Головоломка - Килворт Гарри. Страница 15

Но верите ли, когда я уже почти скрылся из виду, папа неожиданно появился в проеме кухонной двери и окликнул меня:

— А ты покормил и напоил скот, Макс?

Дьявол! Это была наша работа, моя и Хассана. Но брат может проснуться в любой момент. Я посмотрел на грязный загон, где содержались животные. Они уже начинали шуметь и возиться, как всегда, когда приближалось время их кормления.

— А Хассан не может сделать это? Он ведь, в конце концов, козопас.

Я содрогнулся. Ничего хорошего не выйдет. Мне не стоило говорить этого.

Поэтому поспешил добавить:

— Я кормил их вчера.

Вот это звучало лучше. Гораздо лучше. И на удивление, это была чистая правда.

— Ты и правда кормил их вчера?

— Да, папа.

— Ну хорошо, но не называй брата козопасом. Дядя заставил его выполнять эту работу. Это вовсе не было его желанием. — Последовала многозначительная тишина, потом папа добавил: — Ну и, конечно же, нет ничего постыдного в том, чтобы быть пастухом. Это не самое почтенное занятие, но могу тебя заверить, что оно подарило свету множество образцов прекрасной пасторальной поэзии и, возможно, несколько великих философских идей. Когда ты один на природе, то появляется много времени, чтобы поразмыслить. И конечно же, есть люди, которые просто родились пастухами…

Я оставил его за этими рассуждениями, а сам побежал по тропинке, ведущей через тропический лес.

Она бродила по пляжу, наклонив голову. Полоса песка перед морем уже не так широка как тогда, когда мы приехали. Вода поднималась все выше к краю леса, это было заметно каждый раз, когда мы выходили на пляж. Остров постепенно исчезал. В один прекрасный день он утонет.

— Привет!

Джорджия подскочила на месте:

— Ой!

— Извини, я вовсе не хотел тебя напугать.

— А ты и не напугал!

Люди всегда так говорят, даже когда это явно неправда.

— Да нет, напутал!

— Ну и нечего надуваться от важности по этому поводу!

Все пошло не так. Когда я прокручивал наш разговор у себя в голове вчера вечером, все складывалось гораздо лучше.

— Послушай… — начал я.

— Что? Ой, смотри! — взвизгнула она, указывая на белую ракушку с оранжевым узором. — Это епископская митра.

Я знал о раковинах больше, чем Джорджия:

— Вообще-то, это митра понтифика.

— Почему вы, английские мальчишки, все время говорите «вообще-то»? ^[2]

— А почему вы, американские девчонки, всегда визжите?

— Английские девчонки тоже визжат. Большинство девчонок во всем мире визжат. Это то, что все мы делаем, а мальчишки находят это очаровательным. По крайней мере, большинство мальчишек. Ты явно не такой.

Все определенно пошло совсем не так. Солнце припекало все сильнее, я был босиком и вскоре уже не смогу стоять на песке. Хассан бы смог. Его ноги закаленные, как кирпичи. Но мне и Джорджии приходилось искать тень, когда песок на пляже раскалялся.

Позади нас темно-зеленый фонический лес становился все светлее под лучами беспощадного солнца. Зеленые морские волны грохотали о риф, накатывали и разбивались клочьями белой пены. Лагуна была сморщена от всплесков волн, так как бриз гнал по воде зыбь. Из-за сияния белого песка приходилось все время щурить глаза. Я не взял с собой солнцезащитные очки и вскоре вообще не мог открыть глаза.

— Послушай, — наконец начал я, — Джорджия, я хотел сказать тебе, что ты мне нравишься.

Она подняла голову:

— И из-за этого ты такой раздражительный?

— Нет-нет! Я имею в виду, понимаешь, что ты очень сильно мне нравишься. По-настоящему нравишься. Ну, ты поняла.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Ах, это! — произнесла она. — Я так и думала, что рано или поздно дело дойдет до этого. Вначале Хассан, теперь ты.

Меня больно уязвил этот ее тон всезнайки. Она отнеслась к моим словам слишком легко, хотя это был вопрос жизни и смерти. Затем до меня в конце концов дошло то, что она сказала.

— Что ты имела в виду насчет Хассана?

— Он предложил мне выйти за него замуж.

— Что?!

— Он не имел в виду сейчас. Позже, когда мы вырастем. По крайней мере, так мне показалось.

Ветер удачи дул совсем в противоположную от меня сторону.

— Черт побери!

— Нет совсем никакой необходимости ругаться.

— Ну а когда это он успел — сделать тебе предложение?

— Прошлым вечером, во время бури.

Ну да, он, наверное, улизнул из палатки, пока я спал.

— А что это вы вдвоем делали во время шторма?

— Мокли. — Она улыбнулась, продемонстрировав великолепные белые зубы. — Да прекрати, Макс, не надо устраивать сцен. В данный момент я не собираюсь ни за кого замуж. Да может, и вообще никогда не соберусь. Это просто Хассан. Ты же знаешь, он все воспринимает слишком серьезно. Не будь, пожалуйста, таким же.

Я в отчаянии отвернулся от нее.

— Так он тебе больше нравится?

— Вы оба мне нравитесь.

Но не как-то по-особенному. Не так, как каждому хотелось бы нравиться, когда он сходит с ума по девчонке. Я не хотел использовать слово «любовь»: оно просто застревало у меня в горле. Но я по-настоящему любил ее. Я заболел ею. Она стала королевой каждого мига. Без нее я был бесполезным болваном, которому никогда и не светило стать счастливым. Я хотел, чтобы она была моей. Только моей. И больше ничьей. Я хотел бы, чтобы она думала, что в мире не существует больше никого, кроме Макса Сандерса. Я бы хотел, чтобы она полюбила меня так же, как я любил ее. А если она меня не полюбит, мне придется плестись прочь, предаваясь страданиям.

— Макс, — сказала она. — На сегодня ты мой самый лучший друг. А Хассан тоже мой лучший друг. Ты не должен просить о большем.

— Да, мы твои единственные друзья, — заметил я. — Вокруг никого больше и нет.

— Но я знаю, и ты тоже должен это знать, что если бы здесь были другие дети, то мы бы все равно стали друзьями. Особенными друзьями. Если ты этого не знаешь, то, значит, я тебе не нравлюсь так сильно, как кажется.

В этом состояла их собственная девчачья логика. Услышав эту фразу, я почувствовал себя лучше, хотя и не мог понять почему. Я имею в виду, что, если бы на острове жили другие дети, мальчики моего возраста, у нее был бы выбор. А сейчас у нее выбора не было. То, что она говорила, никак нельзя проверить. Но она сказала, что если я не способен принять ее слова на веру, то я ее недостоин.

В общем-то, это было все, на что я мог рассчитывать. Крепкая дружба. Я бы хотел, чтобы она сказала мне, что все остальные мальчики на свете не годятся мне в подметки, но этого не случилось. Пока не случилось. Может, когда-нибудь она напишет об этом в письме, когда из-за чего-нибудь разозлится на этого дружка в Америке, но не сейчас. Сейчас мы были «лучшими друзьями», и я мог только мечтать, кем бы мы могли стать когда-нибудь.

— Хорошо, — сказал я. — Ты права.

— Я знаю, — сказала она с улыбкой и поцеловала меня в щеку. — Ты отличный парень, Макс.

Вот это как раз относилось к тем вещам, которые я хотел бы услышать.

Низкий мужской голос, голос мальчишки, оскорбленного до глубины души, прервал мои мечты:

— Ты не разбудил меня, Макс!

— Хасс! — воскликнул я. — Я… я думал, ты хочешь еще поспать. Да и в любом случае сегодня твоя очередь кормить коз и цыплят.

— Ты просто улучил время, чтобы побыть с Джорджией!

Я разозлился:

— Точно так же, как и ты вчера!

Он посмотрел на Джорджию. До него дошло, что она все рассказала мне об их вчерашней встрече. Посмотрев мне в лицо, он понял, что она рассказала мне, о чем он просил ее. В какой-то момент я подумал, что он собирается назвать ее предательницей. Но он решил вести себя мирно.

— Так ты знаешь!

— Ну да. И это немного глупо, Хасс, спрашивать Джорджию…

— Хватит, Макс! Я рассказала тебе об этом по секрету, — прервала его Джорджия. — Никакого злорадства и никаких насмешек. Друзья так себя не ведут.

— Зато братья ведут.

— Но не тогда, когда я с вами.