбы, — заметил Генка, когда они на обратном пути решили шагать напрямик и оказались в колючем кустарнике. Шипастые ветки царапались, как сердитые коты.
— Ничего. «Не бывает сказок без колючек», — напомнил Ёжик Генке строчку из его собственных стихов.
— Да, — согласился Генка. И добавил две новые:
И он, стиснув зубы ринулся напролом. Ёжик — за другом.
И почти сразу они оказались на берегу Стеклянного ручья.
— Смотри-ка! — воскликнул Ёжик. — Путешественники!
В половинке выдолбленной тыквы плыли по ручью два ежевичных гнома — Федя и Бутон.
— Прямо как в галеоне! — обрадовался Генка. — Ну-ка, давай позовем их!
Он надул щеки и громко сказал:
— Бум!
— Бах! — поддержал его Ёжик.