Не опоздай к приливу - Мошковский Анатолий Иванович. Страница 4

Брат шутил, пересмеивался с дедушкой и Раей, спокойный, непринужденный, с точеным загоревшим лицом, большим ясным лбом, и Юрка искоса поглядывал на него влюбленными глазами и шептал про себя: «Слова не скажу ему до самой старости!»

Глава 3. Побег

Но что самое обидное — Валерий совсем не переживал разрыва.

На следующее утро он шел в школу в очень хорошем настроении, Подбрасывал и ловил клеенчатую сумку на «молнии», посвистывал, на ходу лепил и бросал снежки в знакомых девчонок-восьмиклассниц. И те не обижались, а, наоборот, разрумяненные от мороза и ветра, хохотали и отвечали Валерию тем же. Он ловко нагибался, уклонялся от попаданий, и один пущенный в него снежок угодил Юрке в ухо, и Юрка живо отомстил бы девчонке в меховых полусапожках-румынках, если б поблизости не было брата.

В школьных дверях Юрка столкнулся с Гришкой.

— Смотри у меня… — процедил Юрка. — Только пикни! Ноги выдерну…

На большой перемене случилось неожиданное: ребят построили в коридоре и после короткого слова директора школы начальник погранзаставы капитан Медведев, смуглолицый и решительный, сказал, что за помощь пограничникам ученик восьмого класса комсомолец Валерий Варзугин награждается грамотой, и еще капитан призвал всех школьников быть бдительными.

— Прошу товарища Варзугина выйти из строя, — сказал начальник.

Легко, медлительно, какой-то особой, одному ему присущей иронической, чуть вразвалочку, походкой, подошел Валерий к капитану Медведеву. Тот пожал ему руку и под аплодисменты всей школы вручил грамоту.

Валерий встряхнул льняными волосами и, слегка покраснев от смущения, весело сказал, что ничего особого он не сделал, но, разумеется, всегда рад принести пользу заставе.

Потом добавил:

— Товарищи, мне неловко получать эту грамоту, потому что нашел ампулы не я, а мой брат Юра. Я только отнес их. Я так и сказал на заставе, но в грамоту почему-то вписали только меня… Это ошибка, товарищи…

С ног до головы обдало Юрку жаром.

— Ничего, — сказал капитан Медведев, — одно дело найти, а другое — принести, сообщить.

Юрка стоял ни жив ни мертв от стыда: вся обида на брата мгновенно прошла.

— Пусть и Юрка выйдет! — крикнул кто-то в строю.

— Юра, выйди из строя! — приказал капитан Медведев.

Подошвы Юркиных валенок прилипли к полу.

— Выходи, чего ж ты!

Юрку подтолкнули сзади, и он сам не помнил, как очутился перед строем, с огненными щеками, мокрый, жалкий.

— А-а, это Папуас! — крикнул кто-то из задних рядов.

— Молодец! — сказал капитан Медведев, — Объявляю тебе благодарность.

И Юркина рука очутилась в его жесткой храброй руке. Он не знал, что делать, как вести себя.

— Спасибо, — буркнул он на всякий случай и, сутулясь, быстро пошел, почти побежал, в строй.

Когда ребят отпустили, к Юрке подошел Валерий и сунул свернутую трубкой грамоту:

— Держи… Можешь имя переправить… Разрешаю…

Юрка протянул было руку, но потом отдернул, словно обжегся. И ушел.

О лучшей награде нельзя было и мечтать мальчишке в поселке Якорном. Шпиона тут не задержишь, как на других, особенно южных, границах страны. Юрка не помнил случая (впрочем, может, от него и скрывали), чтоб даже пограничники ловили шпионов.

— Что вы сторожите тут — камни и воду? — спрашивали у пограничников приезжие.

Пограничники хитро улыбались:

— Хотя бы…

Улыбались и с прежней дотошностью проверяли у всех приходивших с моря и уходивших в море документы, ходили в дозоры с пистолетами-автоматами на груди, следили из секретов за местами, удобными для высадки с моря…

Их можно было встретить и в глухих сопках, плотных, загорелых парней в зеленых фуражках, и на причалах, и на прибрежной гальке. Кто-кто, а Юрка-то знал, что шпионов можно ждать не только со стороны моря. Они могут попытаться уйти с важными сведениями с побережья в море…

И хотя на последнем уроке Витька Медведев, сын начальника заставы, под величайшим секретом сообщил Юрке, что в ампулах оказалось всего-навсего средство от потливости и надписи были по-латыни, получить грамоту было очень приятно. Посмотреть на грамоту сбежалась вся улица.

Валерий вел себя так, точно ничего и не случилось. Зато Васька нельзя было узнать, до того он стал важным, надменным и повсюду, где можно, таскался за Валерием, отчаянно хвастая и совсем плохо слушая Юрку.

Юрка и сейчас почти не разговаривал со старшим, братом, но теперь уже по другой причине: злился на себя. Да и неудобно было сразу перемениться. Подхалимство — не по его части.

Валерий по-прежнему вполголоса совещался о чем-то с приятелями, в доказательство каких-то своих доводов читал им выдержки из книг, постукивая карандашом по столу. Потом — об этом можно было догадаться и находясь в другой комнате — ребята стояли у карты Мурманской области, и Юрка в сотый раз слушал названия знакомых становищ, губ, рек. Затем брат что-то говорил, и от хохота приятелей трясся весь дом.

Юрке делалось скучно, и он, покончив с уроками, уходил на улицу.

Иногда Валерий с Игорем и Серегой становились на лыжи и убегали в сопки. Возвращались вечером, когда на небе слабо колыхалось реденькое, точно выцветшее, полярное сияние. В морозы оно было сильней, ярче, точно сотни разноцветных прожекторов с эсминцев бегали по небу. Не то было к весне, в мягкие апрельские дни, только одно название что северное сияние. Говорят, в Арктике, где-нибудь на Канином Носу, или на Новой Земле, или на Таймыре, от него нельзя оторваться. А здесь оно не очень сильное…

В котором часу Валерий исчез из дому, никто не знал. Но Юрка хорошо запомнил, как все было. Он вскочил с постели от громкого голоса матери и сразу понял: случилась беда. Едва натянув штаны, босиком вбежал в горницу.

Мать стояла у буфета растрепанная, в расстегнутой кофте, держала в руках листок в клетку и неподвижно смотрела в окно. Щеки ее нервно вздрагивали.

Юрка вырвал у нее листок.

Знакомым твердым почерком — наклон букв, интервалы между буквами строго соблюдены — на нем было написано:

Слова были уверенные, смешливые, мудреные. Но они не успокоили мать.

Грузная, располневшая к сорока годам, она белела у буфета с распущенными короткими косами и, скрестив на груди могучие руки, на чем свет стоит отчитывала Валерия:

— Да он с ума сошел? На целую неделю! Долго ли в сопках заблудиться? А если туман и пурга? Мужики и те плутают и пропадают. А что он там есть будет?

Юрка сбегал в боковушку, где только что исправно видел сны и где по-прежнему крепко спал Васек, и, заметив пустой гвоздь на стене, сказал:

— Ружье взял.

Но и это мало утешило мать.

— А кого он сейчас подстрелит? Зайца? Оленя?

Дедушка, весь в белом, привстав на колено, сказал с печки:

— Так ему олень и подставит себя.

— Он хорошо стреляет, — сказал Юрка, чтоб хоть как-то успокоить мать.

— А патронов у него много? Пули есть или все с дробью?

— Есть, — сказал Юрка, хотя не знал, захватил ли Валерий патроны с тяжелыми убойными пулями.

— Не горюй, Алена, — проговорил дедушка, накрываясь полушубком, — нонче в тундре урожай на куропатку, лыжными палками станет сшибать — мясо отменное. Нам еще привезет.

— Будет, старый, — рассердилась мать, — тебе бы все шутки да веселки. Зубы все проел на смехе — не надоело?

— А я и не начинал, — С печи бесовски блеснули дедовы глаза. — Вернется сынок. Иди с богом на ферму: коровы, поди, мычат, не дождутся. Вернется твой Лерка через день, куда ему тут идти-то — камни да болота.