Чувства животных и человека - Милн Лорус Джонсон. Страница 69

В обычных условиях каждое дикое животное обладает определенным набором реакций на сенсорные сигналы, которые адекватны обычно возникающим потребностям. Часто животные умудряются найти выход из критических положений так, словно понимают в чем дело. Однако их чувства настроены на столь простые сигналы внешнего мира, что любые резкие изменения, которые мы внесли в него, вызовут у животных только неправильные реакции.

Несмотря на подобные ограничения, сенсорный мир каждого вида животного должен способствовать его выживанию. Нервная система животного как-то комбинирует неосознанные ощущения от всех внутренних процессов в организме и изменяет реакции на внешние раздражения в зависимости от состояния внутренних побуждений. Внутри большого мозга, такого, как наш, например, память о прошлом опыте включается в нервные цепи и точнее регулирует совершаемые нами действия.

Конечно, размер мозга — это не самый главный критерий. У летучей мыши, которая совершает ежегодные перелеты между Ньюфаундлендом и Джорджией, не полагаясь при этом, насколько нам известно, на зрительные ориентиры, мозг едва ли больше резинки на кончике карандаша. Вся нервная система бабочки данаиды весит столько же, сколько просяное зернышко. Управляющие центры фруктовой мухи вряд ли равны по величине точке в конце этого предложения. Однако все эти животные способны производить сложные действия. Они эволюционировали в течение такого же длительного периода, как и человек, и выжили с таким же успехом, как и мы. К тому же их способность к адаптации, по-видимому, безгранична. Каждый раз, когда человек совершенствует мышеловку, выжившая мышь производит на свет еще более приспособленное к жизни потомство.

Нам приятно думать, что человек выжил из-за сознательного восприятия мира и из-за стремления изменить свое непосредственное окружение. Одежда, которую мы носим, дома, в которых живем, холмы, которые выравниваем, — все это примеры управления окружающим миром. Сегодня мы гордимся тем, насколько различные приспособления и машины освобождают нас от будничных дел — начиная от производства различных предметов потребления и до наблюдения за спящими детьми. Все чаще и чаще отводим мы человеку роль изобретателя более эффективных путей использования машин или спасителя, когда возникают критические ситуации. Мы настолько стараемся предусмотреть все до последней мелочи, что такие ситуации становятся редкостью.

Благодаря приложению научных принципов к технологическим проблемам наш образ жизни меняется так быстро, что многие выдающиеся мыслители мира приходят в замешательство, когда замечают, к чему приводят эти изменения. Сэр Чарльз Сноу утверждает, что сейчас происходит научная революция, которую можно поставить в один ряд с промышленной революцией, начавшейся два столетия назад. Доктора Рене Дюбо из Рокфеллеровского института медицинских исследований интересует, не являются ли некоторые заболевания, встречающиеся сейчас в цивилизованных странах, характерными именно для века реактивной техники. Не могли ли они возникнуть из-за того, что сейчас утрачена регулярность во всем — во времени, свете, температуре и географическом положении — из-за того окружения, в котором развивается человек? Поворотом выключателя мы превращаем ночь в день или это за нас делает автоматический механизм. Если мы живем в каком-то одном месте, то поддерживаем температуру и влажность внутри помещения на постоянном уровне, чтобы обеспечить весеннюю погоду в течение всего года. Путешествуя на борту реактивного самолета, летящего на запад или восток, мы можем за несколько часов без труда ускорить или замедлить ход времени на половину суток. Наше географическое положение меняется с такой быстротой, что мы не успеваем приспособиться к одному окружению, как уже оказываемся в совершенно другом.

Впервые в истории путешественники какое-то время испытывают состояние полной невесомости, когда сила тяготения сводится к нулю. Люди и научные приборы вышли за пределы земной атмосферы, прорвались сквозь воздушное покрывало, которое защищает нас от всех видов приходящей из Вселенной радиации и пропускает только световые, радио- и космические лучи, для которых оно не является преградой. С помощью гигантских радиотелескопов человек установил, где находятся невидимые источники электрических сигналов, приходящих к нам из космоса. На Южном полюсе проводили наблюдения за хомячками и другими мелкими животными, которых поместили на плавно вращающуюся круговую платформу. Вращение Земли для них совершенно прекратилось; этих животных поворачивали против часовой стрелки точно с такой же скоростью, с какой вращалась в противоположном направлении Земля. При этом Солнце для них остановилось, чему мог бы позавидовать сам Иисус Навин.

Мы заменяем свое прежнее окружение на совершенно новое, и выживем мы или нет — зависит теперь от точной работы машин. У нас есть такие машины, которые производят другие машины, и счетные устройства, конструирующие новые машины. Если мы принимаем решения, полагаясь на счетные машины и другие приспособления, то кто же несет ответственность за ошибку? Или же человек сохранит за собой эту ответственность, потому что он дает распоряжения машине и должен чинить ее в случае поломки? Может быть, удастся создать такое устройство, которое будет само себя чинить. Насколько же сложной и многогранной должна быть машина, которая могла бы сравниться с человеком? Чтобы оказать помощь врачу или даже заменить его, уже предложили ставить диагнозы при помощи машины.

Прежде чем мы привыкнем к тому, что машина будет заменять человеческие чувства, мы должны быть уверены, что эти перемены приведут к лучшему. Уже сейчас многие люди слишком заняты собственными делами, чтобы обратить внимание на окружающие нас спокойные голоса. Мы не можем посадить человека на полку, чтобы он ничего не делал и не получал никаких раздражений до тех пор, пока не возникнет критическая ситуация, — конечно, не можем, если хотим, чтобы он оставался в здравом уме и не потерялся бы при этом. Добровольцы-испытуемые, решившие отдохнуть от тягот современной жизни, очень быстро обнаружили, что лишь в течение нескольких часов могут выдержать полную изоляцию от внешнего мира. Под руководством доктора Джона Рейдера Плэтта, профессора физики из Чикагского университета, этих людей поместили в особый резервуар с теплой водой, на руки им надели перчатки, которые не давали возможности к чему-либо прикасаться, их уши слышали только низкий постоянный гул, а глаза были покрыты особым полупрозрачным материалом, пропускающим лишь равномерный тусклый свет. По первому требованию они получали пищу. Но при отсутствии какой бы то ни было стимуляции они не могли сосредоточиваться. Потребность человека в свежих ощущениях является такой же необходимостью, как и потребность в воздухе, воде, пище и безопасности. Хотя мы еще не проникли в волшебный механизм разума, сегодня нам абсолютно ясно, что сам по себе человек существует, лишь поскольку органы чувств связывают его с привычным окружением.

По этой причине исследователи космических полетов очень обеспокоены тем, какую работу будут выполнять в пути космонавты. Во время семидневного воображаемого полета на Луну и обратно летчика с Рандольфской авиационной базы в Техасе попросили приспособить свою деятельность к четырнадцатичасовому циклу: четыре с половиной часа на сон, полчаса на завтрак и туалет, четыре часа для работы, полчаса на ленч, еще четыре часа работы и полчаса на ужин, перед тем как заснуть. В этой программе можно заметить известную перемену — нарастание темпа современной жизни. Более двадцати лет назад в Мамонтовой пещере (Кентукки) доктор Натаниель Клейтман и его студент сделали попытку адаптироваться к искусственному дню. Но вместо того чтобы принять укороченный день, они предпочли цикл в двадцать восемь часов. Через семь дней температура тела студента поднималась и падала по новому расписанию, вместо обычного, составленного по солнечным часам. Однако доктор Клейтман обнаружил, что после сорока трех лет жизни по двадцатичетырехчасовому расписанию становится очень трудно менять свои привычки.