Духи реки - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 7

Оглядевшись, Пыхтун подошёл к берёзке, наклонился и несколько раз ударил снизу вверх под самый комель. Острый камень с удивительной лёгкостью входил в дерево, прорубая и кору, и древесные волокна, оставляя не рваные лохмотья, а гладкий ровный срез. Два десятка ударов — и деревце в три пальца толщиной упало на бок. Паренёк прошёл вдоль ствола, с лёгкостью срезая ветки, ещё несколькими ударами отсёк макушку, вернулся с добытой палкой на пляж, положил «топор», взял скребок и быстрыми мелкими движениями заточил верхнюю, более тонкую часть. Выпрямился, опёршись на палку. Сверкающее влажной белизной остриё возвышалось над головой на высоту вытянутой руки. Пыхтун резко отпрыгнул, перехватив палку двумя руками, кольнул ею воображаемого зверя, отступил, кольнул снова, крутанулся, ударил тупым концом, уколол, выпрямился. Потрогал пальцем самый кончик острия — и расплылся в широкой довольной улыбке.

Теперь у него было копьё! Пусть не самое лучшее: деревянное остриё слабое, легко ломается, если попадёт в череп или кость, быстро разлохмачивается, когда задеваешь им в пути ветки или влажную траву. Но всё равно, при сильном ударе им можно нанести опасную рану даже сильному зверю, ударить, отпугнуть. А ещё у него теперь были скребки, резаки, топор, заготовки для ножа и серпа…

Уже легче, не так страшно смотреть в будущее.

— Можно теперь и за едой отправляться, — весело решил Пыхтун. Снова взявшись за «топор», у ближней ольхи он споро срубил нижнюю толстую ветку, укоротил её, оставив кусок длиной чуть больше руки, полукруглым скребком подровнял у комля. Осмотрев коллекцию осколков, выбрал плоский обломок, шершавый с одной стороны, и бодрой трусцой помчался к заливу.

В этот раз он не стал выдёргивать листву — втыкая ольховую палку в дно, Пыхтун выворачивал растения вместе с корнем, вытягивал толстую, с палец, мохнатую плеть насколько хватало сил — а потом обрезал кремневым осколком. От берега по заливу поползла вонючая глинистая муть. Гуси и утки, поначалу шарахнувшиеся от человека в стороны, потянулись на запах, стали нырять, хлопая клювом, выцеживать изгнанных из безопасного укрытия червячков, личинок и мотыля, и вскоре настолько осмелели, что плавали — рукой достать можно. Впрочем, Пыхтуну было не до них: разорив, перерыв берег на несколько шагов, он добыл изрядную груду корней. Гуси, даром что неуклюжими кажутся, при малейшей опасности моментом увернутся. А корни — вот они, здесь!

Перетащив добычу к протоке, паренёк хорошенько выполоскал её в воде и, оставив каменный ножик и копалку возле заводи — руки-то заняты, — гордо зашагал к временному убежищу.

— Вот, держи! — высыпал добычу перед девочкой гордый собой Пыхтун. — Это не листики. Корни сытные, тут еды и на завтра хватит.

— Какие мужчины глупые, — презрительно сморщила носик больная спутница. — Их же сырыми не едят, их запекать нужно.

— Подожди, это ещё не всё! — Пыхтун сорвался с места и вскоре вернулся, удерживая ладонями у пуза собранное каменное сокровище. Снова убежал, на этот раз приволок трухлявую палку и берёзовый древесный гриб.

— Это трут, — пояснил паренёк. — Он не горит, но тлеет. Зато долго тлеет, такой палки на всю ночь хватит. Или гриба, он ещё медленнее истлевает.

Пыхтун пошёл по холму, собирая сухой валежник. Дни в землях племени стояли жаркие, солнечные. Роса до холма не добиралась. А потому все валявшиеся вокруг деревяшки для костра подходили идеально. Искры хватит, чтобы разгореться. Однако паренёк решил не рисковать и снял с берёзки под холмом несколько тончайших, невесомых полосок бересты, добавив к ней комок сухой травы. Затем среди принесённого валежника выбрал толстый сосновый сук, упёр его в корень, выпирающий из песка прямо рядом с девочкой.

Снежана, прикусив губу, внимательно наблюдала за его приготовлениями. Паренёк нашёл среди камней осколок с совсем узкой острой кромкой, склонился над суком, водя по нему новеньким инструментом. На песок посыпалась тонкая стружка. Вскоре в деревяшке появилась канавка в полпальца глубиной. В её конце Пыхтун расковырял трещинку, в неё воткнул несколько соломинок и кусочек бересты, наскрёб с гриба чуток трута. От другого валежника отломил ударом ноги сучок в два пальца толщиной, прижал его к груди и закрыл глаза, призывая на помощь всех духов своего рода и этого холма, моля о заступничестве Мудрого Бобра и взывая к милости лежащей на земле деревяшки.

Даже в своём селении, пользуясь готовой, правильной отцовской тёркой и готовым, отобранным и тщательно высушенным трутом, он добивался успеха один раз через два. Здесь же, пользуясь первыми попавшимися палками и только что собранным трутом… Оставалось надеяться на то, что жаркая погода превратила в сушняк всё вокруг, на что только падали солнечные лучи.

Пыхтун глубоко вздохнул, вставил палку в вырезанную щель, прижал деревяшку и, навалившись на сучок всем своим весом, принялся быстро-быстро двигать его в щели вперёд-назад, не жалея сил.

Поначалу ничего не происходило, но вскоре он явственно ощутил легкий запах гари. В щели, в тех местах, где края палки упирались в дно, появились слабые коричневые полоски. Это не значило ещё ничего — хорошо натёртая древесина чернеет даже сырая. А сырую зажечь невозможно совсем.

— Дымок, Пыхтун! Дым появился! — вдруг взвизгнула Снежана, но паренёк не поддался.

Он пытался добыть огонь не в первый раз и отлично знал, что успех приходит только тогда, когда потрачено немало времени, а сил в руках и теле уже не остаётся. Для огня мало просто дымков. Нужно, чтобы мельчайшие крупинки древесной муки, что с дымом вытираются сейчас со дна выемки, сбились в самом конце — там, где приготовлен трут. И этих крупинок должно быть много. И от них должен заняться остальной трут. А первые дымные крупицы — они погаснут ещё до того, как он успеет поднять голову.

И Пыхтун продолжал тереть, тереть, тереть, пока не почувствовал, что сейчас упадёт от бессилия. Только после этого он глянул в конец выемки, куда так долго бил тёркой. Там над щелью курился совсем слабенький дымок — но он был!

Пыхтун тут же добавил в щель трута, осторожно подул, добавил ещё, опять подул, и только заметив в коричневой кучке крохотную алую точку, аккуратно сунул в неё краешек белой полупрозрачной бересты, подул снова.

Появился легкий язычок пламени — паренёк подложил в него ещё бересты, поднёс сверху пук сухой травы, а когда занялась и она — тут же перенёс к сложенным шалашиком тонким веткам.

Они затрещали.

Пыхтун уже смелее добавил сучки в палец толщиной и, не дожидаясь, пока они займутся, смело прижал сверху толстыми валежинами. И только после этого позволил себе откинуться назад и перевести дух.

— Ой-ёй-ёй! — радостно замахала руками Снежана. — У нас костёр! Представляю, как удивится мама, когда нас найдёт!

В это самое время к пляжу у стойбища племени Мудрого Бобра приставали лодки. В каждой из пяти сидело по два охотника, и в каждой посередине лежала прикрытая рогожей груда хорошо пропечённого мяса. Мужчины были веселы и горды собой: они привезли столько добычи, что её должно хватить на много, много дней. И ещё останется, что засушить и сложить в домах на случай ненастного или неудачного голодного времени. Они были так довольны, что не сразу обратили внимание, сколь печальны встречающие их женщины и дети.

— Где Хромой Зубр? — первым заметил неладное шаман.

Женщины невольно оглянулись на взгорок, где оставшийся в стойбище старшим хромой охотник поливал землю под священной ивой сладким травяным отваром, моля духов леса о помощи. Однако рассказать об этом Чужому Голосу никто не успел. Чистая Капля, не сдержавшись, растолкала старших и кинулась к мужу:

— Пыхтун пропал! Клык, его унесло ещё позавчера, и он так и не вернулся!