БУПШ действует! - Сальников Юрий Васильевич. Страница 5

Мы, конечно, в ворота не входим. Проломили две доски и ныряем под куст сирени, можно сказать — вползаем на животах.

Открыл это место Борис. Он привел нас сюда, когда образовывался Боевой Совет Главных Овраженских Командиров.

— Только ша! — предупредил он.

Главный Адмирал заверил:

— Как в трюме.

С тех пор мы и собираемся здесь, когда Борис сзывает нас перед каким-нибудь решающим уличным сражением. Здесь же храним свои пистолеты и сабли. У нас даже есть свое знамя.

Мы любим сидеть здесь в жаркую погоду, в прохладе и полумраке, среди веселых зайчиков, падающих сквозь щелястые стены.

А Борис вообще чуть не живет в гараже. Когда ни придешь, он тут. Свистнешь — просигналишь, откроет. Посмотришь — у него под руками вроде ничего нет, только стоит пустой чурбачок, как столик. А сам он восседает в своем генеральском кресле.

Выволокли мы это кресло из завала в углу — красное, бархатное, кое-где потертое, но, в общем, красивое. Конечно сидеть на нем, хотя и почетно, не совсем приятно: из сиденья торчат пружины. При малейшем неосторожном движении они впиваются, как царапучие кошки. Однако Борис ухитряется даже развалиться в этом кресле, положив ногу на ногу, как и полагается Генералу Главнокомандующему. Один раз я спросил у него: — Что ты тут все время делаешь? Он ответил, нахмурясь:

— Клад ищу!

Так вот мы с овраженский Гошкой не нашли Бориса даже в гараже. Постояли около кустов, посвистели без толку и разошлись.

Когда мы были уже около моего дома, тезка сказал:

— А все-таки он там!

— Да нет, — заспорил я, — наверное, уже у себя дома.

Тезка стоял на своем: там!

— А пойдем к нему, и увидишь, что он дома! — сказал я.

Мы пошли, но я подумал про Черданиху: вдруг вспомнит, как я стащил с веревки полотенце? И мне расхотелось идти.

— Ладно, не могу я сейчас, некогда.

Овраженский Гошка засмеялся.

— Эх, ты! Спорщик!

И я пошел к себе, очень собой недовольный. У меня часто так: хочешь что-нибудь сделать, даешь слово, а не делаешь.

Конечно, на все бывают причины. Хотел в пятом учиться на «пять», но разве кто знал, что Иван Степанович поставит по арифметике трояк? Или вот хотел за лето прочитать двадцать пять книг, а прошло пол-лета, а я и одну не осилил — про кратер Эршота. Но ведь никто же опять не знал, что у нас будет Совет Командиров: читать-то просто некогда!

Дед на днях заявил, что у меня нет единства слова и дела. Он теперь выражается, как в книгах пишут. И чтобы я лучше вникал, поднимает кверху указательный палец.

— Скажи, Георгий, кем ты хочешь быть? — спросил он вчера.

— Не знаю еще, — ответил я беспечно.

Он рассердился:

— Как не знаешь? Вырос, оболтус, и не знаешь?

— Почему это — оболтус? — обиделся я.

— А потому — вникай. Я в твоем возрасте уже у переплетчика подмастерьем работал!

— Так разве ты хотел стать переплетчиком? — удивился я. — Ты же инструментальщик.

Дед замотал головой.

— Ничего я не хотел. Насильно меня отдали!

— Вот видишь! — сказал я тогда. — Посылайте и меня в переплетчики.

— Зачем еще?

— Оболтусом называть не будете.

Некоторое время дед молчал, потом взорвался:

— Ты, Георгий, брось над стариком глумиться! Я дело спрашиваю, потому — времена не те и у тебя в твоей современной жизни должон быть идеал. Потому — воспитательное значение имеет роль положительного примера. Понял? Вот и ответствуй: кем быть хочешь?

Я ответил, что хочу быть летчиком. Дед уточнил:

— Космонавтом?

— Ну, факт, космонавтом, а как же, — согласился я.

— Это хорошо, — обрадовался дед. — Значит, у тебя современный идеал. — И, разулыбавшись, пошел в другую комнату — читать педагогическую книжку дальше.

А я деду сказал неправду — побоялся, что будет смеяться. Я-то хочу быть вовсе не летчиком, а экскаваторщиком. Летчиком хотел быть зимой. Но с весны у нас поблизости началось строительство. Строят красивые дома с балконами и магазинными окнами в нижних этажах. А землю роют экскаваторы — быстро, оглянуться не успеваешь! В школу идешь — только начинают, из школы возвращаешься — глубоченная яма.

Я часто стою и смотрю, как работает экскаваторщик. Сидит в кабине парень и рычагами туда-сюда водит. Рычаги визжат, мотор гудит, ковш огромный — землю поднимает и в кузов самосвала бух! Парень ногой, рукой тоже туда-сюда — и катается вправо-влево со всей кабиной. Здорово, честное слово.

Назар вместе со мной хотел сделаться экскаваторщиком, но ему купили фотоаппарат.

…Ну, а Борис-то все-таки был тогда в гараже! Овраженский тезка доказал это, когда мы с ним после обе…

Тревога! Тревога!!!

Ох как все перевернулось! И конечно, опять виновата Люська. Это она… Я просто не знаю, с чего начать…

Бросил записывать вчера на полуслове, потому что опять хлопнула калитка и мама крикнула из кухни:

— Гоша, к тебе!

Я сидел в комнате. Дед ушел на почту за пенсией. Когда его нет, я спускаюсь с чердака. На чердаке писать все-таки неудобно. Так я и ношусь со своей тетрадкой — то вверх, то вниз.

Когда мама крикнула, я бросился засовывать тетрадку в тумбочку, под учебники. А на пороге остановился Рудимчик. Он вытянул шею, словно принюхивался.

— Что там прячешь?

Я захлопнул тумбочку и поднялся с коленей.

— Мину подкладывал! — буркнул сердито.

Рудимчик засмеялся:

— Под Люську подложи!

Я ответил, что нужно будет, так и под нее подложу.

— А вот и нужно, — сказал он. — Она, знаешь, что сделала? Борька даже тревогу объявил. Тебя вызывает.

— Тревогу? Что ж ты молчишь?

— Вот и сказал.

— Так надо было сразу с улицы кричать: «Тревога, тревога!» А ты… Горе, а не связной. Пошли!

Я вытолкал Рудимчика из дома, и мы побежали. По дороге, семеня сбоку, Рудимчик сообщил, что девчонки хотят отобрать у нас гараж. Это была необыкновенная, потрясающая новость! Тревогу Борис объявил не напрасно.

Правда, по словам Рудимчика выходило, будто именно он, Рудимчик, и раскрыл девчоночий заговор. Но я не очень верил. Он хороший любитель прихвастнуть.

Я вообще предлагал не включать этого мышонка в Боевой Совет Главных Овраженских Командиров, но Борис сделал Рудимчика Главным Связным. А так как я живу дальше всех, то чаще всего он бегал за мной.

Мы примчались с ним в гараж, когда все уже собрались.

Еще раньше, на углу у бревен, мы увидели Главного Адмирала. Белобрысый тезка мой был выставлен часовым. У нас всегда кто-нибудь выставляется, когда мы собираемся.

Осмотревшись по сторонам, я и Рудимчик нырнули в заросли сирени. И оказались перед лицом собравшихся командиров. Все сидели, присмирев, кто на чем — на фанерных ящиках, на чурбаках, просто на земляном полу, подложив доски. Только один Борис по обыкновению восседал в своем роскошном кресле. Увидев нас, он не шевельнулся, чтобы не беспокоить капризных пружин.

— Сила! — сказали мы вполголоса, приветствуя всех.

— Победа! — так же вполголоса отозвались все разом.

Борис, не поворачивая головы, изрек:

— Слушаем Главного Связного Рудимчика!

Рудимчик встал в круг.

Чудеса, и только! Он в самом деле был героем дня. Его пронырливый нос сумел раньше, чем наши, разнюхать то, что мы все проглядели. Оказывается, девчонки решили именно в гараже устроить уличный пионерский пост. И надоумила их Люська. Рудимчик подслушал разговор. Больше того: Люська заявила, что уговорит Демьяныча и возьмет у него ключ от гаража. И взяла! Да еще как поговорила с Демьянычем! Рудимчик подслушал…

— Подслушал, подслушал! — недовольно прервал рассказ Рудимчика Главный Мушкетер толстощекий Сашуня. — Тоже нашел чем хвастаться!

— Я не хвастаюсь, а докладываю, — ответил Главный Связной.

— Все равно подслушивать плохо! — заспорил Сашуня.

Конечно, подслушивать плохо, но сейчас было важно не это. Мы зашикали на Главного Мушкетера, чтоб он замолчал. А Борис, забывшись, повернулся к Рудимчику.