Мастера - Дворкин Илья Львович. Страница 13

Вода стала хмурой, серой, и только на гребешках волн оставались лёгкие синие блики.

«Неужели я не видела этого раньше? — подумала Мария. — Да нет, видела!»

Разное небо (Рассказ о синем цвете)

Когда Маша была маленькой, она жила вместе с родителями в деревне Садки. Здесь всё-всё вокруг было разным: и тёмный бревенчатый дом, и маленькая речка-речушка с песчаными берегами и прозрачной водой, в которой мелькали весёлые тени-рыбёшки. И высокие сосны над речкой.

И вот семья переезжает в город. Прощай, речка! Прощайте, сосны!

Пока добирались до станции, Маша очень устала и заснула. А утром проснулась в шумном тряском вагоне.

За окошком было утреннее унылое небо.

Поезд прогрохотал над мутной речкой по железному мосту, пробежал вдоль высоких хмурых заборов и остановился.

— Приехали, — сказал отец.

Город Маше не понравился. Улицы были серыми, словно нахохлившиеся воробьи.

Потом в незнакомой комнате папа и мама распаковывали и раскладывали вещи, а Маша сидела у мокрого окошка, смотрела на пустой серый двор и вздыхала, вспоминая родную деревню, синюю речку-речушку, золотые сосны и жёлтый прибрежный песок.

Грустно было Маше на новом месте. Грустно и неуютно.

А утром папа повёл Машу посмотреть город.

Что за чудо?

Улица была совсем не вчерашней, и дома другими, и прохожие не хохлились, как воробьи. Они шагали, постукивая каблуками по каменным плитам, и все до одного улыбались.

По синим оконным стёклам прыгали солнечные зайчики. Дворник сметал с панели синюю лужу, метла в его руках мурлыкала, и лужа тоненько подпевала метле, весело утекая в дырочки люка.

Намытые трамваи радостно перезванивались друг с другом и выбрасывали к небу ярко-голубые искры.

И небо было чистым, синим-синим, таким же, как над маленькой речкой-речушкой дома, в деревне.

Маша вертела головой направо и налево, глядела во все глаза, и улыбка растягивала её рот до ушей. Просто нельзя было удержать её, эту улыбку.

Мария стояла, облокотившись на парапет, смотрела на синеву в волнах и улыбалась. Улыбалась, как тогда, в детстве.

«Удивительно, сколько радости приносит синий цвет, как синее небо создаёт настроение! Оно отдаёт свой цвет воде. И стенам зданий. И парапетам набережных, и зелени садов, — подумала Маша. — Нарисует художник такой вечер. А тебе придётся делать клише. Передать при печати всю игру цвета, блеск волн, свет и тени. Сможешь?» — спросила себя Мария.

И замерло сердце.

Надо присматриваться, присматриваться ко всему. Научиться улавливать оттенки цветов, сочетания, переходы одного цвета в другой. Чувствовать цвет сердцем. Кажется, так сказал Николай Фёдорович?

Скорей бы, скорей бы дали поработать с цветными клише!

Простуженная земляника

День начался как обычно. Мария села за свой стол, взяла в руки одну из приготовленных ещё вчера цинковых пластинок и стала её рассматривать.

Подошёл к ней Николай Фёдорович.

— Вот что, Мария, переходи-ка на цвет. Пора.

Мария побледнела от волнения. Вот оно! Сколько ждала, а получилось всё равно неожиданно.

— Да ты не волнуйся, — сказал Николай Фёдорович и улыбнулся. — Работа для начала простая. Цветные вклейки надо сделать в книжку. Проще простого работа.

Он разложил перед Марией цветные фотографии: земляника, чёрная смородина, красная смородина, малина, крыжовник. Ягоды висят на зелёных веточках, аппетитно поблёскивают.

— Проще простого, — повторил Николай Фёдорович. И отошёл от Марииного стола, чтобы не мешать.

Мария немного посидела просто так: надо было успокоиться. А то в пальцах появилась мелкая дрожь, будто они страшились долгожданной работы.

Потом отобрала клише, на которых были ягоды земляники.

Она обработает эти клише так, чтобы из четырёх красок — жёлтой, красной, синей и чёрной — сложились новые цвета. У неё получится и зелёный на листьях, и нежно-розовый на кончиках ягод, и сами ягоды будут ярко-алыми, как на фотографии.

И всё это с помощью тех точечек, которые ей когда-то показал Николай Фёдорович.

Каждая точечка даёт оттиск — крохотный, без увеличительного стекла и не увидишь! Но точечек много. А когда их много, они сливаются для нас в рисунок. Самих точечек глаз не замечает.

Бывает так, что цвет слаб. Надо бы поярче. Надо бы точечек побольше да погуще. А где их взять? Точек не прибавишь, их на каждый квадратик определённое количество. Ни больше, ни меньше. Как быть?

Вот тут-то травильщик и идёт на хитрость: начинает точечки тихонечко расплющивать, чтобы верхушечки их стали пошире. Тогда и цвет станет погуще.

Старалась Мария, как могла. Глаза покраснели от напряжения.

Обедать не пошла, какой тут обед! Первый раз в жизни цветные клише делаешь!

Сидит Мария над цинковой пластинкой, словно колдует: то иголочкой помятую точечку поднимет, то где-то приплюснет. Работает, а сама на фотографию земляники посматривает.

Не мало ли красного, не поубавить ли синего? Чтобы в печати вышло всё, как на фотографии.

Тут ещё одна трудность подстерегает травильщика: на фотографии земляника кончиком влево смотрит, а на клише наоборот кончиком вправо. Если на фотографии густая листва в левом углу, на клише — в правом. К этому не сразу привыкнешь. Попробуй-ка перерисовывать картинку наоборот!

Закончив одно клише, Мария подошла с ним к печатнице:

— Тётя Дуся, тисните, пожалуйста, синюю краску.

— Синюю? — удивилась тётя Дуся.

— Синюю.

Тут Николай Фёдорович подошёл, взял клише, осмотрел, кивнул серьёзно.

— Делайте, что мастер велит.

Это он Марию мастером назвал. Приятно Марии. Вернулась она к столу, работает.

Потом жёлтую краску тиснули.

Потом красную.

Потом чёрную тиснули.

А когда взглянула Мария на свою законченную работу, даже в глазах у неё потемнело: средь бурых листьев висят лиловые ягоды земляники с синими кончиками, словно простуженные.

Глянул на её растерянное лицо Николай Фёдорович и рассмеялся. И печатница тётя Дуся рассмеялась, и все, кто был рядом. Без зла, весело. Уж очень забавные получились на оттиске ягоды, а ещё забавнее было растерянное лицо Марии.

Ей плакать хотелось от неудачи. Но она не заплакала. Засмеялась вместе со всеми. И смеялась до тех пор, пока из глаз сами по себе не закапали слёзы.

Наконец Николай Фёдорович сказал:

— Ладно, Мария, не расстраивайся. И не такое бывает. Я вон почти уже мастером был, а однажды синие лица да лиловую речку сделал. А уж про небо и говорить нечего! Такого неба и в природе-то нет! Ты в музеях бываешь?

— Редко.

Николай Фёдорович нахмурился:

— Напрасно. Живопись нам, травильщикам, надо знать, как вещи в своей квартире. Если, конечно, хочешь стать мастером.

— Я стану… я непременно стану, — прошептала Мария и потупилась. — А с… этим что?

Николай Фёдорович посмотрел на лиловые с синими простуженными кончиками ягоды и улыбнулся.

— А ничего страшного не произошло. Всё сделано верно. У меня глаз намётанный!

— Верно? — переспросила Мария.

— Только краски перепутала, когда клише тёте Дусе отдавала. Вместо красной синюю просила оттиснуть. А я велел, чтобы печатали по-твоему.

— Зачем?

— Для науки.

Мария вернулась к своему столу и задумалась. Жёлтый, синий, красный, чёрный — четыре цвета, но если по-настоящему овладеть ими, можно воспроизвести на бумаге всё: тончайшие оттенки и полутона.

Только надо овладеть ими. Надо продолжать учиться видеть и понимать.

Как же она сегодня с клише для красной краски сделала синие оттиски?!

Красный цвет — яркий, торжественный, гордый.