Приемыш черной Туанетты - Джемисон Сесилия Витс. Страница 14

— А если твоя мамочка согласится? Если она увидит, что так лучше для тебя? Если она сама захочет этого? — допытывалась миссис Эйнсворт.

— Но мамочка не захочет, — убежденно ответил Филипп, — И здесь еще Деа — я должен заботиться и о ней. Да у меня еще «дети» отца Жозефа, которых я также не могу оставить, — добавил Филипп с важностью, осознавая свои обязанности.

Мистер Эйнсворт посмотрел на жену, ожидая от нее поддержки. Обоих трогала преданность мальчика, хотя их она повергала в отчаяние.

— Но, мой дорогой мальчик, — продолжала миссис Эйнсворт, — если бы не мамочка, ты поехал бы с нами? Любишь ли ты нас настолько, чтобы остаться с нами? — Ее сердце жаждало подтверждения любви мальчика.

— Если бы не мамочка — поехал бы, не колеблясь, — ответил мальчик. — Я хочу научиться рисовать, и хочется все видеть, и… и… вы так добры ко мне. Мне жалко, что вы уезжаете… — И снова его голубые глаза наполнились слезами. — Но вы видите, что я не могу, я не могу оставить мамочку.

— Я вижу, что ты не можешь уехать, мой милый, — ласково ответила миссис Эйнсворт. — Но мы очень любим тебя, и ты не забывай нас. Будущей зимой мы вернемся сюда и верим, что найдем тебя таким же милым…

Глава 14

«Я пришел к вам навсегда»

У художника Филипп не появлялся несколько дней, и супруги Эйнсворт остро чувствовали, что мальчика нет. На следующий день они должны были уехать.

— Не могу понять, что задержало мальчика, — грустно говорила миссис Эйнсворт. — Он ведь знает, что мы уезжаем завтра, и пришел бы непременно, если бы не случилось чего-нибудь серьезного.

— Я схожу к Селине, — сказал мистер Эйнсворт, беря шляпу. — Если его там нет, я попрошу сходить за ним. — С этими словами он распахнул дверь и столкнулся с Филиппом. Мистер Эйнсворт сначала не заметил Лилибеля, стоявшего в тени, с мешком и большой корзиной, он не разглядел и того, как бледен и подавлен Филипп.

Едва миссис Эйнсворт услыхала восклицание мужа: «Это ты, Филипп?»— как подбежала, но, взглянув в лицо мальчика, испуганно отпрянула.

Она сразу заметила, что мальчик одет в черное, что его соломенная шляпа повязана черным крепом и что в глазах его застыло испуганное выражение, какое бывает у заблудившегося, беспомощного животного. Он казался гораздо старше своих лет, с лица исчезли детская округлость и свежесть, щеки были бледны и покрыты пятнами от слез. Несколько дней, проведенных мальчиком в горе, сильно изменили его. Он пытался заговорить, но губы дрожали, и рыдания, которые он старался сдержать, сотрясали все его существо. В одной руке мальчик держал что-то, завязанное в желто-красный шелковый платок, а в другой — белый венок с надписью: «Моей матери».

Когда Филипп вошел в комнату, Лилибель пробрался вслед за ним, положил на пол мешок и корзину, а сам прижался к стене, расставив косолапые ноги и неуклюже опустив руки вдоль туловища.

Миссис Эйнсворт никого не видела, кроме Филиппа. Несколько мгновений она молча глядела на него с состраданием, затем привлекла к себе и крепко обняла.

— Бедное дитя мое, любимый мой! Расскажи мне, что случилось, — нежно проговорила она.

Филипп вытер глаза и, подавляя рыдания, сказал.

— Мамочка умерла. И я пришел к вам навсегда.

— Твоя мамочка умерла? Как, когда это случилось? вскричали в один голос мистер и миссис Эйнсворт.

— Это случилось ночью. Она умерла, когда я спал. Она воображала, что я могу уйти, покинуть ее, и вот сама ушла первой и покинула меня… — рассказывал мальчик, делая усилия, чтобы сдержаться, стараясь ясно и спокойно вести печальный рассказ. — Мамочка вставала очень рано — я ждал, что она по обыкновению придет будить меня. Не дождавшись, я зашел в ее комнату и увидел, что она еще спит. Я стал будить ее и никак не мог добудиться, тогда я побежал к доктору. Он пришел со мной и сказал… сказал… что дорогая мамочка никогда не проснется! Она умерла во сне и не могла сказать мне, что умирает, она не простилась со мной и ничего не сказала мне перед смертью. Я бросился к Селине. Я знал, что она придет. А ведь отец Жозеф уехал! Отец Жозеф был добрым другом мамочки, она всегда обращалась к нему, когда случалась беда.

— Мой милый, милый мальчик, почему же ты не прибежал к нам? — спросила миссис Эйнсворт, плача. — Мы бы пришли к тебе на помощь.

— Мамочка водила знакомство только с Селиной. Я и не подумал о вас. Я побежал прямо к ней, и она с Лилибелем были все время со мной. Вчера похоронили мамочку на кладбище Св. Роха, — она не раз говорила, что хочет, чтобы ее там похоронили. Там так спокойно. В ящике у мамочки лежали деньги на похороны, я знал об этом. Мамочка однажды показала мне эти деньги и сказала, что это отложено на похороны. Мы взяли две кареты. В одной ехал отец Мартин из церкви Св. Марии, а в другой Деа, я, Селина и Лилибель; и я… я… нарезал кучу роз, чтобы усыпать могилу, ведь мамочке не понадобится больше ни цветов, ни венков!.. — И не в силах смириться с мыслью, что это его последняя услуга покойной, он уткнулся лицом в плечо миссис Эйнсворт и зарыдал.

В это мгновение из корзины послышался лай, затем — мяуканье кошки и щебетанье птиц.

— Не шумите вы там! — сердито сказал Лилибель, пнув корзину ногой, но это только усилило поднявшийся в корзине шум.

Миссис Эйнсворт в изумлении вскочила.

— Что это там? — спросила она, глядя на скромный багаж Филиппа.

— Это мои любимцы, — ответил Филипп, вытирая слезы. — Лилибель притащил их. Щенок, котенок и шесть цыплят — там, в корзине. Мамочка выкормила этих цыплят. Наседка спрятала гнездо, так что мамочка с трудом нашла его, она очень заботилась о них, и я не мог их оставить… А здесь «дети» отца Жозефа, — он указал на желто-красный узелок. — Это же, — он бросил взгляд на венок, — я хочу сохранить навсегда на память о дорогой мамочке. Я не мог покинуть моих любимцев и принес их с собой.

Мистер Эйнсворт улыбнулся, хотя к горлу его подступили слезы, с которыми он с трудом справился. Однако он ласково произнес:

— Хорошо, мой милый, мы сейчас посмотрим, как устроить твоих любимцев. Но прежде скажи: ты действительно решил ехать с нами?

— Да, я поеду. Вы знаете, что я не мог оставить мамочку, но теперь я уже ей не нужен, и теперь меня ничто не удерживает. Я не могу здесь жить без нее. У меня нет другого дома, а отец Жозеф уехал… Я поеду с вами и буду у вас до тех пор, пока он не вернется, он укажет, что мне делать. Селина все заперла. Здесь остаются только Майор да Певец, но я думаю, что они не забудут меня. Я надеюсь, что они дождутся моего возвращения. А теперь, — продолжал он с деловым видом, словно решив все вопросы, — если вы скажете, куда поместить их, мы с Лилибелем выпустим их из корзины. А тут мое платье и белье, — указал Филипп на мешок, — там мое лучшее платье, но я не буду его носить теперь: я в трауре. Деа повязала мне этот креп на шляпу, она сама носила его, когда ее мама умерла. Какая она добрая, что позаботилась об этом, — не правда ли?

Миссис Эйнсворт прижала Филиппа к себе и опять заплакала, между тем как муж ее отвернулся, чтобы скрыть улыбку и вытереть невольные слезы.

Художник совсем растерялся, не зная, как поступить с такими разными любимцами мальчика. Это был довольно трудный вопрос, и его нельзя было решить в одну минуту. На время он послал Лилибеля с корзиной во двор к сапожнику, который обещал присмотреть за «счастливой семейкой» животных. «Детей» же отца Жозефа пришлось оставить при себе. Мистер Эйнсворт чувствовал, что бесполезно было убеждать Филиппа отдать их. Очевидно было, что маленькая клетка с крохотными обитателями будет сопровождать их во время путешествия.

Глава 15