Дружба, зависть и любовь в 5 «В» - Матвеева Людмила Григорьевна. Страница 27
Ну вот, например, сегодня. Почему не пришёл в школу Максим? Вчера вечером он был совершенно здоров, таскал на поводке по дворам свою гиену. Малоприятное существо эта гиена. А что я могу поделать, если Максиму она нравится? Спрятал её в штабе, а сам пошёл домой. Но сегодня-то что с ним случилось? Я пока не знаю этого и беспокоюсь. Конечно, вы можете мне возразить: раз я автор этой повести, должна всё знать заранее о своих персонажах. А если не знаю – могу сочинить кое-что. Ну, предположим, могу написать, что пошёл Максим к зубному врачу и к третьему уроку появился он, держась за щёку. Таня сразу просияла. И всё опять хорошо в её жизни. Максим здесь, и сразу солнце светит ярче. Но что же делать, если у Максима не болят зубы? Значит, я не могу отправлять его к зубному врачу. Я хочу рассказывать в этой повести только правду. Только то, что было на самом деле.
А правда такая.
Печальными глазами смотрит на дверь Таня. Она всё ещё надеется – придёт. И уже чувствует – не придёт. Нет, не придёт. Не бежит он по улице, не скользит по раскатанным ледяным дорожкам. Не взбегает по школьной лестнице. Не появится сейчас на пороге класса и не скажет: «Нина Алексеевна, я к зубному ходил».
Ничего этого не будет. И Таня не хочет больше смотреть на дверь. Зачем ей нужна дверь, в которую не войдёт он?
Почти вся литература мира написана про любовь. Я смотрю на Таню в это утро, и мне кажется, что все трагедии любви состоят в одном и том же: кто-то ждёт, а кто-то не приходит. Вот и всё. Это и есть самое тяжёлое: ждать, терять надежду, мучиться. Все герои всех книг на свете ждали того, кого любили. И страдали, если не могли дождаться.
Она поняла – он сегодня не придёт. И зашло солнце за серые облака. И по стёклам, шипя, скользит снег – жёсткий, колючий.
Что услышал Вовка
После уроков Серёжа с Вовкой пришли к Серёже. Странно в квартире, когда нет кошки. Хотя Звёздочка, кажется, умела быть незаметной. Шума от неё не было, ходила тихо на мягких лапах. Много спала. Но она была, наполняла квартиру теплом. Теперь её нет.
Серёжа включил радио, пусть хоть музыка играет, пока они с Вовкой будут есть щи. Но музыка не играла. Передавали лекцию «Как уберечься от гриппа».
Медленный внушительный голос говорил, что уберечься от гриппа можно, если часто проветривать квартиру и много гулять по улице.
Вовка доел щи, отодвинул тарелку и ска-зал:
– Ха-ха! Если часто гулять, то скорее простудишься.
Серёжа подумал, что Вовка очень умный человек, но и врач, который ведёт по радио «Беседы врача», тоже, наверное, умный и зря не скажет. Но спорить с Вовкой Серёжа не стал.
«В случае заболевания, больного надо изолировать от здоровых, – настойчиво твердил врач, – если у больного нет отдельной комнаты, его надо отделить ширмой».
– Видал? – Вовка даже захохотал. – Больному и так скучно оттого, что он болеет. А тут ещё все от него отшатнутся.
Серёжа согласился. Наверное, о медицине врач знает больше. Зато в дружбе Вовка лучше разбирается, здесь с ним спорить не приходится. В самом деле: тут ты лежишь, болеешь, плохо тебе и тоска берёт, а тут тебя ширмой загораживают, никого к тебе не пускают, и пропадай один как хочешь.
Вовка редко приходит к Серёже. Серёжина мама не любит, когда Серёжа приводит гостей. Лак на полу снашивается, мебель полированную могут поцарапать. Ещё возиться начнут, телевизор опрокинут. Пусть дружат на улице. И Серёжа с Вовкой чаще встречаются на улице, то есть во дворе. И конечно, в школе. Но когда пропала Звёздочка и Серёже очень грустно, Вовка вот он – сидит, ест сырники, никуда не спешит. Вот какой человек Вовка. Серёжа смотрит на Вовку и кладёт ему на тарелку ещё два сырника.
Вдруг Вовка поднимает вверх вилку и говорит:
– Тихо! Да тихо же!
Что такое услышал Вовка? Серёжа тоже прислушивается. На улице кричат ребята. Наверное, опять играют в царя горы.
– Жухаешь! Жухаешь! – надрывается громкий голос. – А пусть не жухает! Ногами толкаться нельзя!
Ещё Серёжа слышит, как недалеко тарахтит строительная машина – это строят новую поликлинику.
– Тихо! – повторяет Вовка. – Слышишь?
Серёжа выключил радио, вскочил. Теперь и он расслышал: из глубины квартиры донёсся еле слышный звук. Жалобный, тихий писк. Показалось? Нет. Нет! Не показалось! Опять и опять пищит.
Серёжа кинулся из кухни. Вовка – за ним. Остановились в комнате, прислушались – тишина. Подождали, замерев, боясь шевельнуться. Тихо, тихо. И вдруг опять – жалобное, еле слышное попискивание.
Серёжа никак не мог понять – откуда оно. Открыл шкаф – висят платья, пальто, мамин костюм из блестящих серебряных ниток. Нет, пищит не в шкафу. Кинулся к тумбочке, выдвинул ящик – лежат стопкой полотенца. А тоненький голосок всё слышнее.
– В этом ящике смотри, – шепчет за спиной Вовка и дышит в Серёжину шею.
Выдвинул Серёжа самый нижний ящик. А там – вот чудо! – на белых глаженых простынях лежит, ну конечно, Звёздочка! Смотрит на Серёжу живая, невредимая кошка с голубыми глазами. И никуда она не уходила, и не пропадала – здесь всё время была, удивительно прекрасная кошка Звёздочка. Самая лучшая кошка на свете.
– Звёздочка! – выдохнул Серёжа и засмеялся счастливым смехом.
– Я же говорил – найдётся, – солидно сказал Вовка. Но и он был очень рад.
Серёжа и Вовка так обрадовались, что не сразу заметили крошечного, похожего на мышку, котёнка. Он прижимался к Звёздочкиному животу и тихо пищал.
– Котёнок! – заорал Серёжа.
– Тише ты! Разбудишь!
– Он не спит, он слепой.
– Хорошо, что один. Кошки иногда по пять котят родят, я читал.
Звёздочка ласково лизала котёнка – не то купала, не то причёсывала его языком. А он пищал – что-то хотел сказать.
Серёжа гладил свою кошку. Она нашлась, и он был ей благодарен за это. Ни к каким чужим людям она не ушла, она предана Серёже, она понимает, что Серёжа её любит, свою кошку Звёздочку. Потом Серёжа стал бегать по комнате – надо что-то сделать. Но что? Выбежал в кухню, схватил пакет с молоком, налил в блюдце, поставил блюдце перед Звёздочкой, наплескал на белый пододеяльник. Но разве сейчас можно было обращать внимание на такие мелочи. Нашлась Звёздочка! У неё родился сын! Звёздочка, вот она, лежит в ящике, мурлычет, здоровается с Серёжей.
А котёнок, слепой, глупый, беспомощный – пищит тихо, еле заметно открывая крошечный рот. Чего-то требует. Чем-то недоволен, на что-то жалуется. Живой.
Ночью раздался хохот
В тот день был сильный ветер. Ветер – это хорошо. Во всяком случае, мне так кажется. Я люблю ветер. Если идти к нему спиной, он подталкивает тебя, помогает спешить. Если идёшь к ветру лицом, он кидает тебе в лицо сверкающий снег, треплет волосы – это похоже на весёлую игру. И даже если тебе грустно, то от свежего ветра, которому нет дела до твоей грусти, становится немного веселее.
Я люблю ветер. Люблю, когда летят листья – не лежат, как обычный сор, а летят, как живые птицы. Люблю, когда дым из трубы рвётся в клочья, а бельё на верёвках надувается парусами. Конечно, без ветра спокойнее, но спокойствие не всегда радость. Бывает, что радость как раз в тревоге, в беспокойстве, в действии.
В тот вечер ветер нёсся по улицам, гремел обшивками балконов, нёс целую газету впереди прохожего. Мне казалось, что Максим тоже должен любить ветер. Такой живой, быстрый мальчик. Но в тот вечер он, оказывается, хотел тихой погоды и вообще побольше спокойствия. Генриетта была привязана на чердаке.
Когда пришла ночь, ветер вдруг утих, сразу прекратился треск и вой. Неправдоподобно тихо вдруг стало, так тихо редко бывает в нашем большом беспокойном городе.
И холодные ветки не шуршали, и форточки не хлопали – ни одного звука не было слышно.
Давно погасли одна за другой все лампы в окнах, уснул дом. Убаюкал его ветер, а тишина сделала сон глубоким и безмятежным.
Спали ученики пятого класса. Спали совсем маленькие дети, и взрослые спали. И молодые и пенсионеры. Отступили заботы, пришли тихие сны. Как хорошо. Даже машины не ездили по улице. Только впустую меняли бесшумно огни светофоры. Когда нет машин и прохожих, эти огни никому не нужны. Но светофорами управляет автоматика, а она никогда не спит…