Завидная биография - Некрасов Андрей Сергеевич. Страница 34

Солнце все ниже склонялось к земле, и нужно было спешить. Уж очень долго задержались они здесь, у танка, и теперь, нажимая из последних сил, торопились дотемна попасть к опушке леса, который начинался километрах в пяти от цели их путешествия.

Они, как и прежде, шли, смело выбирая по карте дорогу. И удивительная вещь происходила с мальчиками: ни один из них никогда не ходил по этим дорогам, ни один из них никогда не бывал на этом кусочке родной земли, но каждый шел здесь, как хозяин, которому в его владениях все знакомо и все известно.

Они шли и знали: вот тут будет холмик, там овражек, там болотце, там перекресток дорог. И все же каждый раз, когда холмик, овражек, и болотце, и перекресток дорог появлялись там, где их ждали, мальчики испытывали ни с чем не сравнимую радость, которую приносит только настоящее знание.

В ту самую минуту, когда огромное красное солнце коснулось горизонта, как раз там, где его и ожидали увидеть, показался редкий лесок, заранее выбранный для ночевки.

НОЧНАЯ ТРЕВОГА

Одолев последние метры пути, ребята с удовольствием сбросили рюкзаки, но отдыхать еще было рано. Летняя ночь надвигалась быстро, и до наступления темноты они торопились разбить бивак.

Работали умело и дружно. Владик и Лева ставили палатки, Тося, Игорь и Миша собирали топливо, Гриша пошел за водой.

А Зайка первый раз в жизни самостоятельно разводил костер. Сначала дело не ладилось. Но Зайка не сдавался. Он продолжал упрямо трудиться. И когда погасли последние проблески заката и яркие звезды одна за другой загорелись в темном летнем небе, перед лагерем задымил, затрещал и вдруг вспыхнул огромным факелом великолепный костер. Вспыхнул и осветил счастливые лица ребят, рюкзаки, лежавшие рядом, большую груду хвороста и два маленьких серебряных домика.

И, казалось, со всего леса собрались тонконогие березки посмотреть на этот серебряный городок, чудом выросший на круглой полянке.

А серебряный городок уже жил дружной, веселой жизнью. Всем тут было хорошо и отрадно. Не о чем было спорить, не о чем печалиться. Только каша в котелке вздыхала тяжело и протяжно да чайник, содрогаясь от злобы, сердито плевал в огонь.

Быстро покончив с ужином, шесть «мудрецов» забрались в палатки, по трое в каждую, и, положив под голову рюкзаки, заснули крепким сном людей, хорошо сделавших свое дело.

Перед сном они бросили жребий, и Зайке досталась первая вахта. Вооружившись топориком и фонариком, он, как заправский сторож, сел на пенек у костра.

Часов у ребят не было, и ночь решили разделить «на глазок и на совесть», как сформулировал Лева.

«Глазок» у Зайки был верный, а совесть?.. Нужно ли говорить о Зайкиной совести?

Зайка был настоящим артистом, и, как каждый настоящий артист, он был очень богатым человеком. Огромный мир звуков и такой же неисчерпаемо огромный мир чисел целиком принадлежали ему. Но Зайка не был скупым богачом. Он охотно делился с людьми своими сокровищами: громко насвистывая песенку, подслушанную в каплях дождя или в свисте ветра, раскрывая товарищу сложные законы чисел, Зайка не боялся обеднеть, а люди, общаясь с ним, конечно, становились богаче.

Наверно, потому, что был он так богат и так щедр, Зайка редко с кем спорил. За всю свою жизнь он никогда ни с кем не подрался, и всякий раз, когда дело клонилось к ссоре, Зайка предпочитал уступать.

Но никто не мог заглянуть ему в душу, и даже лучшие друзья Зайкину доброту приписывали врожденной робости и между собой частенько называли маленького Зайку трусом.

Нет, трусом Зайка не был. В его добром сердце мужества было ничуть не меньше, чем в других, прославленных отвагой сердцах.

И вот маленький Зайка остался один на один с огромным ночным лесом.

Товарищи крепко спали, утомленные дорогой и впечатлениями длинного дня. В костре что-то треснуло, зашипело и замолчало. Звезды почему-то погасли, и ночь, глухая и темная, безраздельно завладела миром… Но Зайка не боялся ночи.

Так хорошо было сидеть одному у догоревшего костра и слушать удивительные лесные звуки, что Зайка ничуть не сетовал на свой жребий и не завидовал спящим друзьям.

Он слушал: вот ночная птица всплакнула о чем-то на болоте. Лесной сверчок-древоточец звонко пиликнул раза два и замолчал — должно быть, решил дать соседям поспать в такую тихую ночь. Громко скрипнуло дерево. Глухо упало что-то тяжелое. Прогудел беспокойный комар. В тон ему, на две октавы ниже, далеко-далеко откликнулся поезд. Потом не то трактор, не то электродвижок вступил в общий хор чистой барабанной дробью, и какой-то загулявший жук, торопясь домой, пропел самое низкое «ля».

Конечно, все эти звуки рождались, жили и умолкали сами по себе. Но маленький Зайка был артистом, он жадно схватывал эти случайные звуки и каждому находил свое место: один заставлял звучать громче, другой тише, один протяжнее, другой короче. Он подчинял их сложным законам гармонии и с наслаждением управлял волшебной музыкой ночи.

Вдруг Зайка насторожился. Кто-то шел прямо к лагерю из глубины леса.

Чудесная музыка ночи разом оборвалась. Из всех звуков остался один — этот тревожный звук, звук шагов, неясных и осторожных.

Какой-то зверь, и не маленький, крадучись подбирался к лагерю. Вот все замерло. А вот опять хрустнуло что-то… Должно быть, зверь переступил с лапы на лапу… Нет, это не собака и не лиса.

Зайка на всякий случай взял в руки топор. Зверь притаился, выждал минуту, шумно подвинулся еще ближе и снова замер. Вдруг он чихнул где-то очень близко, у самых палаток. И тогда… Кто бы мог подумать, что маленький, лопоухий Зайка решится на это? С игрушечным топориком в одной руке, с электрическим фонариком в другой, он храбро шагнул в темноту, навстречу неведомой опасности.

Зверь опять притаился. Притаился и Зайка. Так, испытывая терпение друг друга, ночные противники простояли несколько бесконечно долгих секунд. Потом зверь снова чихнул и грузно шевельнулся. Зайка быстро шагнул на звук и нажал кнопку фонарика.

Конический пучок света вырвал из темноты неподвижный куст орешника, роскошно убранный матовым серебром листвы, белый ствол молодой березки, еще березку… и вдруг прямо у себя под ногами Зайка услышал тяжелый вздох….

Под кустом притаилось странное существо поменьше кошки, побольше крысы. Зайка нагнулся и понял: это был самый обыкновенный еж. И Зайка улыбнулся. Он не знал, что еж может наделать столько шума. Бросив топорик, рискуя исколоть себе руки, Зайка попробовал схватить ежа, но тот сразу свернулся колючим клубком, и Зайка понял, что одному ему с ежом не справиться — удерет.

И тогда, хоть и жалко было будить товарищей, Зайка громко, на весь лес, крикнул:

— Ребята, вставайте, тревога!

Если бы стало известно, что делал и что пережил Зайка этой темной ночью, никогда и никто больше не посмел бы назвать его трусом. Но никто никогда так и не узнал этого. И когда сбежавшиеся на крик мальчики увидели Зайку с его добычей, даже Владик, справедливый Владик, и тот, улыбнувшись, сказал:

— Эх, ты, З-зайка, ежа испугался… Ложись-ка лучше спать!

И Зайка ничуть не обиделся. Он лег в теплой палатке и долго еще вспоминал чудесные звуки, которые подарила ему эта короткая летняя ночь.

ПРУД СОЛНЦА

С первыми проблесками рассвета ребята вскочили, сделали зарядку, доели холодную кашу, свернули палатки, заложили кострище дерном и, взвалив на плечи рюкзаки, тронулись в путь.

Теперь они шли прямо к цели, и ближайший час должен был разрешить все их сомнения.

Понятно, с каким нетерпением смотрели они вперед, но даже Гришин бинокль не мог приблизить разгадку. Впереди, сзади, по сторонам толпились, набегая и отступая, бесконечные березки, осинки, рябины. Кое-где высокие золотые сосны гордо поднимались над всей этой лесной мелкотой. А внизу пышными волнами стлался густой зеленый папоротник.

Рассчитывая в уме последние минуты пути, ребята незаметно прибавляли шаг. То один, то другой на ходу заглядывал в планшет, хотя и без того все знали, что до Кривого оврага осталось не больше километра. Еще пять, десять минут — и все будет ясно.