Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика - Чирков Вадим Алексеевич. Страница 10

Вождь и шаман поаплодировали танцорам, хлопая себя по коленям и топая ногами, точно так же похлопали и гости.

К этому времени Солнце уже зашло, в середине площади запылал большой Костер. Все расселись вокруг него. Расселись и уставились на Клекачку, вышедшего к Костру. Сейчас, видимо, наступила его пора.

Клекачка откашлялся и обвел всех ставшим вдруг сердитым взглядом. Он будто собрался за что-то отчитать свое племя.

— Когда-то, — начал он, — все-все на земле были деревьями, и каждое прочно стояло на своем месте. Никто нигде не шатался, — взгляд в сторону пришельцев, — никого не мотало, подобно сухому осеннему листу, гонимому ветром. И никто не болтал языком, — на этот раз Клекачка повел глазами по кругу слушателей, — не трещал, как сорока, никто не ссорился, не ругался — деревья были тогда такими, какими им и предписано быть, — молчаливыми, смиренными и одновременно полными достоинства.

Если начинали говорить вождь или шаман, — продолжал Клекачка, — все замирали, и ни шелеста не раздавалось в Роще, пока звучали их голоса.

Дупла были только у них. Для чего, вы можете спросить. Чтобы отдавать распоряжения! Знают ли деревья, когда им цвести? Когда желтеть? Терять листву? Ронять плоды? Нет, конечно! Им об этом сообщают их повелители.

Каждый раз, когда вождь, кончив говорить, спрашивал: "Слышите ли вы меня, деревья?" в ответ раздавался только дружный шум листьев — так в старину отвечали деревья.

Но однажды, задав этот вопрос, вождь услышал в Роще еще один голос. "Слышать-то мы слышим, да не всё понимаем. Нельзя ли повторить?"

Тогдашний Каштан на мгновение онемел.

— "У кого это там появилось дупло?" — все же нашел в себе силы спросить он.

— "У меня, о высокородный", — голос долетал издалека, из-за деревьев говорящего не было видно.

— "А как я увижу тебя? Мне хочется на тебя взглянуть".

И тут Роща с ужасом увидела, как одно из деревьев вытаскивает корни из земли и начинает передвигать их, чтобы приблизиться к вождю! Делает один неуверенный шаг, другой, шатается, чуть не падает, хватается ветками за соседние деревья…

Роща — это были далекие наши предки — застыла, окаменела, глядя на первые шаги дерева.

Тогда, понятно, грянул Гром, и Молния испепелила Первого Вольнодумца, но скоро появился еще один. И скоро Роща обзавелась дуплами. Научилась вытаскивать корни из земли — с этого времени началось постыдное ее перерождение.

— Посмотрите на себя! — рявкнул шаман. — Посмотрите и убедитесь сами, в кого превратились некогда могучие, стройные, молчаливые и неподвижные деревья. Мы стали похожи на обезьян и лягушек, дупла наши не закрываются ни на минуту, ветки не знают покоя, а корни — корни не удерживаются больше в земле…

Что означает появление дупла у дерева? — горестно вопросил Клекачка. — Я скажу. Я открою вам то, до чего вы не додумаетесь.

У здорового дерева не должно быть дупла — оно молчит и делает то, что ему говорят. Оно растет, цветет, выращивает плоды, роняет их, когда ему скажут. Не тратя сил на Размышления, такое дерево живет долго, долго…

Но стоит появиться в нем дуплу, как дерево перестает расти, поднимается над землей вкривь и вкось, сохнет раньше времени, трухлявеет, теряет кору, в его дупле — а оно углубляется — заводится всякий сор, гниль, птичьи гнезда, белки, змеи, муравьи… Дерево начинает испытывать внутренний зуд, оно становится болтливым, носится туда-сюда, — при этих словах шаман глянул в сторону гостей, посмотрело на них и племя, — носится туда-сюда, — повторил Клекачка, — не находит себе места, пристает к другим деревьям и те тоже тоже открывает рты…

Я думаю, — заканчивал свою проповедь Клекачка, — наше Божество не станет так долго терпеть это безобразие. И оно не допустит нашего вымирания — а то, что мы к нему идем, ясно и муравью. В будущем — не знаю, далеком или близком — наши тела вновь покроются древесной корой, дупла зарастут, мы перестанем суетиться, врастем в землю и навсегда замолчим. Роща соединится с Лесом, и Божество ступит на истоптанную нашу землю…

Старенький Каштан кивал рассказу шамана, а Дум насторожился. По одному из взглядов Клекачки он понял, что сегодняшний праздник добром не кончится, что нужно держать ухо востро.

— Сегодня у нас гости, — продолжал шаман, — и мы рады, что количество деревьев пополнилось. Вот что я предлагаю — принять пришельцев в нашу Рощу!

Люди-деревья (а может, деревья-люди?) одобрительно завыли и закричали.

— А для этого, — глаза Клекачки сверкнули, — мы устроим нашу любимую проверку на деревянность — ее давно уже не было, — и подвергнем ей даже наших гостей. Окажем им эту честь! Проверка породнит нас еще больше!

Собрание снова завыло и замахало вет… я хотел сказать, руками. Вождь тоже не был против — Каштаны, сидевшие неподалеку, вызывали у него самые теплые чувства.

Люди-деревья, не теряя времени, стали выстраиваться в ряд; шаман предложил встать в конец его и гостям.

Дум понял, что свою каверзу Клекачка должен осуществить именно теперь.

А тот шел уже вдоль ряда, щелкая каждого по макушке нетолстой сухой палкой.

— Щелк! Щелк! Щелк! — Шаман почти не прислушивался к отзвуку, он спешил. — Щелк! Щелк! Щелк!

Дум напрягся. Что задумал Клекачка?

Вот перед Думом остался один… человек? Дерево? Короче — молодой Дубок. Он открыл рот, ожидая удара, и зажмурился. Клекачка размахнулся и треснул Дубка так, что тот ойкнул и присел, а палка переломилась.

— Вот где настоящее дерево! — рявкнул шаман. — А теперь мы примем в Рощу наших гостей. Освятим их лбы старым благородным обычаем и заодно услышим самый приятный для наших ушей звук — каштана! — С этими словами Клекачка вытащил из-за спины здоровенную дубинку, явно припасенную для Дума и его товарищей, и примерился, сощурив глаза, хватить старшего по голове.

Опасность первым оценил на этот раз воин Напролом. Он оттолкнул Дума, дубинка просвистела мимо его лба, задев только плечо. Напролом вырвал дубинку у шамана и, не раздумывая, звезданул того по темечку. Клекачка, не издав ни звука, повалился наземь. Напролом сделал то, чему его учил боевой опыт…

Толпа — а ряд мгновенно распался — оторопела. Она окружила место события, где их грозный шаман сидел, держась за голову, а трое пришельцев стояли возле него.

Теперь-то спохватился Дум.

— По нашим обычаям, — обратился он к вождю, — каждый, кто проверяет кого-то на деревянность, испытает прежде себя, а уж после колотит по лбу другого. У вас разве не так?

Но вождь не ответил. Он и не мог ответить. Старик свалился со своего чурбака и катался по земле, задрав к звездам худые ноги. Можно было подумать, что у него схватило живот.

Племя деревьев оставило шамана и бросилось к вождю. Но тот не стонал, не охал — он трясся и издавал странные для них звуки:

— Ха-ха-хи-хе! Наконец-то Клекачка получил по заслугам! Хи-хи-хи-ха! Я долго ждал, что кто-нибудь догадается ответить ему тем же, чем он развлекался все время, и вот дождался! Ха-ху-хо! О бог деревьев, Леший, — никогда еще мне не было так хорошо! Благодарю вас, чужеземцы, вы доставили мне под конец жизни ни с чем не сравнимую радость — ха-хо-хи-ху-хе!

Старика подняли, он держался за живот.

— Скажите, — поднял он голову к пришельцам, — вы ведь много повидали в дороге, — какая лихорадка заставила плясать мои старые кости? Что со мной? Может быть, смерть наведалась ко мне и сотрясла напоследок всю мою плоть?

— То, что случилось с тобой, вождь, не лихорадка и не смерть, — ответил Дум, — это тебя разобрал СМЕХ.

— Смех? — переспросил старый Каштан. — Что это такое? Болезнь?

— Наоборот! Больные стонут и плачут, а здоровые смеются. Ты еще долго проживешь, если научился смеяться.

— Правда? А не зазорно это делать деревьям?

— Мне трудно представить, чтобы смеялось дерево, о вождь. Человек — другое дело. Мы ведь и деревья, и люди…

Вождь внимательно посмотрел снизу на гостя.