Перчинка - Праттико Франко. Страница 10

Но Чиро, который, казалось, перенял от Перчинки искусство видеть и двигаться в кромешной тьме, не выпускал руки Марио и уверенно вел его вперед.

— Далеко еще до Ареначча? — тихо спросил Марио, когда они прошли уже порядочно.

— Нет, не очень. Но нам придется сделать крюк, — также шепотом ответил Чиро.

Теперь они шли по совершенно безлюдной улице, так, по крайней мере, им казалось. Однако если бы они оглянулись, то заметили бы, что в одном из подъездов мелькнуло чье-то лицо, а потом оттуда выскочил какой-то толстяк и неслышно пошел за ними следом, внимательно наблюдая за каждым их движением.

Внезапно мальчик остановился.

— Нет, тут нам не пройти, — озабоченно сказал он.

Всю улицу загромождали развалины недавно разрушенного дома. Луна серебрила осыпанную известкой вершину огромной кучи обломков и делала ее похожей на маленький Везувий в феврале, когда он бывает прикрыт белой снеговой шапкой. Ни обойти, ни тем более перелезть через эту кучу нечего было и думать.

— Придется идти через улицу Фория, — заметил Чиро.

Марио начал не на шутку тревожиться. Ему было явно не по себе. Еще раньше он успел заметить, что за ними по пятам следовала какая-то тень, а сейчас вдруг исчезла. Один раз Марио показалось, что он слышит стук шагов по мостовой. Он быстро обернулся, но в переулке было так темно, что ему ничего не удалось разглядеть.

— Что там? — спросил Чиро.

— Да нет, ничего, — ответил Марио.

Он старался говорить как можно спокойнее, чтобы не испугать мальчика.

Толстяк тем временем что есть духу мчался в ближайший полицейский комиссариат. В комнате дежурного за столом сидел тощий, как палка, бригадир и клевал носом. Напротив него примостился ополченец из подразделения ПВО, дряхлый старикашка с трясущейся головой. При появлении толстяка оба сразу проснулись.

— А, дон Доменико! — состроив кислую мину, воскликнул ополченец.

Дон Доменико извлек из кармана огромный носовой платок, торопливо вытер пот и закричал:

— Скорее! Немедленно! Бегите!

— Что там еще приключилось? — равнодушно осведомился бригадир.

У него не было ни малейшего желания выходить из этой комнаты — каждую минуту могли объявить тревогу, а в нескольких шагах от комиссариата было прекрасное бомбоубежище.

Но дон Доменико напыжился, выпятил грудь и загремел:

— Бригадир, если я приказываю вам бежать, вы обязаны бежать. Вы что, не узнаете меня, что ли? Может быть, вам напомнить? И вы, Микеле, тоже отправитесь с нами, — добавил он, обернувшись к ошарашенному старику ополченцу. — Я выследил смутьяна, который удрал из Поджореале, и, если вы сию же минуту не арестуете его, я обвиню вас в пособничестве врагу!

Дон Доменико еще недавно был секретарем районного отделения фашистской партии. Кроме того, он слыл за самого наглого и неприятного субъекта во всем квартале. Десять дней назад фашизм был свергнут, вместе с ним развеялась почти вся власть, которой пользовался этот матерый фашист. Однако его еще побаивались, зная, что он способен на все и может не задумываясь привести в исполнение любую угрозу.

Бригадир со вздохом встал из-за стола и принялся застегивать ремень, на котором висел пистолет. Он тоже был уже далеко не молод и, если бы не война, давно вышел бы на пенсию. Но всю молодежь забрали на фронт, так что волей-неволей приходилось таскать полицейский мундир. Сейчас ему совсем не улыбалась перспектива встретиться лицом к лицу с беглецом, который, конечно, будет отчаянно защищаться. Но и гнева дона Доменико он боялся не меньше.

— Где вы его выследили, дон Доме? — спросил он только для того, чтобы оттянуть время.

— Он пробирался по Звездным переулкам, — ответил фашист. — Я вас проведу, только не до самого места… Да, а где же остальные ваши агенты?

Бригадир открыл дверь и что-то свирепо крикнул. На его зов в дверях, протирая глаза, показался седой как лунь полицейский в таком измятом мундире, что в нем трудно было узнать полицейскую форму. Остановившись на пороге, он спросил, что угодно синьору бригадиру.

— Да вот арестовать нужно одного, — ответил тот и начал не спеша объяснять, в чем дело.

Слушая его, дон Доменико нетерпеливо топтался на месте. В эту минуту Микеле, ополченец ПВО, объявил, что у него схватило живот, и заперся в уборной.

— Да пошевеливайтесь, вы! — заревел дон Доменико. — Что он, дожидаться вас будет? Для вашего же блага говорю — пошевеливайтесь, если не хотите, чтобы вас послали на фронт!

— Сейчас, сейчас, не беспокойтесь, — невозмутимо проговорил бригадир. Потом, обернувшись к седому полицейскому, он строго добавил: — Ну, поживей! Не видишь, что ли? Нужно спешить. На фронт захотелось?

— Господь с вами, бригадир! — пробормотал перепуганный старик и заторопился к двери.

— Подожди, подожди! — крикнул бригадир. — Дон Микеле еще не готов.

— Э! К черту эту старую мумию! — снова заорал Доменико. Он был как на иголках и подпрыгивал на месте, словно его дергали за веревочку.

Наконец в комнате появился Микеле и был неприятно поражен, увидев, что его ждут.

— Вы еще не ушли? — упавшим голосом спросил он.

— Ну, шевелитесь, — повелительно сказал фашист. — Это очень опасный тип; нужно, чтобы нас было как можно больше, — с холодной непреклонностью добавил он.

Несчастный ополченец ПВО похолодел.

— Он, наверное, вооружен… — пролепетал он.

— Так ведь и мы тоже, — возразил дон Доменико. — То есть я хочу сказать, что вы тоже вооружены. Я лично только доведу вас.

Он говорил отрывисто и решительно, выпячивая вперед нижнюю челюсть, как заправский главарь фашистов.

Все четверо гуськом вышли из комиссариата. Впереди дон Доменико, за ним бригадир, потом полицейский. Последним тащился дон Микеле, бормотавший вполголоса такие вещи, от которых дон Доменико приходил в ярость, хотя и притворялся, что ничего не понимает. Слушая бормотание ополченца, он клялся себе, что, если дело сорвется, он завтра же рассчитается с этими тремя пораженцами. Да, он им покажет!

Когда же дон Доменико вспоминал о своем геройском поведении, его так и распирала гордость. Эх, если бы он был вооружен! Он бы в два счета сам поймал этого «красного» и мальчишку, который с ним шел. Но что он мог сделать голыми руками? Поневоле пришлось обратиться в полицию. Но разве это полиция? Горе, а не полиция, черт бы ее побрал! Знают, что в районе шатается опаснейший смутьян, и оставляют участок на попечение двух выживших из ума, инвалидов! И чего только, черт возьми, смотрит комиссар? Да, поведение комиссара ему очень не нравится. Слишком уж добр, не комиссар, а размазня. И весь его участок — это банда пораженцев. Именно банда пораженцев. Вот из-за таких-то и свергли Муссолини. Но нет, они, фашисты, еще не сказали своего последнего слова!

Тем временем Марио и Чиро пробирались по переулкам, направляясь к улице Фория.

— Мы делаем здоровый крюк, — объяснил Чиро, — но зато на этих улицах нет ни одной собаки. Можем идти спокойно.

Однако Марио все-таки предпочитал держаться в тени домов и избегал мест, освещенных луной. Мальчик давно уже выпустил его руку и теперь вприпрыжку бежал прямо посреди улицы. Несмотря на поздний час, ему как будто совсем не хотелось спать. И Марио невольно подумал, что для мальчика этот поход — прежде всего увлекательное приключение, хотя ему, вероятно, страшновато бродить по безмолвным темным улицам ночного города.

На углу улицы Фория обе группы столкнулись почти нос к носу. Дон Доменико первый заметил мальчика. Он замер на месте и, указывая на него своим спутникам, торжествующе воскликнул:

— Вот они!

Но в ту же секунду Чиро тоже заметил фашиста. Мальчик прекрасно знал, что это за птица, а потому не раздумывая отпрыгнул назад и бросился к Марио. Не успел бригадир и его спутники понять, в чем дело, как мальчик был уже возле мужчины, схватил его за руку и потащил в темный переулок.

— Хватайте их! Держите! — кричал дон Доменико, но сам не трогался с места.

Бригадир и полицейский, тяжело топая подкованными сапогами, затрусили в ту сторону, куда указывал дон Доменико. Что касается Микеле, то он продолжал преспокойно стоять за спиной у дона Доменико.