Завидная биография - Некрасов Андрей Сергеевич. Страница 38
Они покурили, поговорили еще, а потом капитан надел фуражку и пошел обратно, на мостик.
А на другой день в Ленинграде, на Васильевском острове, в одной маленькой квартирке раздался звонок. Женя сразу проснулась и очень испугалась. Она решила, что это почтальон принес газеты. А раз уже принесли газеты, значит, она проспала и опоздает в школу.
Женя поскорее вскочила, сунула ноги в туфли, подбежала к двери и строго спросила:
— Кто там?
— Почта, — ответил голос за дверью.
«Ну так и есть — проспала», — подумала Женя и открыла дверь.
Но вместо газет почтальон принес телеграмму. Он порылся в маленькой сумочке, посмотрел на Женю сверху вниз и улыбнулся:
— А расписаться-то сумеешь?
— Я диктанты писать умею, мне еще только две четверти проучиться, и в четвертый класс перейду, — сказала Женя.
— Вот оно что, — удивился почтальон и подал Жене раскрытую книжку с карандашиком. — Вот тут и пиши. Видишь: Громовой Евгении Георгиевне…
— А это не нам, — огорчилась Женя. Она думала, что это маме телеграмма, может быть, от папы, а это какой-то Евгении Георгиевне…
— У нас таких нет, — сказала она и надула губы… Но тут из своей комнаты вышла мама, развела руками и громко рассмеялась:
— Ах ты, малышка моя, ах ты, глупышка моя, ведь это тебе телеграмма-то. Ты-то разве не Евгения Георгиевна? — и, подхватив Женю одной рукой, она другую руку протянула за карандашиком. Но Женя ловко спрыгнула на пол, сама схватила карандашик и старательно вывела где нужно:
«Громова Женя».
Потом она взяла телеграмму, сказала почтальону «спасибо» и, пока мама закрывала дверь, уже уселась к своему столу, распечатала телеграмму, развернула и ахнула: на голубом бланке в три строчки, без единого пробела, тесня друг друга, пестрели четкие, крупные, но только не русские буквы, и понять что-нибудь было совершенно невозможно.
Женя чуть не заплакала от огорчения. Но тут, как всегда в трудную минуту, пришла на выручку мама.
— Ну, о чем же тут плакать? — удивилась она. — Телеграмма от папы, а шла она через Англию. Англичане по-русски писать еще только учатся, а мы по-английски давно умеем читать. Вот это — буква «Пи», это — «О», это — «Ди»… Бери-ка тетрадку…
Женя взяла чистую тетрадку в две линейки и буква за буквой под мамину диктовку так и написала, как в телеграмме:
«П О Д Х О Д И М К Б Е Р Е Г А М Е В Р О П И Г О Т О В П О Б О Л Ч Е П И А Т Е Р О К И К Р А С И В У Й У Е Л К У Н О В И И Г О Д В С Т Р Е Т И М В М Е С Т Е П О С Е Л У Й М А М У И Н Е С К У Т Ч А Й П А П А».
Женя прочитала телеграмму, потом прочитала еще раз, потом поскорее поцеловала маму и закружилась по комнате… Но тут она вспомнила, что нужно еще умыться, одеться, собрать книжки, позавтракать… Словом, дел еще было множество, и Женя, схватив полотенце, побежала к умывальнику чистить зубы.
А еще через полчаса, совсем готовая, с книжками и с завтраком в руках, она стояла в передней и все не могла успокоиться.
— У нас в первом классе девочки и то лучше пишут. Этим бы англичанам дать диктант, им бы Лидия Васильевна двоек-то наставила… Ну, в общем «не скутчай», мамочка, я тебе одних «пиатерок» принесу… — и, хлопнув дверью, Женя помчалась вниз по лестнице. Слышно было, как звонко стучат по ступенькам ее веселые каблучки.
— Опять не надела ботики, — сказала мама и закрыла дверь.
Еще до уроков Женя рассказала подружкам о телеграмме, и к большой перемене вся школа знала об утреннем происшествии в квартире Громовых. Женю все поздравляли, и Варю Бабаеву тоже все поздравляли. Правда, Варя не получила телеграммы, но ее папа плавал кочегаром на том же пароходе, а значит, и он тоже приедет к Новому году.
Из школы Женя и Варя домой пошли вместе, а по дороге решили и елку устраивать вместе — всем звеном. И с этого дня до самого Нового года они только и думали о своей елке: как убрать ее понаряднее, чем угостить подруг, как одеться. Приходилось, конечно, все время думать и об уроках, но это было проще: и та и другая учились прилежно, и пятерки им доставались легко.
И когда, наконец, наступил новогодний вечер и гости собрались в полутемной маминой комнате, они увидели небольшую, но очень красивую елку, убранную пестрыми хлопушками, золочеными орехами, стеклянными сосульками, какими-то необыкновенными самодельными игрушками и тонкими нитками сверкающей канители.
Ровно в семь часов Женя повернула выключатель. Елка загорелась множеством разноцветных огоньков. В комнате стало очень светло, и гости увидели, что под елкой стоит дед Мороз и везет на веревочке маленькие санки. А на санках, перевязанные красными бантами, лежали два табеля — Женин и Варин. Это девочки приготовили подарок своим отцам. В табелях были одни пятерки.
Все девочки захлопали в ладоши, даже завизжали от восторга. А потом Варя села за пианино, и тут началось настоящее веселье. До Нового года оставались считанные часы, но Женя ни минуты не сомневалась, что папа явится во-время. Он никогда ее не обманывал.
А с Георгием Ивановичем Громовым произошло вот что: в тот самый день и даже в тот самый час, когда почтальон подал Жене телеграмму, Георгий Иванович привел свой пароход в Лондон и благополучно поставил его к одному из причалов Индийских доков. Потом он закурил трубку и отправился на берег.
В Лондонском порту Георгий Иванович бывал не раз, и хотя с утра в тот день густой холодный туман спустился на город, без труда нашел угольную контору.
Здесь, в конторе, он встретил старого знакомого — лучшего агента по снабжению пароходов углем — старика Мак Карти. Георгий Иванович очень обрадовался, но с первых же слов разговора понял, что радоваться рано.
— Вы хотите угля? — сказал Мак Карти. — Угля нет, сэр. Придется подождать дней десять-двенадцать.
— Как же так? — возразил Георгий Иванович. — По договору вы должны снабжать нас углем немедленно…
— Договор не уголь, сэр, — ответил старик. — Договор есть, а угля нет. Не забывайте, что Англия воевала…
— Так ведь и мы воевали, — сказал Георгий Иванович, — и нам пришлось потруднее вашего… А побывайте в любом советском порту — везде есть уголь, сколько угодно угля…
— Я не знаю, что есть у вас, — рассердился старик, — зато я знаю, чего нет у нас… У нас нет угля, у нас нет леса, у нас нет хлеба… Я не знаю, сэр, как живут в России, зато я знаю, что здесь, в Лондоне, я пью кофе без сахара, получаю двадцать восемь граммов бекона в неделю и ношу рваные сапоги…
Тут старик выставил вперед ногу и громко топнул рваным ботинком.
— Вот, — сказал он, — глядите: если в Лондоне носят такие сапоги, значит, вся Европа ходит босиком. Если англичанин не имеет права съесть пять граммов свинины в день, значит, вся Европа голодает… Это я знаю, сэр, и не говорите мне, что в России есть хлеб и башмаки… Я все равно не поверю…
Георгий Иванович не стал спорить с упрямым стариком. Он вернулся на свой пароход и за ужином рассказал товарищам о неудаче. Моряки выслушали неприятную новость, помолчали… Потом радист Василий Васильевич предложил:
— Не дают нам угля, ну и пускай не дают. А мы время зря терять не будем. Приведем пароход в порядок. Нам не все равно, где ремонтироваться? А под Новый год устроим елку и пир горой. Пусть англичане посмотрят, как мы живем!
Это предложение всем понравилось, и моряки разошлись спать по каютам, чтобы с утра пораньше встать и приняться за работу.
На большом пароходе всегда есть к чему приложить умелые руки. Там ржавчина пробилась под краску, там потек кран, там волной вышибло дверь, там насос не качает воду… И замелькали в руках моряков напильники и молотки, рубанки и стамески, жесткие щетки и мягкие кисти… А чтобы работа шла веселее, радист Василий Васильевич приделал на мачту громкоговоритель, поймал московскую передачу и покатились над мутными волнами Темзы чистые звуки радостных советских песен. Один раз даже полицейский пришел сказать, чтобы потише. Но Георгий Иванович его и на палубу не пустил.