Недетские сказки Японии - Кэндзи Миядзава. Страница 4

Но вот, наконец, солнце зашло, закатилось бледное небо цвета цитрина, [5] чётко проступили контуры звёзд, и небосвод стал подобен тёмно-синему омуту.

Послышалось пение: «Пи-то-ри-ри. Пи-то-ри-ри». И, освещённая сиянием звёзд, пронеслась внизу тень красноголового журавля. [6]

— Эй, журавль, послушайте, ведь я правда красивая? — обратилась к нему красная хризантема.

— Да, красивая, красная такая, — ответил красноголовый журавль, растворяясь в темноте, удаляясь по направлению к дальнему болоту, своему дому. По дороге журавль глухо поприветствовал одну-единственную ослепительно-белую хризантему, растущую на болоте:

— Добрый вечер.

Белая хризантема застенчиво засмеялась.

Горы заволокли парафиновые облака, наступило утро.

Вскрикнула, удивившись, жёлтая хризантема:

— Ой, какой ты стала красивой. Вокруг тебя как будто нимб цвета персика.

— Да, точно. Как будто из радуги в этот нимб художник выбрал только красные тона, — согласилась с ней её жёлтая сестра.

— Да так я не зря говорю, как меня всё это раздражает. Мне бы хотелось своим собственным светом сделать небосвод огненно-красным. А иначе мне жить нестерпимо скучно. А госпожа Солнце всё больше и больше сыплет серебряной пудры, — капризно отвечала красная хризантема. Жёлтые сестры обе как-то сразу смолкли, крепко закрыв свои ротики.

Вслед за золотым жарким полднем пришёл вечер, прозрачный и свежий, словно кианит. [7] Под сверкающим звёздным небосводом пронёсся взъерошенный журавль.

— Эй, журавль, постой, я ведь сильно сияю. Не так ли?

— Да, ты прилично сияешь.

Журавль, медленно погружаясь в далёкое молочное облако, глухо прокричал ещё раз белой хризантеме:

— Добрый вечер! Как настроеньице?

Звёзды сделали свой круг по небосклону, Марс допел свою последнюю песню, и небо окрасилось серебром наступающего утра. Солнечные лучи наплывали и волновались, подобно янтарным волнам.

— Ой, как ты красива. Сегодня ореол сияния вокруг тебя в пять раз больше, чем обычно, — хвалила красную подругу жёлтая хризантема.

— Ой, и вправду. Я даже проснулась сразу. Смотри, твой свет стал такой сильный, что до дальнего каштана достаёт, — вторила ей сестра.

— Да, я вижу, это действительно так. Но всё равно мне этого мало. Пока ещё никто не называет меня королевой, — отвечала им красная хризантема.

Услышав это, жёлтые хризантемы печально переглянулись и перевели взгляд на тёмно-синюю гряду восточных гор.

Подошёл к концу солнечный, тёплый осенний день, выпала роса, звёзды вышли на небосклон, и всё тот же журавль молча кружил над тремя хризантемами.

— Журавль, а журавль, как я тебе сегодня? — спросила его, как всегда, красная хризантема.

— По-моему, даже очень ничего. Хотя темно уже, плохо видно.

Журавль, пролетая к себе на дальнее болото, бросил, как всегда, вниз белой хризантеме:

— Здравствуйте. Сегодня славный вечер, не так ли?

Начало рассветать, и в этом колокольчиковом мареве жёлтые хризантемы заметили что-то в силуэте красной подруги, что заставило их в испуге, встретившись глазами, вдруг замолчать. Закричала красная хризантема:

— Меня всю колотит от злости. Сегодня как я выгляжу, как? — И тогда одна жёлтая хризантема, осторожно выбирая слова, ответила:

— Наверняка ты красная, как огонь. Однако, как нам кажется, ты выглядишь не краснее, чем раньше.

— Ах, как, как я выгляжу? Скажите, не томите меня.

Тогда другая хризантема, несколько стесняясь, добавила:

— Это только так нам кажется. Не принимай близко к сердцу. Нам кажется, что у тебя по телу пошли какие-то тёмные пятнышки.

— Ах, перестаньте же. Это плохой разговор, я не хочу его продолжать.

Опять солнце светило весь день, и половина яблок на яблоне с фруктового холма налилась алым цветом. Тогда вновь опустилась молочная завеса, пожелтел небосклон и пришёл вечер.

— Пи-то-ри-ри. Пи-то-ри-ри, — прокричал, пролетая, журавль.

— Господин журавль, добрый вечер. Меня хорошо видно? — окликнула его, как всегда, красная хризантема.

— Сложно что-либо сказать. Плохо видно, — поспешно выпалил журавль, направляясь к болоту.

Журавль, как обычно, поприветствовал белую хризантему:

— Сегодня выдался тёплый вечер, не так ли?

Наступило утро. В бледно-голубом, пахнущем яблоками мареве был слышен голос красной хризантемы:

— Скажите, скажите скорее, как я сегодня выгляжу?

Но жёлтые хризантемы, как ни вглядывались в красную подругу, не видели ничего, кроме чернеющей жалкой тряпочки.

— Ещё не рассвело. Ничего нельзя толком разглядеть, — отвечали они.

Красная хризантема уже готова была расплакаться.

— Скажите правду, прошу вас, скажите, — умоляла она, — я вижу, вы от меня что-то скрываете.

— Я почернела? Почернела, да?

— Да, похоже, несколько потемнела. Однако ещё темно и плохо видно.

— Однако как мне это всё неприятно. Только представить такое: на красном — и вдруг чёрные пятна.

Вдруг, откуда ни возьмись, появился человек маленького роста с жёлтым заострившимся лицом и в странной треугольной шляпе. Он остановился, взглянул на красную хризантему и воскликнул:

— Так это же фамильный герб [8] моего хозяина, один в один.

И он с хрустом переломил стебель. Красная хризантема бессильно повисла у него в руке.

— Куда ты идёшь? Куда ты идёшь? Держись за нас! Не уходи! — кричали, не переставая, вслед своей подруге жёлтые хризантемы.

Какое-то время можно было ещё расслышать затихающий голос красной хризантемы. Но этот голос всё удалялся и удалялся и теперь уже был еле слышен у подножия горы, где он, наконец, смешался с голосом тополя Сиболди.

И тогда взошло солнце, отражаясь в слезинках жёлтых хризантем.

ПЛОДЫ ДЕРЕВА ГИНКГО

Верхушка неба была холодная-холодная, как только что выкованная сталь. Там, наверху, ещё было много звёзд, но самый низ восточного небосвода уже начал окрашиваться в нежно-фиолетовый колокольчиковый [9] цвет. Под этим холодным небом, внизу, но так высоко, что даже дневная птица не долетает, болтался острый обломок облака. Его принёс сюда ветер, который, мягко раскачивая, тащил его в южном направлении. Рассвет был так прозрачен, что даже это тихое задувание ветра было слышно дереву гинкго, [10] одиноко стоящему на вершине горы. Потревоженные этим звуком, проснулись враз все дети — плоды дерева гинкго, все до единого. Проснулись, и сердца их сжались от страха. Они поняли, что пришло время отправляться в путь. Все давно ждали этот день. Ещё вчера вечером об этом дне напоминали две прилетевшие сюда вороны.

— У меня, наверное, всё будет кружиться в голове, когда я буду падать, — сказал один мальчишка другому.

— Закрой глаза и падай себе спокойно, — ответил ему другой.

— Ой, я совсем забыл. В термос же надо было набрать воды про запас.

— А я кроме воды в термосе ещё запасся и ментоловой водичкой на всякий случай. Хочешь, поделюсь с тобой? Мама говорила, что, когда в пути станет особенно тяжело, надо отпить чуть-чуть и тогда сразу станет легче.

— Интересно, а почему мама мне не дала этой водички?

— Ну, так я тебе дам, говорю же. Нельзя думать плохо о маме.

Да, как вы, наверное, уже догадались, это самое дерево гинкго и было для них всех мамой. В этом году мама родила тысячу златоглавых детишек, тысячу плодов дерева гинкго. Но вот настал тот день, когда все дети должны были покинуть мать, чтобы отправиться в дорогу. И настолько горевала она при мысли о расставании с детьми, что растеряла до сегодняшнего дня все свои золотые волосы формы веера. [11]