Девочка из страны кошмаров - Марушкин Павел Олегович. Страница 65

— Они полюбили друг друга?

— Она — да; а он… Полагаю, здесь имело место не столь чувство, сколь холодный расчет; впрочем, я могу и ошибаться, чужая душа — потемки… Йойо был недурным химиком — и большим знатоком растительных алкалоидов; как я теперь понимаю, он и в Зюйдландию отправился, дабы расширить свои познания в этой области. Туземцы хорошо разбираются ядах, у коварных южан это весьма востребованное поле деятельности… И вот однажды мне подсыпали первую порцию. О, они не торопились и действовали крайне осторожно: убить человека — проще простого, но это не входило в их планы… Видишь ли, в случае моей смерти кой-какие ценные бумаги и значительная часть денег должны были отойти дальним родственникам; Аиду и ее любовника исполнение завещания никак не устраивало. Им важно было сохранить меня живым, но безгласным и беспомощным, словно младенец. Надо отдать Йойо должное — он прекрасно справлялся с этим на протяжении многих лет.

— Неужели все ради денег?!

— А ради чего, по-твоему, совершаются самые гнусные преступления? — вздохнул Эзра. — Деньги и власть, девочка, их никогда не бывает достаточно. Пить из этих источников — только распалять свою жажду…

Я слег в постель; хитрец Гурбано уверял, что виной всему некая подхваченная еще в тропиках болезнь, хорошо ему известная. К тому времени, когда я заметил связь между приемами пищи и обострением «болезни», было уже поздно что-либо делать… Меня парализовало от шеи и ниже. Все, что я мог, — отказаться от еды; но тогда меня стали кормить насильно… И делать инъекции. Вдобавок к яду он присовокупил некое зелье, туманящее разум, вроде опия, так что я порой целыми неделями пребывал в царстве призраков.

Аида прижила с ним ребенка, отвратительное маленькое создание — в этом мальчишке проявилась порочная натура его отца, тщательно скрываемая… Полагаю, ты убедилась в этом сама. Да-да, я внимательно наблюдал за тобой, Кларисса; наблюдал, искусно притворяясь живым трупом, — благо опыт у меня по этой части богатый… Ты была единственной моей надеждой; с тобой связывал я хрупкие упования о перемене участи, и это действительно свершилось, хотя и не так, как я задумал…

Конец моему заточению положили Властители, явившиеся по твою душу. Властители?! Так вы знаете о них?!

— В числе горстки посвященных… Нас мало осталось; причастные этому знанию, как правило, помалкивают — либо замолкают навеки. Но я уже говорил, кажется, что служил под началом Рогира Тролле и был с ним коротко знаком. Наши пути пересеклись незадолго до революции, во время одного из спиритических сеансов — тогда они были в моде…

— Вроде тех, что устраивал здесь Йойо?

— Ну нет! — усмехнулся господин Двестингаусс. — В те времена все было совсем по-другому; уж поверь — на его собраниях не было никаких вертящихся столиков и прочей чепухи! Если Рогир или Брауде вызывали духа, тот возникал во всем своем мрачном великолепии, материализовался прямо из воздуха; и неважно, что это была всего лишь подделка, — даже самых смелых продирал по хребту мороз!

— Подделка? Но почему…

— Да потому, что живые не могут общаться с мертвыми! Так заведено господом, и никто не в силах нарушить порядок вещей… Просто людям порой хочется верить в чудо. Сила, которой обладали Тролле, умение, мастерство, чертовщина — да называй как хочешь…

— Власть… — чуть слышно прошептала Кларисса.

— Оно позволяло им воплощать на сеансах духовидения некую субстанцию, светящуюся и полупрозрачную эктоплазму, принимающую тот или иной облик, — и вкладывать в уста этих рукотворных призраков нужные речи… Полагаю, революция в немалой степени обязана этим трюкам. Братья не считали подобное чем-то зазорным, да и я тоже… Но Рогиру были подвластны не только балаганные фокусы! Он передал частицу этого невероятного мастерства некоторым своим сподвижникам — тем из них, кто оказался восприимчивым; а они… Они не смогли распорядиться его наследием достойно. Теперь это орден Властителей — самое закрытое и зловещее из всех тайных обществ; и оборони тебя господь, девочка, оказаться причастной к их делам… Впрочем, что это я, ведь они уже тебя ищут… Ну, тут совет один — мужайся и не теряй духа!

— Эзра! — раздалось вдруг откуда-то из глубины дома стенание, и Кларисса вздрогнула: это был голос мадам Двестингаусс! — Эзра, где ты?! Поди сюда, мне плохо… Я умираю, мерзавец…

— Не обращай внимания! — жестко усмехнулся старик. — Умирает… Моя драгоценная женушка еще переживет меня; хотя бы из вредности.

— А что с ней такое?

— Презабавная все-таки штука жизнь… Мы, в некотором роде, поменялись ролями: ее настиг удар, и теперь половина тела парализована. Настала моя очередь ухаживать за этой ведьмой.

— И вы ухаживаете?!

— Конечно! — пожал плечами господин Двестингаусс. — А что мне остается?

— Но ведь она отравила вас, и…

— И? — Эзра взглянул девочке прямо в глаза. — Предлагаешь отправить ее в приют? Или… Убить?

Кларисса смущенно уставилась в чашку.

— Ты еще слишком юна и не понимаешь… Любовь и ненависть очень похожи; иногда трудно разобрать, где кончается одно и начинается другое… — задумчиво сказал старик.

«Как можно любить такую… Жуткую, мерзкую, одноглазую!» — подумала девочка.

— А что сталось с Йойо?

— Когда в дом ворвались Властители, он вздумал сопротивляться, схватил со стены палаш. То ли по глупости, а может, решил, что явились по его душу… Тут у меня в голове все путается. Даже не знаю, как тебе сказать: этот, в черном… Убил его взглядом. Или все же не убил… Но богом клянусь: из его глаз будто вырвались две молнии и ударили Гурбано в грудь! Тот рухнул, как соляной столп. Властитель забрал тело с собой… — Эзра со стуком поставил чашку на блюдце. — А ирония судьбы заключается в том, что господин Гурбано не счел нужным обучить мою женушку составлению ядов; так что я понемногу оправился и даже встал на ноги, хотя из дому почти не выхожу: слишком тяжело. Впрочем, мне хватило сил и твердости выставить за дверь маленького рыжего ублюдка; я отправил это дрянцо в закрытую школу для мальчиков. Тамошние порядки помогут ему лишиться некоторых иллюзий относительно собственной исключительности.

— Скажите, а за мной не приходил кто-нибудь еще? — с надеждой спросила Кларисса. — Мой опекун; его зовут Эрл Птицелов…

Лицо господина Двестингаусса вдруг застыло, словно гипсовый слепок:

— У меня дурные новости…

«Нет, нет, пожалуйста — только не это…»

— Я был многим обязан Эрлу, — беспощадно дребезжал старческий голос. — Моя жена это знала и не могла отказать, когда он явился с просьбой… Разумеется, она не позволила бы нам встретиться, уж для этого-то Аида нашла бы благовидный предлог. К несчастью для него, Птицелов явился без предупреждения — и столкнулся в холле с каталкой; Виттиго как раз вывозил мое бренное тело подышать свежим воздухом. Увиденное поразило Эрла до глубины души; он начал нести что-то о врачах, о консилиуме… Ах, если бы я мог остановить несчастного! Полагаю, Гурбано страшно перепугался, услыхав такие речи, и в ход пошел один из его экзотических ядов… Я слышал, как он говорил Аиде, что позаботился о старике и тот не доставит им больше хлопот.

— Будь они прокляты — и горбун, и ваша жена! — чуть слышно прошептала Кларисса.

— Что-что ты говоришь? Прокляты? Ну, примерно так и случилось в конце концов. Поверь, я с большим удовольствием пристрелил бы Гурбано; впрочем, для него это была бы слишком легкая смерть…

— Мерзавец! — Где-то в глубинах дома мадам Двестингаусс вновь завела шарманку. — Где ты, мерзавец? Мне плохо…

— Моя благоверная сегодня на диво бодра… — досадливо проворчал Эзра. — Кормить вроде еще рано… Кстати: не знаешь, который теперь час?

Кларисса помотала головой и тут же спохватилась, вспомнив о хронометре Шарлеманя.

— Сейчас… Четыре часа и… Десять минут… — Губы медленно шевелились, произнося слова; а пальцы лихорадочно разворачивали записку, спрятанную под крышкой часов.

…Какая же она дура — надо было посмотреть туда сразу!