Рассказы о Пилле-Рийн - Нийт Эллен. Страница 4
Вчера во дворе, в песочной куче, она нашла свою светло- желтую лопатку, которую потеряла ещё летом, Снег на песке растаял, и лопатка лежала тут же, свержу. Жёлтой краски на ней почти не осталось – только на верхней части ручки, – и лопатка теперь стала серой. Пилле-Рийн спрятала лопатку в коридоре, за корзиной с мусором, потому что мама не разрешила приносить её в комнату. Теперь Пилле-Рийн забеспокоилась: там ли ещё лопатка? А вдруг кто-нибудь взял её или она сама потерялась? Пилле-Рийн тихонько открыла дверь, чтобы папа не слышал, и быстро сбежала вниз по лестнице.
Лопатка была на месте, только упала набок. Но она была цела и даже как будто стала чуть желтее. Пилле-Рийн захотелось скорее попробовать, может, лопатка и копает теперь
тоже лучше. Она приоткрыла входную дверь и выглянула на улицу. Там было уже тепло. Снег почти весь растаял, и только у забора стоял ещё сугроб.
Пилле-Рийн выбежала на улицу и отгребла лопаткой немного снега от сугроба. Лопатка копала хорошо. Но снег был грязный и очень уж хрупкий и, кроме того, промочил тапочки Пилле-Рийн. Пилле-Рийн посидела ещё немного на корточках возле сугроба, потом перебежала на дорожку, выложенную каменными плитами, и проскакала по ней на одной ноге до крыльца.
Дорожка была совсем сухая и гладкая, и прыгать по ней было приятно.
Потом Пилле-Рийн придумала игру, будто сама она мама, деревянная лопатка – ребёнок, весь двор – это вода, а каменная дорожка – мост. Мост был узкий, и Пилле-Рийн шла очень осторожно. Всё это заняло много времени.
Потом Пилле-Рийн вспомнила, что вчера во дворе синего дома видела живых кур, и теперь ей захотелось показать их ребёнку. Она подбежала к поленнице, что была сложена у забора. Возле дров снега не было вовсе, а была прошлогодняя трава. Некоторые травинки были даже зелёные. Пилле-Рийн положила лопатку на землю и сказала:
– Посиди здесь, на траве, мама сейчас придёт, – а сама забралась за поленницу.
Там, между забором и дровами, было сыро и прохладно и с веток берёзы капало: кап-кап… Пилле-Рийн нашла в доске забора дырку от сучка и поглядела через эту дырку во двор синего дома. Кур сегодня не было.
Пилле-Рийн вышла из-за поленницы и сказала лопатке:
– Милая детка, сегодня зоопарк закрыт. Но ты не плачь, мама возьмёт тебя в кино. – И она подняла лопатку и пошла с ней в другой конец двора.
Там, в подвале дома, был погреб с одним окном, и на его подоконнике лежало красивое тёмно-зелёное стёклышко, которое Пилле-Рийн нашла ещё давно. Если смотреть в него, и небо, и дома, и забор – всё становилось другим: тёмным и зелёным. Пилле-Рийн посмотрела в стёклышко сама и показала ребёнку. Когда они обе насмотрелись, она положила осколок на прежнее место, и кино кончилось.
Тогда Пилле-Рийн нарисовала палочкой на песке большой квадрат – это был дом. И квадрат поменьше – это было окно. И ещё – трубу и дым из трубы. Она положила ребёнка в комнату и сказала:
– Ну, детка, не шали. Мама уходит на работу, – и отошла на несколько шагов от дома.
Тут вдруг она вспомнила что-то и вскрикнула:
– Боже мой, ребёнок остался один в комнате, а электроплитка не выключена! – Пилле-Рийн побежала обратно и ладонью стёрла дым, который шёл из трубы. Потом она пошла к большой сосне. Там у неё была работа.
На сосну светило солнце, и кора была шероховатая, будто сделана из сушёного хлеба. В коре были щели и трещины, и в одной щели виднелось что-то жёлтое. Пилле-Рийн не знала можно ли это взять, не перестанет ли от этого расти дерево. Она потрогала это пальцем, а потом языком: оно было как стекло, только не такое твёрдое, а вкуса не было никакого.
И вдруг на ствол сосны села божья коровка, очень красивая. У нее было шесть ног, и Пилле-Рийн не видала такой с самого лета.
Божья коровка поползла по сосне вверх, но на пути была трещина, и она остановилась и задумалась, а потом повернула направо. Наверное, она не могла узнать сразу, где правая сторона.
Пилле-Рийн тоже раньше не умела узнавать сразу, особенно когда на ней были рейтузы, и нельзя было посмотреть на коленку. По коленке Пилле-Рийн всегда знала, потому что на правой коленке у неё родинка. А теперь она уже знает и так и редко путает.
Но ведь ей пять лет, а божьей коровке только четыре, потому что у неё на спине четыре чёрные точки. И потом, у Пилле-Рийн две ноги, а у божьей коровки целых шесть, так ничего удивительного, что она чуточку задумывается, когда хочет повернуть.
Потом божья коровка поползла налево, и тут Пилле-Рийн
загородила ей дорогу пальцем. И она вскарабкалась на палец. Это было приятно и немножко щекотно. Божья коровка пошла-пошла по пальцу, а потом остановилась и подняла свои красные крылья. Из-под них выглянули другие – тоненькие и прозрачные.
Пилле-Рийн испугалась, что божья коровка улетит, но она не улетела, а только чуть-чуть пошевелила прозрачными крыльями, чтобы показать их Пилле-Рийн, а потом опять накрыла их красными. Но совсем аккуратно крылья не сложились, и нижние немножко выглядывали из-под верхних. Но ведь божьей коровке было только четыре года. Когда Пилле-Рийн было четыре года, она тоже не умела застёгивать лифчик, и ей застёгивала мама.
«Может быть, у божьей коровки тоже есть мама, и она помогает ей складывать крылья?» – подумала Пилле-Рийн. Но тут божья коровка убрала свои нижние крылья под верхние, и Пилле-Рийн было даже чуточку жаль, что божья коровка в четыре года такая умная.
А божья коровка добралась до кончика пальца и – фью! – улетела. И вот её уже нет.
Вдруг наверху постучали в окно. Пилле-Рийн испугалась: ведь на ней не было ни пальто, ни рейтузов. И ребёнок один… И божья коровка улетела.
Пилле-Рийн быстро отковырнула от сосны это жёлтое, схватила ребёнка на руки и побежала домой.
Триста грамм сметаны
Деньги Пилле-Рийн положила в варежку, банка для сметаны была в сумке, а ручку сумки она два раза обмотала вокруг ладони. Так она шла и повторяла вполголоса:
– Один маленький батон
И триста грамм сметаны. Один маленький батон
И триста грамм сметаны, -
чтобы не забыть, потому что до магазина далеко.
Раньше Пилле-Рийн не пускали в магазин. А вот теперь она шла, и встречные улыбались ей, а она размахивала сумкой, чтобы все видели, куда она идёт.
Раньше Пилле-Рийн боялась ходить одна, а сегодня нет. Кроме того, мама сказала, что собаки, которые бегают по улицам, не кусаются.
– Один маленький батон И триста грамм сметаны.
И вот она на углу Скворечной улицы. Пилле-Рийн быстро оглянулась: её дом уже был за поворотом, а забор ещё виднелся. В воротах стоял Юри, и Пилле-Рийн было приятно, что он видит, как она одна идёт в магазин:
– Один маленький батон И триста грамм сметаны.
Сейчас начнётся тротуар из каменных плит и зелёный забор. За забором живёт эта страшная жёлтая собака, огромная, как телёнок. Она лает хриплым голосом: «Краух-краух», и зовут её «Инспектор». Пилле-Рийн свою собаку никогда бы
так не назвала. А назвала бы лучше Пеку. И подзывать легче – Пеку, Пеку! А кошка могла бы быть Интс
– Один маленький батон
И триста грамм сметаны.
Вот уже первая плитка каменного тротуара. Пилле-Рийн пошла поближе к мостовой – ведь собака может неожиданно выскочить, и тогда сразу забудешь, что мама велела купить в магазине.
Пилле-Рийн уже почти прошла мимо зелёного забора, и казалось, что всё обойдётся, как вдруг скрипнула калитка. «Вот теперь она выскочит!» – подумала Пилле-Рийн и припустилась бежать. Но лая не было слышно, и она оглянулась: вдоль зелёного забора шёл высокий человек в синем шарфе. Он тоже свернул к магазину.