Под созвездием Ориона (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 43

— Бум!

— Бах!

— Эй, вы чего?! — крикнул с «галеона» Бутон.

— Стреляем, — сказал Ёжик.

— Зачем? — огорчился Федя. — Мы же с вами не воюем.

— Это не для войны! Это приглашение к пристани! — объяснил Генка.

— А! Как в «Сказке о царе Салтане»! — обрадовался Федя. Он был начитанный гном.

— Да! — крикнул Генка. — И о его сыне Гвидоне!

— А зачем нам к вашей пристани? — спросил подозрительный Бутон.

— Мы вас орехами угостим! — И Генка запустил руку в карман.

Он и Ёжик дали гномам орехов. Гномы сказали спасибо, поболтали о том, о сем и поплыли дальше по своим делам. Вниз по течению. По пути они грызли крупные лесные орехи, а скорлупу бросали в воду. В эти скорлупки забирались всякие водяные личинки и головастики. И плыли следом за гномами. Тоже будто в корабликах. Но Генка и Ёжик шагали к дому и этого не видели. А не то начинающий поэт Репьев наверняка сочинил бы стихи о таком путешествии…

Вот такая сказка. Галка и Лилька, услышав ее, наверняка обозвали бы меня «Врунгелем» (по крайней мере за ту часть, где Ёжик и гномы). Они тогда не читали книжки Андрея Некрасова о приключениях знаменитого капитана, и это прозвище следует отнести на счет их собственного словотворчества. Врунгелем они обзывали меня неоднократно — за всякие мои фантазии (хотя слушать их любили).

Однажды на каком-то банкете (кажется, по поводу пятидесятилетия журнала «Пионер») мы сидели рядом с Андреем Сергеевичем Некрасовым и, слегка поддав, веселились и говорили, что вдвоем представляем «объединенные морские силы славного журнала». Там я и рассказал ему, каким прозвищем награждали меня в пору начальной школы. Андрей Сергеевич обрадовался. Он сказал, что поставит вопрос о моем приеме в Клуб капитанов, куда входят разные знаменитые моряки. Сам он был, по-моему, председателем этого клуба. По крайней мере, носил его значок — черный прямоугольник с капитанским шевроном торгфлота (я на этот значок смотрел с нескрываемой завистью).

Я возразил, что у меня нет никакого морского диплома, только удостоверения яхтенного рулевого и командира шлюпки. Андрей Сергеевич утешил меня, что я имею право на почетное членство, как автор книг про морские дела и руководитель флотилии «Каравелла». Некоторое время я жил надеждой на приобщение к славному сонму капитанов, но увы… не все планы сбываются.

А жаль. Мне иногда кажется, что в этом клубе я встретил бы того пожилого высокого капитана, который командовал учебным фрегатом «Орiонъ». Он спросил бы:

— Что же вы не дождались меня тогда у двадцать шестого кабинета?

— Извините, капитан, так получилось. Может быть, еще не поздно?..

Нет, поздно уже…

Зато я только сейчас (честное слово, не вру — за час до того момента, как пишу эти строчки) получил письмо другого капитана — своего давнего друга Захара Липшица, который словно специально позаботился о том, как мне закончить эти мемуарные заметки.

Потому что он тоже пишет об Орионе.

Но сначала — о непрошибаемости чиновников, которые, видимо, одинаковы во всех странах…

С Захаром мы познакомились ровно тридцать лет назад, в Риге, на борту учебной шхуны «Кодор» (она потом снималась в роли яхты «Дункан» в многосерийном фильме о детях капитана Гранта). Он был тогда на «Кодоре» вторым штурманом, а я привел на этот парусник ребят из «Каравеллы», которые приехали на Балтику для участия в морской игре.

С тех пор завязалась у нас переписка, стал Захар приезжать в Свердловск — ко мне и в нашу флотилию. Присылал сувениры и письма из разных заморских стран, и каждое письмо было готовым рассказом из серии «Приключения на море и на берегу».

А в девяностом году, приплыв в Питер на туристическом теплоходе, я узнал, что Захар уезжает за границу.

Так сложились обстоятельства у капитана дальнего плавания, которого в пароходстве считали одним из лучших судоводителей и отпускать не хотели. Что за обстоятельства и каковы причины, говорить не мне, знаю только, что они были вескими.

Мы горько попрощались, будучи почти уверенными, что расстаемся навсегда. К счастью, оказалось — не навсегда. Но до новой встречи прошло несколько лет.

Захар писал и оттуда: не жалея красок, повествовал о нравах в израильском флоте и в стране. Так, как он все это видел. Дай Бог удачи тем, кто нашел там свою судьбу. К Захару же формула нашего знакомого, что «любая щель на родине лучше ниши в чужой стране» оказалась применима стопроцентно.

Нет, он не жаловался на бедность. Отнюдь… Но «приключения» начались сразу. Уезжал отсюда он с великими трудностями, пришлось даже… оформить развод с женой — единственной и любимой Любой, которая уехала отдельно.

Естественно, там они сразу же пожелали оформить брак заново, тем более, что по ортодоксальным иудейским законам нельзя жить в одной квартире мужчине и женщине, ежели брак не зарегистрирован.

Казалось бы, чего проще! Но нет! Чиновники отказали под тем предлогом, что «невеста» — не «чистокровная» еврейка. Порядочки, да? И это в стране, где многие из нынешних ее жителей в свое время пострадали от «борцов за чистоту арийской расы»…

Кстати, в одном из писем Захар рассказал о трагической судьбе мальчика Гриши, который погиб на иерусалимском рынке в момент террористического акта и которого не хотели хоронить на «нормальном» кладбище, поскольку он был тоже не «стопроцентный» еврей. Дело дошло чуть ли не до правительства. Но похоронить позволено было лишь на кладбище «для лиц с сомнительным еврейством»…

Однако вернемся к семейным проблемам капитана. Что было делать? К счастью, знающие люди подсказали, что парагвайское посольство за определенную мзду регистрирует браки всех желающих. (Так сказать, одно из средств пополнения бюджета. Пример для наших чиновников!). Зарегистрировались у парагвайцев (с чем я своевременно и поздравил «молодоженов»).

А год назад Захар и Люба вернулись в Питер. Не вынесла душа коренного ленинградца жизни в южных краях. Теперь капитан Липшиц вышел на пенсию и преподает английский язык в морском колледже. При встречах и в телефонных беседах говорит, что счастлив. Юные курсанты осаждают его вопросами не только по грамматике и произношению на «инглише», но и по навигации и морской практике, однако, судя по всему, капитана это лишь радует.

Но нет счастья без ложки дегтя. Об этом и письмо.