Книжная лавка близ площади Этуаль. Сироты квартала Бельвилль - Кальма Н.. Страница 79

— Ну, уж это...

Разумеется, старшие были здорово разочарованы: рассчитывали, что у Клоди, как всегда, водятся деньги и можно будет пойти в кино или поесть в кафе мороженого, а может, даже переброситься в бильярд. А тут какое-то представление... Однако рыженькая «королева ангелов» с таким воодушевлением рассаживала ребят у подножия зеленого холма, с таким увлечением очерчивала палочкой на песке «сцену» для себя, что понемногу «ангелы» оживились, повеселели.

— Начинается! — объявила громко Клоди.— Внимательно следите за мной.

Она пригнулась, подняла воображаемый предмет с земли и стала тут же правой рукой что-то поворачивать или, скорее, вывинчивать.

— Винт? — гадали зрители.— А в руке — корзина?

Но вот Клоди переступила с ноги на ногу и с трудом, как что-то ставшее внезапно тяжелым, потащила свою ношу.

— Вода! — догадались ребята.— Это она наполняла под краном ведро!

Бледное личико Клоди порозовело. Она дотащила свою ношу до чего-то огромного, высоченного. Измерила этот предмет глазами, вздохнула: видно, предстояло что-то нелегкое. И в самом деле, то сгибаясь над ведром, то разгибаясь, она принялась тереть этот предмет и выжимать и снова окунать в то, что считалось ведром, воображаемую тряпку. Но вот она покончила с основным и принялась водить рукой по чему-то длинному, шевелящемуся. То и дело она отводила это длинное от себя, даже отталкивала, но «оно» продолжало шевелиться и мешать ей, и даже однажды Клоди как-то подпрыгнула и на миг взлетела, как будто поднятая неведомой силой в воздух.

Дети с величайшим вниманием следили за всеми ее движениями. Юсуф даже уселся на корточки, чтобы ничего не упустить. То и дело раздавались замечания:

— Делает большую уборку.

— Что-то строит.

— Это она моет стекла.

— А по-моему — качается на качелях...

— Э-э, все вы — глупыши! Она нас просто разыгрывает!

Клоди, казалось, не слышала. Вот она в последний раз очертила рукой в воздухе извилистую линию где-то высоко над головой и поставила на землю «ведро».

— Все,—сказала она.— Теперь твоя очередь, Юсуф.

Малыши повисли на ней:

— Что это было? Что ты нам показывала? Скажи, Диди.

Старшие галдели вразнобой, однако новая игра понравилась, и, когда Юсуф занял сцену, все снова затихли.

Мальчик в точности повторял первые жесты Клоди. Ведро, кран, вода. Но дальше он как будто забыл, и видно было, что он смущается и путается. Он что-то тащил, подымал, устанавливал и, наконец, совсем смешавшись, остановился и беспомощно уставился на Клоди.

— Ну что ж ты стоишь? Продолжай, Юсуф, — ободряюще сказала девочка,— давай показывай дальше.

— Да он все перепутал,— раздался ребячий голос.— Что ты хотел показать, Юсуф?

Юсуф понурился.

— Я правда что-то спутал,— сказал он смущенно.— Ведь ты показывала, как поливают парк, да, Клоди? Вот и я тащил шланг и...

Клоди засмеялась, а за ней начали смеяться и все остальные ребята.

— Юсуф, ты ошибся. Я показывала, как моют слона.— И тихо прибавила: — Я однажды видела, как это делают, когда была в зоологическом саду с моим папой.

Ей в это утро было просто необходимо произнести слово «папа».

Но именно в эту минуту из-за кустов, окаймляющих «сцену», вышел великолепный в своей замшевой куртке и светлых брюках Ги. Он спокойно кивнул оторопевшей от его появления девочке:

— Отлично показала, как моют слона. Я хохотал до слез.— При этом Ги даже не улыбнулся.— Сими права: ты действительно умеешь занимать ребят. Вон все они смотрят на тебя разинув рты. Молодчина!

И с этими словами Ги исчез, точно растворился в зеленых плотных кустах Бют-Шомон.

А Клоди еще долго не могла опомниться. Уж не сон ли его появление?

9. ЗАПИСКИ СТАРОГО СТАРОЖИЛА

Мне удалось залучить к себе Вожака. Все было, как у «больших»: лед, апельсиновый сок, капелька белого вина, высокие бокалы. Оттаял он не сразу, считал меня, как видно, соглядатаем, доверенным шпионом бабки и деда. Потом понемногу разговорился. Кажется, началось с любимых пластинок. И тут вдруг он мне рассказал историю, которую для себя я назвал «историей Жаклин Мерак». Записываю здесь так, как удалось запомнить.

— Весной, после каникул, дед и бабка отправили меня из Мулен Вьё с полными карманами, — так он начал.— Вы хорошо знаете моих родичей, они у меня добряки и дали мне надбавку даже на развлечения. Я давно мечтал увидеть и услышать «богов» всей молодежи — Джонни Холлидея, Брассенса, Адамо, Мирей Матьё и других. Конечно, стал ходить на их концерты в «Олимпию», сделался их «фаном» (фанатиком), бесновался, орал, ломал стулья, как другие, на их концертах. Но вот однажды услышал новую для меня певицу — Жаклин Мерак. У нее была совсем иная манера пения — ни крика, ни надрыва, ни завываний. Она пела как будто на одном дыхании, очень нежно. Как сказал один большой критик, она проникала в душу каждого, будила в нем все хорошее и детское. И песни у нее были не похожи на другие — о природе, о воспоминаниях детства, о калеке, которого нужно пожалеть. Вы, конечно, спросите, какова она собой. Что вам сказать? Когда я увидел ее — золотоволосую, с темными печальными глазами и небольшой фигуркой, облитой такой же золотистой, как волосы, туникой и брюками,— я вдруг про себя решил во что бы то ни стало прорваться за кулисы «Олимпии» и познакомиться с ней. Мои ребята могут сколько угодно скалить зубы и острить над разными моими «сенти-менти», но у меня, даю слово, было ощущение такое, будто мы с ней когда-то уже знали друг друга.

В этом месте Рири остановился и подозрительно поглядел на меня. Я слушал вполне серьезно.

— И вот, как только отгремели последние овации, я как полоумный бросился по каким-то коридорам и бесконечным лестницам в недра «Олимпии». Навстречу мне попадались люди в белых и зеленых халатах, пожарные в касках, девочки в балетных пачках. Кто-то меря хватал за рукава, кто-то кричал, что я сумасшедший и чтоб меня остановили. А я и впрямь был в те минуты сумасшедшим, сумасшедшим до тех пор, пока не очутился перед дверью, на которой было написано: «Мадемуазель Мерак». Какой-то тип еще пытался меня остановить, но я уже постучал и услышал: « Войдите».

Это был голос Жаклин, той золотоволосой волшебницы, которую я только что Слышал. Голос этот было невозможно спутать ни с одним другим голосом. Но когда дверь открылась, я подумал, что ошибся. Видимо, второпях перепутал двери. Передо мной на низком табурете сидел, нет, полулежал какой-то жалкий подросток с темным ежиком волос на мокрой маленькой головенке. На подростке- была кружевная рубашечка, тоже совершенно мокрая от пота. Из-под этой рубашонки высовывались острые голые коленки. И еще я увидел страшный, длинный, едва зарубцевавшийся шрам, который тянулся вдоль шеи, захватывал совсем детское плечо и уходил куда-то дальше, за спину. Подросток взглянул на меня и ужасно смешался. А обо мне и говорить нечего: я стоял столбом, пот тек у меня за воротник, и я не то что говорить, я дышать не мог. Ведь я узнал. Узнал печальные темные глаза и рот, и худенькую руку. И вот эта мокрая, нахохленная и испуганная Жаклин стала мне вдруг такой своей, такой близкой...

Анри смолк, жадно затянулся сигаретой, потом, передохнув, продолжал:

— Я поклонился, но не мог выдавить из себя ни слова. И тогда ко мне подошла круглая крепкая женщина с деловыми манерами и очень мягко, но настойчиво оттеснила меня в коридор. Эта особа (поэже оказалось, что она — импресарио мадемуазель Мерак) вышла вслед за мной и тут же начала выдавать мне разные комплименты. Что она, мол, тотчас поняла, что я исключительно благородный молодой человек, что по моему лицу ясно, что я все на свете понимаю и, конечно, сразу смогу понять и оценить героизм и самоотверженность Жаклин Мерак, которая ноет, выступает и гастролирует по всей Франции и даже за границей, хотя она всего три недели как из больницы. Она лежала там полгода, оскальпированная, с переломанной ключицей и разорванным бедром... Я был, как видно, хорош, и дама сейчас же поняла, что от меня ей не отделаться. Она повела меня в какой-то закуток с обшарпанными креслами, села сама и меня усадила и выдожила мне всю эту чертовщину. Оказалось, у Жаклин, как она выразилась, сердце ангела; она постоянно занимается чужими делами, кому-то что-то устраивает, помогает деньгами — словом, «творит добро». И вот в Тулузе, когда она там выступала с огромным успехом в местном театре, к ней за кулисы пришел маленький жалкий человечек-дрессировщик из бродячего цирка. Он выступал с тигром, дела цирка шли плохо, сбора ни один номер не делал. И этот тип придумал, как поднять сборы: Жаклин Мерак — знаменитая певица — появится один раз вместе с ним в клетке тигра. Конечно, нужна афиша, и на этой афише Жаклин Мерак будет снята вместе с тигром...