Паж цесаревны - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 22
— Спи с Богом, Андрюша, спи! Меня самого клонит ко сну.
И, заботливо прикрыв крошку-пажа шелковым одеяльцем, Алексей Яковлевич быстро разделся и лег. Скоро ровное дыхание его донеслось до Андрюши.
— Уснул крестненький! — произнес мальчик и, повернувшись набок, всеми силами старался забыться и сам.
Но дремота, всегда послушная детской головке, теперь будто с умыслом бежала от нее. Андрюше не спалось. Дикие завывания ветра и волчий вой не давали ему покоя. Страшная ночная мгла, таившая в себе какую-то притягательную силу, так и тянула, так и манила его к себе. Малютка неслышно встал, быстро и бесшумно оделся, и вскоре крошечная фигурка, примостившаяся на подоконнике, прильнула к окну.
Глаза малютки устремлены на небо. Там сияли, кротко мигая, золотые, ласковые звезды. Они точно улыбались, кланялись ему. Андрюша вспомнил красивую легенду, которую рассказывала ему когда-то мать. В этой легенде говорилось, что звезды — глаза праведных, хороших умерших людей и маленьких детишек.
«Верно, там и матушкины, и батюшкины глазки!» — мелькало в голове мальчика, и он еще с большей нежностью устремил в небо свой взор.
Вдруг легкий шорох привлек внимание Андрюши. Прямо под окном мелькнула какая-то темная фигура, за ней другая, третья.
— Это, верно, слуги из дворца. Цесаревна, должно быть, послала звать к себе крестненького! — решил мальчик.
Но за первыми темными тенями промелькнуло еще несколько, четыре-пять других. Потом еще и еще. Андрюша стал считать их и сбился.
Неясный страх и испуг своими ледяными тисками сжали сердце Андрюши. Он быстро вскочил с подоконника и стал будить крестного, сбивчиво толкуя ему что-то про черных, неясных людей.
— Крестненький, проснись! Проснись, дядя Алеша! — весь дрожа и трепеща от непонятного ему самому волнения, кричал мальчик.
Шубин живо открыл глаза и, дико озираясь, вскочил с постели.
— Что? Что такое? — лепетал он спросонок.
— Гляди… гляди… крестненький! — зашептал, подтаскивая его к окну, Андрюша. — Там они… Их много, много… И все крадутся, словно воры… Сюда идут… к крыльцу… Гляди! Гляди!
Шубин быстро накинул на себя платье и побежал к окошку, но во дворе не было видно ни одной души.
— Полно, почудилось тебе. Ложись спать, милый! — произнес, обращаясь к мальчику, молодой прапорщик.
Вдруг он чутко насторожился.
Чуть слышные шаги в сенях привлекли его внимание. В тот же миг наружная дверь жалобно заскрипела под сильным ударом. Еще такой удар — и в сенях послышалась глухая возня, шум, топот.
Андрюша с испуганным криком метнулся к Шубину. Тот привлек его к себе одной рукой, другой обнажил шпагу.
— Господи! Спаси и помилуй невинного ребенка, не дай погибнуть вместе со мной! — прошептал он, подняв глаза к небу.
Страшная, роковая догадка осенила его голову.
Шаги между тем приближались с каждой минутой. Вот уже совсем ясно, что несколько человек хозяйничают в соседней комнате. Шубин нервно сжал рукою рукоятку шпаги… Минута… другая… третья… О, как мучительно долго тянется время!
Но вот кто-то подошел к двери и изо всех сил ударил в нее.
— Открывай, што ли! — послышался грубый громкий окрик.
И новые удары посыпались в дверь.
Ударял теперь не один человек, не двое. Должно быть, много их пришло за ним — Шубиным.
Алексей поднял шпагу. Он пронзит ею первого, кто появится на пороге… Он недешево продаст свою свободу и жизнь…
И вдруг страшный, оглушительный треск… Дверь, подавшись вперед, валится с шумом к ногам ошеломленного прапорщика, и целая толпа неизвестных людей врывается в комнату. Впереди всех торжествующий Берг.
— Вот он, берите его! — кричит курляндец с пеной у рта и с диким бешеным блеском в глазах, — берите его! Он порицал милостивое царствование нашей государыни и грозил бунтом… Он изменник. Хватайте его!
Несколько человек кинулись к Шубину и схватили его. Шубин взмахнул шпагой. Но чьи-то сильные руки выбили ее из рук его, другие руки вырвали из его объятий плачущего Андрюшу и в один миг обезоруженного офицера скрутили веревками по рукам и ногам, вынесли его из домика и положили в сани, стоявшие у крыльца. Берг и его спутники уселись туда же. Кто занял козлы, кто встал на запятки, и сани тронулись, чуть скрипя полозьями по снежной дороге.
— Остановитесь! Остановитесь! Возьмите и меня с собою! Я не хочу оставаться без крестненького! Не хочу! Не хочу! — кричал взволнованный голосок кинувшегося следом за санями Андрюши.
Но никто не слышал, никто не хотел слушать несчастного ребенка. Возница хлестнул лошадей. Сани помчались быстрее.
Андрюша побежал за ними, продолжая громко плакать и кричать:
— Возьмите меня! И меня возьмите!
Но только вьюга и ветер отвечали ему, заглушая его крики и плач. Вьюга кружилась и пела вокруг него. Ветер свистел в уши. Мальчик бежал, спотыкаясь на каждом шагу. Его крошечные ножонки вязли в сугробах… а сани уже были далеко, далеко… Вскоре они повернули за угол и исчезли из вида.
— О злые! Злые люди! Отдайте мне моего крестненького! — неутешно зарыдал несчастный мальчик.
И ветер и вьюга рыдали вместе с ним… Андрюша остался совсем одиноким среди пустынной дороги.
«К цесаревне. К ней, родной, ласковой, милой! — неожиданно мелькнула быстрая мысль в крошечной детской головке, — она поможет крестненькому, она освободит его, велит догнать злых людей, прикажет вернуть дядю Алешу!»
И со всех ног малютка пустился назад к Смоляному дому.
Но бежать ему было больше не под силу. Темнота и снежные сугробы утруждали путь. Сделав несколько шагов, Андрюша окончательно выбился из сил, опустился на снег и горько заплакал…
Бедный мальчик так горько плакал и рыдал, так ушел весь в свое горе, что не расслышал скрипевших по снегу быстрых шагов, не заметил приближающейся к нему высокой фигуры. А незнакомец приближался и приближался быстро, быстро к маленькой фигурке. И вот он уже в двух шагах от нее…
Андрюша поднял голову, взглянул перед собою затуманенным слезами взглядом, и трепет ужаса пробежал по его маленькому телу: перед ним стоял страшный черный человек со сверкающими в темноте белками, точно сатана в образе человека.
Андрюша громко вскрикнул, протянул вперед крошечные ручонки, отталкивая ими страшное видение, и… лишился чувств.
Вскрикнул и черный человек и быстро склонился над ребенком. При слабом свете луны он успел рассмотреть прелестное, смертельно бледное личико и тихо, испуганно закричал:
— Он! Опять он, мой мальчик! Само небо посылает меня к нему! И один в эту пору в темном поле… Скорее, скорей отнести его во дворец Елизаветы!.. Доктор Лесток приведет в чувство ненаглядного крошку…
Говоря это, черная фигура заботливо склонилась над бесчувственным ребенком и легко подняла его. Потом, прижав Андрюшу к сильно бьющемуся сердцу, черный человек быстро зашагал с ним по снежной дороге по направлению Смольного дворца, всячески стараясь своим теплым дыханием согреть закоченевшего малютку…
В то время сани с похищенным Шубиным находились уже далеко-далеко от Смоляного двора.
Глава XX
В каменном мешке. Берг отомщен
Алексей Яковлевич лежал связанный на дне саней, у ног своих похитителей. Его тело томительно ныло, веревки, перетягивавшие члены, вонзались в него, вызывая нестерпимую боль. Ко всему этому прибавлялось мучительное чувство полнейшего недоумения — за что его взяли? Каким страшным преступлением заслужил он это разбойничье нападение в эту ночь? Из нападавших на него врагов он узнал только одного — торжествующего лакея дворца цесаревны. Но каким образом немец-лакей мог попасть в число его недругов, Шубин никак не мог сообразить. Ему и в голову не приходило, что этот лакей в седом парике — обиженный им в слободе Покровской курляндец Берг.
А сани все неслись и неслись по снежной дороге. Вот они вынырнули на так называемую «Большую Прешпективу», вот миновали Аничковскую слободу с примыкавшей к ней огромной рощей, вот пролетели мимо Казанской церкви и очутились у ворот адмиралтейской крепости. Здесь возница разом осадил лошадей. Сани остановились. Сидевшие в них выпрыгнули и вынули связанного по рукам и ногам Шубина. Два караульных солдата, по данному знаку, широко открыли ворота, которые вели в крепостной двор, где, по самой середине, горел одинокий фонарь.