Паж цесаревны - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 21
Подле нее стоял Шубин с чаркой, вдвое больше первой, и протягивал ее Щегловитому.
И от этой чарки не смел отказаться урядник.
Потом снова быстроокая, румяная Мавра Егоровна подносит ему бокал французской шипучки, прося выпить за силу Христолюбивого воинства, за Гданьский походи за его превосходительство генерала Миниха.
За Миниха тоже нельзя не выпить: он главное начальство урядника, то же самое, что «атаман-батька» — главный начальник всех войск и председатель военной коллегии.
Как не выпить за генерала-батьку!
Чарка за чаркой, бокал за бокалом, и, через полчаса усиленного угощения, Лесток коротко приказал столпившимся у стола слугам:
— Убрать этого каналью. Он мертвецки пьян.
И, к большому удовольствию присутствующих, лакеи выволокли из горницы лепечущего себе под нос Щегловитого.
— Ну, теперь мы одни! Никто не станет следить за нами, — вскричал Шубин, лишь только Бироновское «ухо» исчезло за дверью, — теперь мы можем говорить, не опасаясь, что слово наше передастся проклятому курляндцу.
— Проклятый курляндец! Вот как! Ну, да тебе это зачтется, милейший, — мысленно злорадствуя, прошептал Берг, скосив глаза в угол горницы, где находилась каморка с притаившимся в ней Бироном, переодетым ремесленником.
— Друзья мои, — произнес снова Шубин, поднимая чарку, — сегодня минуло три месяца со дня гибели одного из среды нашей: верного слуги отечества, умершего на дыбе. Он был схвачен Бироном лишь за то, что отзывался с любовью о нашей высокой хозяйке!
И низким поклоном Шубин склонился в сторону Елизаветы. Потом, помолчав немного, продолжал:
— Почтим же память нашего друга и пожелаем, чтобы сын его был таким же верным слугой цесаревны, как и его отец!
И, бросив взгляд на прелестного, чернокудрого мальчика, не отходившего от Елизаветы, Шубин духом осушил бокал. Все присутствующие последовали его примеру.
— Да, уменьшаются в числе верные слуги отечества! Все они гостеприимно принимаются под своды пыточных отделений и не выходят оттуда, — произнес высокий, статный семеновец, бросив угрожающий взор кому-то вдаль.
— А кто виноват? Кто виноват в этом? — пылко вскричал Алексей Яковлевич. — Кто мешает нам объединиться и подать челобитную государыне-царице? Так мол и так, матушка-царица, защити и помилуй, народ твой гибнет по прихоти курляндца. Россия залита кровавыми слезами. Прерви коварное дело. Все в твоих руках. Прогони немцев, государыня. Разве среди своих верных русских людей, любящих Россию, не найдется достойных тебе помощников?..
И, говоря это, Шубин весь трепетал от волнения. Ему казалось, что он видит перед собой саму императрицу, что она Милостиво выслушивает его. Вся великая любовь его к родине сосредоточилась в сверкающих взорах.
— Да, да, просить, просить государыню, просить ее прогнать немцев и умолять ее утереть кровавые слезы России, прервать страшные дела таинственных канцелярий!.. Нести челобитную, умолить ее!.. — раздались короткие, взволнованные возгласы среди гостей.
— Умолять можно, да что толку-то? Вишь, императрица не надышится на проклятого Бирона. Она считает его первым своим помощником и слугою и не согласится его прогнать. Что тогда-то? — послышался звонкий голос Мавруши.
— А тогда…
Глаза Шубина блеснули из-под черных бровей.
— Тогда… созвать всех лучших людей со всей Руси великой и требовать, да, требовать от них спасения Родины! — произнес он, восторженным взглядом окинув присутствующих.
— О-о! — неожиданно раздался не то вздох, не то возглас негодования позади него.
Шубин быстро обернулся. Маленькие рысьи глазки Берга впились в него сверкающим взором.
На мгновение Шубин застыл на месте. Потом, грозно подступая к курляндцу, произнес:
— Что ты хочешь этим сказать, холоп? Но Берг уже успел побороть себя.
— О, я только удивлялся мужеству вашего благородия, — произнес он ломаным языком, склоняясь перед молодым офицером.
— То-то! — усмехнулся Шубин. — А ты лучше удивляйся тем ужасам, какие ввел в нашей святой Руси твой одноплеменник Бирон.
И, обращаясь к обществу, Шубин заговорил опять горячо и вдохновенно:
— Я верный слуга Ее Величества. Я присягал матушке-императрице, я желал видеть в ней мать-заступницу всего русского народа. И государыня-царица должна защитить нас от рук кровопийцев-немцев, ищущих погибели России. Должна во что бы то ни стало! Сам Господь вступится умудрить ее на это! Я верю в справедливость государыни и желаю ей здравия на многие лета.
Быстрым движением Шубин поднял чарку и опорожнил ее до дна.
Нежная, белая рука цесаревны легла на его плечо.
— Спасибо, Алеша! — произнесла она, — спасибо, родной. Было бы побольше таких слуг у государыни, не погибла бы тогда родимая Русь-матушка!
Прекрасные синие глаза Елизаветы блеснули мимолетной слезой. Она закручинилась на минуту, потом прежняя ласковая улыбка засияла на ее лице.
Мысль, поданная ее любимцем, плотно засела в ее голове. А что, ежели и впрямь просить, молить государыню освободить страну от владычества курляндцев? Что если открыть ей глаза на то, что делается за ее спиною? Открыть можно, да что пользы, как говорит Мавруша? Не поверит Анна и всех челобитчиков выдаст с головой.
И при мысли о том, что может ожидать этих добровольных ходатаев за народ русский, цесаревна вздрогнула от ужаса и закрыла рукою глаза.
Глава XIX
Андрюша не спит. Загадочные тени. Арест Шубина
— Ах, крестненький, как воет ветер, как гудит за окном! — робко озираясь по сторонам, говорил своим тоненьким детским голосом Андрюша, беспокойно ворочаясь в своей постели.
— Полно, голубчик, что ты? Чего ты боишься? Я с тобой! — И Алексей Яковлевич ласково провел рукою по кудрявой головке своего крестника. — Спи! Уже поздно, миленький.
— И царевна спит?
— Эк, хватился! Гляди, не видать и свету в окнах дворца.
И Шубин быстро отдернул кисейную занавеску. Черная зимняя ночь беззастенчиво глянула в окно. Деревья, глухо шумя под напором ветра, шевелили своими обнаженными сучьями.
Маленький домик Шубина был расположен неподалеку от Смольного дворца цесаревны. Он выходил окнами с одной стороны на двор Елизаветиного запасного дворца, с другой стороны — на огромное снежное поле и рощу, плотно примыкающую к маленькому домику. Кругом было глухо и безлюдно. От домика до дворца приходилось идти по крайней мере шагов сто по протоптанной между двумя снеговыми сугробами дорожке. Во время наезда в Смольный запасной дворец Елизаветы Алексей Яковлевич пристраивался в маленьком домике со своим крестником, готовый по первому зову из большого дома бежать туда.
Андрюша взглянул в окно, приподнявшись с постели. У-у, какая жуткая темнота царит кругом! Только и слышны шум ветра да свист метелицы.
К ним присоединяются еще какие-то странные звуки. От этих звуков мороз проходит по телу мальчика. Это волки воют недалеко за рощей в лесу… Андрюша знает, что они не посмеют прийти сюда, а все же жутко слышать их страшный вой. Мрачные картины встают в памяти мальчика под эти звуки: долгий путь с покойной матерью, харчевня, смерть любимой…
— Крестненький! — снова говорит Андрюша, — а как ты думаешь, видят меня матушка с батюшкой сию минуту с небес?
— Видят, голубчик. Как же не видеть!.. Мертвые могут знать и видеть все, что ни делается на земле.
— И царевну они видят?
— Конечно!
— И тебя?
— Всех, всех, конечно, милый мой мальчик.
— И видят, как ты и царевна любите меня?
— И это видят!
— Значит, они счастливы! — произнес мальчик, улыбнувшись мечтательно, и потом, подумав минуту, снова произнес:
— А злого Бирона они тоже видят и, наверное, проклинают его?
— Нет, мальчик. Там, в небесах, нет ни ненависти, ни вражды, ни проклятий. Только здесь на земле, дитя мое, ненавидят и мучают сильные слабых, — произнес задумчиво Шубин.
— Но я ненавижу его, крестненький! Он взял у меня отца, из-за него матушка умерла!..