Великий перевал - Заяицкий Сергей Сергеевич. Страница 18

Толпа ринулась обратно и Вася почти раздавленный очутился снова на каменных плитах мола. Огромный пароход медленно боком отходил от пристани, страшно пеня воду двумя гигантскими винтами. Между пароходом и молом плескались синие черноморские волны.

Вася все никак не мог выбиться из толпы, а когда, наконец, очутился один у чугунных перил мола, пароход был уже далеко и быстро шел, бросая в небо черные столбы дыма.

* * *

Английский солдат, тронув Васю за плечо, жестом велел ему уйти с пристани.

— Что, остались, молодой человек? — раздался позади незнакомый голос.

Вася оглянулся и увидел толстенького человечка, похожего на грека, в большом клетчатом картузе и в потертом френче. Вася молча кивнул головой.

— Ай, ай, ай, какое горе, — сказал незнакомец, — но это ничего, совершенно ничего, так как вы встретились со мною! Вы не пропадете! У вас вероятно и денег нет?

— Нет, у меня есть деньги, двести рублей, — ответил Вася.

Иван Григорьевич перед отъездом наспех рассовывал деньги всем по карманам.

— Двести рублей! — воскликнул грек, — отличные деньги, идемте, я познакомлю вас с одним человеком, который встретит вас, как родного сына, и поможет вам догнать папу и маму; ах, какой это человек!

— Нет, я хочу ехать в Москву.

— Ну, так он поможет вам добраться до Москвы. Сейчас трудно ехать в Москву, ах, как трудно, но этому человеку стоит захотеть, и вы будете в Москве.

Вася пошел за ним. Он как-то плохо соображал, что с ним будет и ему было в конце концов все равно, куда итти.

Одесса, как всякий портовый город, резко разделяется на две части. С одной стороны, красивый нарядный город с тротуарами, обсаженными белыми акациями, с высокими домами и роскошными магазинами; с другой — рабочий и матросский квартал. Мрачные, кривые улицы, подозрительные притоны, грязные дома с темными зловонными лестницами и со зловещими дворами.

В этом квартале и в самый ясный день было мрачно. Незнакомец повел Васю именно в эту часть города. Вася шел, изумленно озираясь по сторонам, и очень удивился, когда его спутник, остановившись перед каким-то грязным домом, произнес:

— Вот тут живет мой друг, который поможет вам в вашем горе.

Вид у грека был такой благодушный, что Вася решил вполне ему довериться.

Они вошли в ворота и поднялись по какой-то вонючей лестнице; пройдя несколько площадок, незнакомец постучал в дверь, обитую рваной клеенкой, постучал как-то особенно, сначала три раза под-ряд, а потом еще два раза. Дверь приотворилась и из нее выглянула растрепанная женская голова.

— Есть дело? — спросила женщина.

— Есть.

Вася с отвращением прошел через грязную, вонючую кухню и очутился в комнате, где на рваном кожаном кресле сидел толстый мрачного вида мужчина. К удивлению Васи, грек, проведший его, исчез, словно его тут никогда и не было.

— А, — сказал сидевший в кресле, — здорово, молодчик.

Вася ничего не ответил и ему вдруг стало жутко.

— Тебе, собственно, чего нужно?

— Я не попал на пароход, — робко сказал Вася, — мне сказали, что вы можете помочь мне добраться до Москвы.

— Гм, добраться до Москвы! Может у тебя деньги есть?

— Есть, двести рублей.

— А ну-ка, покажи.

Вася вынул деньги и подал ему.

Тот молча посмотрел бумажки на свет и сунул себе в карман. Затем он встал, долго рылся в каких-то лохмотьях, вытащил рваные башмаки, какую-то засаленную куртку, пестреющую заплатами, и такие же панталоны.

— Переодевайся, — сказал он грубо.

Вася стоял, не понимая в чем дело.

— Переодевайся, — крикнул опять мужчина, и так щелкнул Васю по лбу, что у него, как говорится, искры из глаз посыпались.

Вася понял, что попал в воровской притон. Дрожащими руками он снял свой костюм и облекся в пахнущие рыбой лохмотья.

— А теперь — выметайся.

— Дайте мне хоть немного денег, ведь я с голоду умру.

— Каких денег? Ах, бисова детина! Да у тебя и не было никаких денег! Убирайся-ка скорей, да смотри, если кому-нибудь скажешь, я все равно узнаю и тебя в море утоплю, как котенка. Брысь!

Вася пробежал через грязную кухню, сбежал с лестницы и выскочил на улицу. На углу, он увидал городового.

— Меня обокрали, — заговорил он, — украли двести рублей и платье, заставили переодеться, вот, в эти лохмотья.

Но, к изумлению Васи, городовой не только не принял в нем участия, но, напротив, больно схватил его за ухо и крикнул сурово:

— Знаю я вас — пострелят! Послушать вас, так всех вас ограбили! А вы, небось, сами всякого ограбите! Ступай-ка по добру по здорову, да смотри, попадись мне только на глаза! Отправлю тебя в участок, а там уж с тобой расправятся.

Так как эти слова были подкреплены подзатыльником, Вася не стал продолжать беседы и побежал, чтобы только поскорее выбраться из этой мрачной трущобы.

Так добежал он до какой-то улицы, идущей вдоль моря и, сев на горячий от солнца камень, задумался. И в самом деле было о чем подумать. Он очутился один в незнакомом городе, без денег, да в добавок в таком наряде, что его всякий мог принять за воришку.

В первый момент после отхода парохода Вася как-то не очень испугался, в кармане у него были деньги и ему сразу пришло в голову, что с этими деньгами он сумеет пробраться в Москву. Но теперь он проклинал свою нерасторопность.

VI. ФЕНИКС

Вася все сидел на камне, предаваясь своим грустным размышлениям и даже не заметил, как потемнело небо и как весь город окутали синие весенние сумерки. По этой пустынной набережной никто не проходил. Вася не знал, куда ему итти и что делать.

Между тем голод давал себя чувствовать.

В прежние времена Вася никогда не думал о пище, она являлась в нужное время сама собой, как нечто совершенно необходимое и естественное. Но теперь, как он добудет себе эту пищу? Купить он ничего не мог, так как денег у него не было. Пойти постучаться в незнакомый дом и попросить, чтобы его накормили? В конце концов разве уж так трудно накормить одного человека? Просить ему не очень-то хотелось. Но, наконец, голод так сильно стал мучить его, что Вася встал и торопливо пошел вдоль огромных запертых амбаров, чтобы дойти до какого-нибудь жилья.

Пройдя пристань, он очутился на красивой улице и зашел в ярко освещенный гастрономический магазин. В магазине толпились хорошо одетые покупатели, а приказчики в белых фартуках резали ветчину, колбасы и давали пробовать покупателям тонкие ломтики сыра.

От этого зрелища голод Васи усилился, как ему показалось раз во сто. Он подошел к одному важному на вид приказчику, стоявшему без дела, и робко произнес:

— Мне нечем заплатить, но дайте мне, пожалуйста, чего-нибудь поесть, я не ел с утра, мои родственники...

Приказчик вдруг, ничего не отвечая Васе, крикнул через его голову:

— Швейцар, займитесь!

Вася не успел опомниться, как могучая рука ухватила его за шиворот и словно какую-то вещь выбросила из магазина. Вася больно ударился плечом о ствол дерева и едва не заплакал от обиды и унижения. Он даже позабыл о своем голоде.

«Как смеют так обращаться со мной», — думал Вася, дрожа от негодования. В эту минуту он увидел в стенном зеркале свое изображение. Действительно его жалкая фигура мало подходила к этому роскошному магазину. Он ясно себе представил хозяина этого магазина, какого-нибудь толстого и богатого грека, и ему вдруг страшно захотелось разбить камнями эти гладкие зеркальные стекла. Но швейцар внимательно наблюдал за ним. Не зная, куда итти, он побрел наугад по каким-то переулкам и скоро к своему удивлению, очутился у того самого камня на набережной, на котором он сидел днем. Неужели же в самом деле он умрет с голоду в этом огромном городе, где столько всякого продовольствия?

Нет, надо что-нибудь изобретать.

Он грустно посмотрел на темное море и вдруг увидал огонек, змейкой отражавшийся в черной воде и медленно приближающийся к набережной. Вскоре этот огонек погас. В темноте обрисовалась тень большой лодки, и послышался всплеск весел. Лодка ударилась носом о набережную и какой-то человек, шепнув что-то другим, сидящим в лодке, как обезьяна вскарабкался по камням набережной, перепрыгнул через чугунные перила и... прямо наткнулся на Васю. Цепкая рука впилась Васе в горло.