Перчинка - Праттико Франко. Страница 12

Комиссар поднялся со скамейки. — Ну, что случилось? — строго спросил он.

— Воздушная тревога… — начал было дон Микеле, но сейчас же осекся, встретив свирепый взгляд бригадира.

— Пытались поймать смутьяна, этого Грасси, — отрапортовал последний. Но он скрылся у нас из-под носа, а тут сразу объявили тревогу.

В это время к комиссару медленно, с угрожающим видом подошел дон Доменико. Оба они, и комиссар и фашист, были одинаково толсты и тем не менее ни в чем не походили друг на друга. Полнота комиссара была подобна непосильной ноше, которую он с великим трудом таскал на себе; он просто задыхался под ее тяжестью и напоминал заплывшего жиром неуклюжего и добродушного нотариуса из какого-нибудь захолустного городка Южной Италии. Огромная туша фашиста, наоборот, внушала отвращение. При виде этой горы мяса так и казалось, что она вот-вот ринется на тебя и раздавит. Весь он, упругий, лоснящийся, был как бы насквозь пропитан высокомерием и чванством. Огромное брюхо, которое дон Доменико нес перед собой, как знамя, казалось, категорически предписывало всем и каждому относиться с почтением к «патриотическому салу» своего хозяина.

Дон Доменико грузно остановился перед комиссаром и бригадиром, который поспешил стать рядом со своим начальником, и свирепо уставился на обоих.

— Как верный сын нашего города, — проговорил он, обращаясь к комиссару, — я должен донести вам о дурацких действиях ваших подчиненных.

Комиссар, которому было не совсем ясно, что подразумевается под «дурацкими действиями», промолчал. К тому же он, возможно, даже не знал толком, кто такой дон Доменико. Последний счел необходимым уточнить свое сообщение.

— Из-за их поведения… — воскликнул он, распаляясь, — я даже не могу найти подходящего слова, чтобы его определить!.. Из-за их поведения снова сбежал этот Марио Грасси, которого приказано во что бы то ни стало найти и арестовать. Опаснейший смутьян, злонамереннейший элемент из всех, какие только были в Неаполе, разгуливает на свободе! Да известно ли вам, что он представляет собой самую грозную опасность для всего нашего отечества, борющегося с оружием в руках?

Дон Доменико говорил так, словно произносил речь на фашистском митинге в старое и милое его сердцу время. Он уже не говорил, а кричал, так что многие обернулись в его сторону и начали прислушиваться.

Комиссар наконец понял в чем дело, и попробовал отвести дона Доменико куда-нибудь в укромный уголок, но не тут-то было. Бывший секретарь фашистов хотел до конца насладиться своим триумфом.

— Комиссар! — воскликнул он, надуваясь как индюк. — Я завтра же представлю рапорт о поведении ваших людей. И не вздумайте их выгораживать! Вы тоже несете ответственность, да, да, лично вы!

— Да что вы к нему прицепились? Как вы смеете? — неожиданно вмешался пронзительный голос, принадлежавший комиссарше, которая, видя, что ее мужа костят при всем честном народе, не выдержала и бросилась ему на помощь.

Дон Доменико на минуту опешил, и комиссар немедленно этим воспользовался. Досадливо отмахнувшись от жены, он проговорил:

— Помолчи, Тереза. Займись лучше своими делами. А вы, дон Доменико, пройдите вот сюда, в уголок, и расскажите мне, что произошло.

Фашист, несколько ошарашенный неожиданным вмешательством женщины, внял на этот раз голосу рассудка. Они отошли в сторону и принялись вполголоса разговаривать, в то время как люди, столпившиеся посреди бомбоубежища, оживленно обсуждали стычку, свидетелями которой они только что были, а все еще дрожавшая от волнения комиссарша искала поддержки у жены мясника и синьорины Ады.

Тем временем Микеле извлек из кармана трубку, и начал набивать ее табаком. Перед ним стоял Перчинка и с улыбкой ждал, когда он окончит эту процедуру. Мальчик давно уже снабжал старого ополченца табаком, всегда получая взамен дельный совет, доброе слово или какой-нибудь другой знак внимания. Между ними установился своего рода союз, которым оба очень дорожили.

— Кого это вы хотели изловить? — спросил Перчинка с напускным безразличием.

— Я? — откликнулся дон Микеле. — Да ровным счетом никого. Кто я такой? Всего-навсего ополченец ПВО. И бог свидетеле, что, будь моя воля, я предпочел бы просидеть все это время в убежище, чем каждую минуту рисковать своей шкурой. Э! Что уж там! Взялся за гуж… А ловить всяких там смутьянов — не мое дело. На то есть полиция. Дон Доменико — вот этот любит совать свой нос в такие дела. Ну да тем хуже для него.

— А говорят, он сбежал?

— Ясное дело, сбежал. Да не один, а вдвоем, он и еще парнишка.

— И мальчишка сбежал?

— Э-э! Уж не твой ли это дружок был, а, сынок? Узнаю птицу по полету. Хе-хе! Да! Задали они нам гонку. До сих пор отдышаться не могу, того и гляди сердце выскочит.

Вокруг Микеле и Перчинки собралась толпа. Старику льстило, что он вдруг оказался в центре внимания, и в глубине души он уже не очень сокрушался, что пришлось побывать в такой переделке.

— Целых полчаса за ними гонялись, — с воодушевлением продолжал дон Микеле. — Стреляли, одного как будто даже ранили. А они, ясное дело, — в ответ. Такую стрельбу подняли — что твоя бомбежка. Уж сколько я их на своем веку перевидал, перестрелок этих, а такого, скажу вам, еще не видывал. Ну ладно, кинулись они в развалины, мы — за ними. Туда, сюда — никого! Ну, будто черт языком слизнул, право слово. Шарили, шарили — вдруг тревога. А мы все ищем. Стрелять начали. Куда там, думаем, дальше искать? Ну и вернулись. Вот и все.

— Что ж тогда этот Доменико ерепенится? — спросили из толпы.

— Шлея под хвост попала, — с живостью отозвался ополченец. — Что мы их из-под земли ему достанем, что ли? Нет, как хотите, а без нечистой силы тут не обошлось. Ведь на глазах, прямо на глазах исчезли, в один момент!

— А все-таки кто же они такие? — поинтересовался один из слушателей.

— Эти, как их… подрывные элементы, — с важным видом ответил дон Микеле.

Однако слушателям, а тем более Перчинке, такое определение ровным счетом ничего не говорило, и ополченцу ПВО волей-неволей пришлось объяснять свои слова на понятном для всех языке.

— Эх, какие вы, право! — воскликнул он. — Элементы — значит те, которые собираются укокошить короля. Ясно теперь?

Жена мясника охнула.

— Ах они мошенники! — заверещала она. — На короля замахнулись! Слыханное ли дело!

Сообщение дона Микеле произвело на всех сильное впечатление. Теперь приключение старого ополченца представлялось совсем в другом свете. Дело-то, оказывается, не шуточное. Не каждый день встречаются люди, готовые выпустить кишки самому королю!

Перчинка слушал, почесывая в затылке. Уж кому-кому, а ему-то хорошо известно, что Чиро не знает даже дома, где живет король. Да если бы и знал, все равно ему бы и в голову такое не пришло — убить короля! А Марио? Вот Марио — другое дело. Марио, пожалуй, именно такой и есть. То-то дон Доменико так разошелся.

Теперь Перчинка не мог ни в чем упрекнуть фашиста. Кругом и так одни несчастья, а тут еще короля убить вздумали. Чтобы на такое пойти, нужно быть сумасшедшим или уж очень плохим человеком. Правда, Марио как будто не плохой, а впрочем, кто их разберет, этих пришлых.

До сих пор он думал, что Марио совершил какое-то преступление, поэтому его и ловят. Такие люди много раз скрывались в его развалинах, он уже успел к ним привыкнуть и почти не обращал на них внимания. Но король!.. Для мальчика король был все равно что мадонна. Нечто такое, на что можно лишь благоговейно взирать издалека, а то мало ли что может случиться. Да и что плохого сделал ему король?

С такими мыслями Перчинка вышел из бомбоубежища и медленно направился к монастырю. Стрельба прекратилась, в небе спокойно сияла луна, освещая развалины. Ночь была тихая, только с моря тянул легкий ветерок. Завыла сирена, возвещая отбой.

Да, он должен прямо спросить у Марио, за что он хочет убить короля. Пусть-ка ответит. Может быть, король его обидел? Ну и что же? Об этом тоже нужно узнать. Он спрятал Марио, чтобы спасти его, а не для того, чтобы тот убивал короля. Он помог ему, потому что здесь так принято. Такой уж здесь закон — если кого преследуют, нужно помочь. Потому что завтра точно такая же услуга может понадобиться тебе самому. Однако то, что сообщил сейчас дон Микеле, не имеет к этому закону никакого отношения.