Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки - Бианки Виталий Валентинович. Страница 95

Вдруг через окошко донеслись до нас человеческие голоса.

— Эй, Гриша, гляди-ка — тут в осине дупло!

— Верно, — подтвердил другой голос. — Из пустого дупла либо сыч, либо сова. Жаль — высоко очень: метров двенадцать будет. Завтра прихватим с собой когти — посмотрим, кто там.

Мы, утята, хоть и не знали, что когти — это такие железки, при помощи которых люди влезают на столбы и стволы, — но перетрусили отчаянно. Однако мама нас успокоила:

— Люди сказали «завтра». Полезайте ко мне под крылья, обсыхайте там и смажьте свой пушок жирком. А завтра чуть свет мы с вами переселимся в третий, очень просторный мир, где людям нас не поймать и где мы будем жить на воде.

— А что такое — вода? — спросил я.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — сказала мама-утка. — Тебе сейчас расти скорей надо, развиваться, а не стариться.

Я удивился:

— А как же я стану развиваться, если не буду узнавать, ума набираться?

На это мама ничего мне не ответила.

Мы все залезли маме под крылышки — и как только она сумела всех нас сразу обнять! — и принялись старательно обсыхать и смазывать пушок жирком. Удивительно, как у нас всё ловко устроено! На спине, над хвостиком, у нас, оказывается, такой мягкий бугорок: нажмёшь на него носом — выступит капелька жира для смазки перьев. Мама сказала, что перья смазывать жиром уткам необходимо, чтобы не намокать в этой таинственной воде, которую мы завтра увидим.

Переночевали мы у мамы под крылышками, а чуть свет — проснулись. Мама забралась вверх по дуплу. На миг в нашем мире стало темно-темно. И вдруг в окошко опять хлынул свет. Но мамы уже не было с нами.

И вдруг откуда-то издалека-издалека донёсся до нас её хриплый голос: «Р-ребя!.. Ребятки!»

Тут мы все запищали и бросились карабкаться на стенки, цеплялись за них коготками и упирались своими крошечными жёсткими хвостиками. Первым, конечно, взобрался на окошко я.

Ух! что я из него увидал!

Зелень, зелень, зелень! Кругом зелень и стволы деревьев среди неё. Я даже зажмурился: так ярко блестели листья на солнце! Но сейчас же раскрыл глаза и глянул вниз. Там, далеко-далеко внизу, стояла наша мама-уточка и звала:

— Сюда! Сюда!

Но у нас не было ещё крыльев — только крошечные культяпоч-ки! Мы же разобьёмся!

Но на окошко уже забрались ещё два моих братишки, — и не успел я опомниться, как они толк меня вниз..

Я пискнул от ужаса и кувырком-кувырком полетел в пропасть со страшной высоты!..

Глава II

Братишки столкнули меня со страшной высоты. Я стремглав полетел в пропасть, но — представьте себе — нисколько не разбился! Ударился о землю, подскочил как мячик, перевернулся через голову — и стал на ножки. Оказывается, у нас, утят, такой густой пух и такие мы лёгкие, что можем падать с любой высоты, как мячики.

За мной благополучно попадали все мои братишки и сестрёнки.

— Ну, вот и молодцы! — сказала мама-утка. — Теперь за мной!..

— Это и есть тот мир, в котором мы будем жить? — спросил я.

— Глупенький! Это не мир, а только ещё перемирие. Самое опасное место между гнездом и прекрасным утиным миром.

— Плохое место! — пискнул я. — Жёсткое! Мне лапам больно. .

— Плохой мир лучше доброй ссоры, — наставительно сказала мама.

Я давно уже заметил, что она любит употреблять человеческие поговорки и часто совсем некстати.

— Ни с кем не ссорьтесь, ведите себя хорошо, — продолжала мама и зашагала вперёд, переваливаясь с боку на бок. Мы все потянулись гуськом за ней. Я, конечно, первый.

Под ногами у нас были корни, мы путались лапами то во мху, то в высокой траве, наши нежные перепонки между пальцами больно кололи хвоины и острые сучочки. Мама шла не шибко, но мы еле поспевали за ней, спотыкались, падали, вскакивали, опять спешили догонять её.

Вдруг мама остановилась и шёпотом зашипела:

— Прячьтесь! И — ни звука!. — Сама тоже спряталась в кусте. Мы затаились в траве. Послышались грубые голоса и стук железа о железо.

По лесу, разговаривая, шли два человека. Они несли страшные большие железные когти.

— Наверняка в дупле чьё-нибудь гнездо, — говорил один. — Если с яйцами — яичницу себе сделаем. С птенцами — так жарево.

И оба быстрыми шагами прошли за кусты в ту сторону, откуда мы только что пришли.

— Ищите! Ищите! — прошипела мама, вскакивая на ноги.

Мы опять побежали за ней — и скоро вышли на залитую солнцем поляну с камнем посередине. На камне грелся зелёный зверёк, длинный и узкий. Он взглянул на нас, засеменил короткими, кривыми лапками и шмыгнул под камень, вильнув длинным хвостом. Я хотел перепугаться, но мама сказала:

— Это ящерица грелась на солнышке. Она испугалась нас. Безногих гадов — змей — надо остерегаться: среди них есть ядовитые. А эти — на ножках — ничего.

Потом вдруг выскочил из-под кустика серый зверь. Большой — куда больше мамы, — страшный, с растопыренными ушами. Мы все сразу остановились и прямо не знали, куда от него деться. А он встал во весь рост, болтает тонкими передними ножками и косится на нас одним глазом.

— Поспать не дадут! — оглядев нас, сердито пискнул зверь детским голоском и опять улёгся под свой кустик.

Мы пошли дальше, и мама сказала:

— Это просто заяц. Он утят не ест.

— Заячий детёныш? — спросил я. — На нём ни перышка, один пух.

Мама объяснила мне: «Из всех на свете животных только мы — птицы — одеваемся в красивые лёгкие платья из перьев. Другие ходят всю жизнь в пуху или — как люди — надевают что-нибудь на голое тело».

Тут перед нами поднялась из травы желтоватая птица чуть побольше мамы, с маленькой головкой, острым носом и красными бровями.

— Здрассте, сестрица тетёрка, — вежливо поздоровалась мама. — Вот каких я утяток вывела: кругленькие, пушистенькие. И такие ловкие, так хорошо научились ходить!

— Ах, не смешите меня, хозяюшка! — сказала краснобровая. — Поглядите на моих тетеревят. Они уж и бегают отлично, не то что ваши ковыляшки!

Тут вдруг как из-под земли выросли девять жёлтеньких краснобровых тетеревят. «Пи-пи-пи!»—запищали они и замелькали тонкими, прямыми ножками.

А мне ужасно не понравилось, что тётка тетёрка назвала нас ковыляшками, Я как дам одному тетеревёнку в грудь! Он отскочил. А я наступил сам себе на ногу и ткнулся носом в землю.

Все жёлтенькие накинулись на нас. Подскакивают и — раз-раз носиками! — всех повалили! Наша мама волнуется, крячет, тетёрка квохчет, — шум, писк! Мама подняла нас всех с земли.

— Как вам не стыдно! — и скорей повела дальше.

Нам и верно было стыдно: девять тетеревят победили нас — тринадцать утят! И кричат нам вслед: «Хи-хи-хи! Ковыляшки! Коротышки! Мокрохвостики!» — и всякие такие обидные слова.

Но тут деревья стали редеть, редеть, стало светлей — и вот впереди показалось, засияло что-то огромное и такое прекрасное, что у меня дух захватило. Синий-синий-синий мир лежал под обрывом, накрытый таким же синим, высоким-высоким небом! Он был похож на огромное синее яйцо.

— Вода, озеро, — сказала мама. — Тут мы и будем жить.

Она раскрыла крылья, замахала ими, полетела и, сделав над

озером широкий круг, опустилась под нами на воду, подняв сноп радужных брызг.

— Кувыркайтесь сюда! — крикнула она весело.

И вот мы — тринадцать утят — смело бросились с высокого обрыва кувырком, кувырком в синее озеро. Я, конечно, первый. И не успел я опомниться, как с головой окунулся в податливую, тёплую, ласковую воду. Вокруг меня с писком падали, окунались, выскакивали мои чёрные братишки и сестрёнки.

— Спасайтесь! — отчаянно крикнула вдруг мама и неожиданно куда-то исчезла. На нас упала тень распластанных крыльев большой птицы с горящими глазами и хищным, крючковатым носом.

Но где же было спасаться нам, беспомощным утятам? Мы у всех на глазах открыто сидели на гладкой воде, и деться нам было некуда…

Глава III

Страшная хищная птица была уже над нами, а мы сидели открыто, у всех на глазах, — и не знали, куда спасаться.