Слямбу катамбу нок! или Прключения первобытного выдумщика - Чирков Вадим Алексеевич. Страница 12

На этом они и расстались. Путники двинули дальше, а Полосатый остался там, где стоял. Он долго смотрел им вслед, а потом опустился на четвереньки и исчез в высокой густой траве.

— Почему мы не зашли к тиграм в гости? — спросил у Дума Хоть-Куда.

— Потому что они бы нас съели, — коротко ответил Дум.

ОТВЕРЖЕННЫЙ МУЗЫКАНТ

Гору, оказывается, можно было обойти — она была высокая, но одинокая. Путники обогнули ее и снова попали в Лес, очень похожий на тот, по которому они шли недавно.

Снова они продирались сквозь густые заросли, перелезали через толстенные стволы упавших деревьев; стволы обросли мохом и грибами, под них уползали, блеснув напоследок узорчатой чешуей, змеи, а то юркали ящерицы. Под ногами громко щелкали сухие ветки, над головам жужжали мухи, норовя залезть в глаз.

Все трое держали копья наготове — им везде чудился медведь. Вдруг встанет перед ними, грозя черными, величиной с человеческий палец когтями! И нечем его обмануть, в их сумках корешки…

Путешественники шли медленно, оглядываясь, замирая время от времени и прислушиваясь. Вдруг Напролом, по праву воина шедший впереди, остановился и насторожился. Дал сигнал — стой! Трое окаменели.

Звук, который они услышали, бы странный, незнакомый — будто пропела-простонала какая-то большая птица. Ей тут же ответила с того же места еще большая, но такая же печальная. И третья… Что это?

Внуки Горы были голодны, а три больших птицы — неплохая добыча. Охотники переглянулись, по знаку Напролома разошлись пошире и стали подкрадываться к птицам с трех сторон.

Напролом снова остановился. Он, кажется, увидел птиц. Пальцем подозвал к себе товарищей. Там, куда он показал, на лужайке, на зеленом от мха камне… сидел парень в потертой шкуре, меж колен его стояла какая-то изогнутая в дугу палка.

— Это, наверно, человек-птица, — прошептал Хоть-Куда.

— Какая птица! — не согласился Напролом. — Посмотри на эту загогулину у его ног. Видишь — она стянута жилами? Как треснет тебя по голове! Я лучше метну в него копье, а после мы посмотрим, кто он на самом деле.

— Если ты метнешь в него копье, он станет никем, — возразил Дум, — и ничего уже не расскажет. Лучше окликнем его. — И, чтобы больше не спорить, Дум высунулся из-за дерева и крикнул: — Эй, что за грустную песню ты поешь?

Парень, сидевший на камне, не вздрогнул, не испугался. Он поднял голову и стал осматриваться. Дум помог ему — вышел из-за укрытия.

— Это я спросил, — сказал он, — не бойся меня.

— А я и не боюсь, — ответил человек. — Мне все равно, а когда кому-то все равно, он ничего не боится.

Хоть-Куда тоже вышел из-за дерева.

— Мы думали, ты птица. Твой голос очень похож на птичий.

— Я из племени воинов, — возразил незнакомец, — мы самые воинственные из всех живущих на земле.

Вслед за Хоть-Кудаем появился и Напролом, все еще готовый, особенно после этих слов незнакомца, метнуть в него копье. Тот спокойно посмотрел на трех человек, окруживших его. Изогнутая палка так и стояла меж его колен. Парень был худ, сквозь дыры в шкуре были видны ребра.

— Почему ты один в Лесу? — спросил Дум, подходя ближе. — И что за странная штуковина у тебя в руках? Мы такой еще не видели.

— Ох-ох! — ответил незнакомец. — Из-за этой штуковины я и оказался один в Лесу. Садитесь рядом, я все вам расскажу. Нет ли у вас чего-нибудь поесть?

У Хоть-Кудая оставалось еще немного еды — высохший кусочек мяса толщиной в палец и несколько съедобных корешков. Он все это отдал владельцу загогулины и тот с жадностью принялся отрывать волокна от куска мяса и хрустеть корешками, даже не спрашивая, съедобны ли они. Напролом в это время взял без спроса изогнутую и стянутую сухими жилами палку и стал рассматривать. Несколько раз несильно ударил ею по стволу дерева рядом, стукнул даже по собственному колену. Еще повертел и отдал, не поняв ее назначения, Думу. Тот тоже повертел загогулину, потрогал туго натянутые жилы. Дернул за одну из них — по Лесу пронесся тот самый звук, который остановил и привлек их сюда.

К этому времени незнакомец съел все, что ему дали. Он взял палку из рук Дума.

— Ты правильно понял ее назначение, — сказал он ему, — но пока не знаешь, как ею пользоваться. Смотри! — Поставил изогнутую палку меж колен и провел пальцами по всем трем ее жилам.

Такого наши путешественники еще не слышали, хотя и прожили и прошли уже немало. Чтобы объяснить этот звук, ни слов, ни сравнений ни у кого не нашлось. Они с испугом глянули друг на друга — гнутая палка могла быть заколдованной, а худой незнакомец в рваной шкуре — колдуном! Если палка в состоянии петь за троих, мало ли что может сделать ее хозяин!

Посланные на Край Земли смотрели то на палку, то на чудодея.

— А-а-а для чего она? — спросил наконец Хоть-Куда.

— Как для чего? Для этого, — незнакомец еще раз провел по туго натянутым жилам и все трое снова напряглись, уставившись на странное орудие в руках худого парня.

Дум послушал звуки, которые, затихая, словно бы прятались, уходили в жилы и изогнутую палку.

— Ага, — сказал он. — А теперь ответь, почему все же ты оказался один в Лесу и при чем здесь твоя чудесная выдумка?

— О-хо-хо! — простонал незнакомец. — Дело в том, что моя выдумка может не только издавать приятные звуки, но и посылать смерть. — Тут внуки Горы, как по команде отпрыгнули от него и чуть пригнулись. — Смотрите! — сказал он и встал. Подошел к кусту, росшему неподалеку, сломал один из высоких и прямых прутьев, очистил его от листьев, отломил тонкую верхушку и получившуюся тонкую крепкую палочку положил на свой инструмент, уперев ее в крайнюю жилу. Жилу натянул как можно сильнее и вдруг резко отпустил. Внуки Горы увидели, как Первая Стрела вылетела из Первого Лука и сильно стукнулась в ствол далеко отстоящего дерева.

Напролом подпрыгнул и бросился к стреле. Поднял ее, стал осматривать.

— Ага-а-а! — закричал он. — Так вот для чего ты придумал эту штуку! А еще что-то говоришь про приятные звуки! Твой прут летит быстрее моего копья! А ну дай, я попробую.

— Не дам, — худой спрятал загогулину за спину. — Она совсем для другого. Я и не думал, что из моей гусли, так я ее назвал, можно стрелять. Когда я ее сделал и заиграл, в нашем племени тоже никто не понял, зачем она. А один из воинов вертел ее, вертел, — вот как вы — догадался вставить стрелу и пустить ее… Теперь для стрелы уже придумали кремневый наконечник, а лук, так они назвали мою гуслю, становится все сильнее и сильнее. Все до единого учатся стрелять в цель. Я не советую подходить к нашему селению близко — вас могут подстрелить из одного только любопытства: попадут или нет? А музыка, — произнес незнакомец еще одно странное слово, — музыка никого не интересует. Я пытался спорить, для доказательства играл, но меня побили и выгнали вон… — Изобретатель лука снова понурился, но через минуту поднял голову. — Самое же худшее то, что теперь, имея лук, они затевают новую войну и, как всегда, надеются победить. Выходит, что я виновник этой войны…

Напролом не обращал больше внимания на изобретателя. Он оглядывался, искал ветку, из которой можно было бы сделать новое оружие. Крепкие жилы были в сумке Хоть-Кудая, которая только одна осталась после встречи с медведем.

— И что ты будешь сейчас делать? — спросил Дум у неудачливого музыканта.

— Не знаю, — ответил тот, — если б не вы, я, б, наверно, умер с голоду. Я уже начал подумывать, не начать ли и мне стрелять из моей гусли, но руки меня не послушались и приделали к ней еще одну струну. Она поет таким тоненьким голосочком…

— Как тебя зовут? — спросил Дум.

— Невпопад, — ответил музыкант, — а вождя — Безогляд, а шамана — Темнила.

— Стрелка, по-моему, из тебя не получится, — проговорил Дум. Он оглянулся. Напролом уже сломал толстую — себе под стать — ветку и теперь срезал с нее маленькие ветки. — Так же, как из того парня — музыканта… Послушай, а не пойти ли тебе с нами? Боюсь, что ты не найдешь общего языка ни с кем в своем племени, а среди нас есть человек, кто тебя понимает. Это я.