Удивительная история освоения Земли - Шильник Лев. Страница 34

В 1505 году Магальяйнш завербовался в очередную экспедицию к Малабарскому берегу (Малабар – историческая область в Южной Индии) и в середине марта следующего года принял участие в сражении при Каликуте, где 11 португальских каравелл противостояли 22 арабским кораблям. В неравной схватке португальцы одержали блистательную победу, потеряв 80 человек убитыми и 200 ранеными. Годом позже он отличился при взятии Малакки и был даже произведен в офицеры за исключительную отвагу и редкое хладнокровие, но дальнейший карьерный рост не заладился по причине неуживчивого характера нашего героя.

В 1512 году он вернулся в Лиссабон, но уже через год ввязался в новую военную авантюру – на этот раз в Марокко. В одном из боев он получил тяжелое ранение и на всю жизнь остался хромым. Как нередко случается, боевой офицер и ветеран малаккских походов сразу же стал никому не нужен, и его быстро спровадили на пенсию. Оскорбленный до глубины души Магальяйнш сначала долго и безуспешно хлопочет об увеличении пенсии, а затем, с немалым трудом добившись королевской аудиенции, предлагает проект морской экспедиции к сказочно богатым «островам пряностей» – Молуккским островам (восточная часть Малайского архипелага в Индонезии). Магальяйнш настаивает на западном морском пути – вокруг южной оконечности Америки и через Южное море Васко Нуньеса де Бальбоа. Однако король далеко не в восторге от предложения вете рана-от ставника: для чего швырять деньги на ветер и тратить порох на сомнительную затею, когда страна и без того цветет и пахнет, крепко удерживая в своих руках единственный морской путь из Европы в Индию? От добра добра не ищут, и упрямый офицер получает решительный отказ.

Тогда Магальяйнш решил попытать счастья в соседней Испании, тем более что, согласно его выкладкам, легендарные Молукки со всеми их баснословными богатствами должны лежать в той части света, которую папа отдал испанской короне по Тордесильясскому договору. Вспомним, что в соответствии с этим договором 1494 года о разделе сфер влияния Испании и Португалии в Западном полушарии демаркационная линия проходила в 370 лигах (около 1 180 морских миль) к западу от островов Зеленого Мыса, что примерно совпадает с 46° западной долготы. Земли к западу от этой воображаемой линии (так называемого папского меридиана) отходили Испании, а страны, лежащие к востоку от нее, попадали в сферу влияния португальской короны. Беда в том, что лига как мера длины имеет в романских странах различные значения, но если речь идет о морских расстояниях, то можно поладить на более или менее строгой пиренейской морской лиге (legua maritima) – 5,555 километра. Правда, неясно, о каком именно из островов Зеленого Мыса разговор, но и это форменные пустяки, если принять во внимание, что долготу в то время толком определять не умели.

Фернан Магеллан (Портрет работы неизвестного художника. XVII век)

Около 1517 года Магальяйнш навсегда покидает родину и понемногу обживается в Севилье – форпосте испанских морских эскапад, где в то время располагалась колония португальских эмигрантов, и принимает кастильское подданство. Отныне он уже не хромой офицер в отставке, а бравый моряк с обширным колониальным опытом по имени Фернан де Магеллан. Его сопровождает некий Руй Фалейру, астролог, математик и единомышленник, готовый следовать за боссом хоть на край света. Магеллан убеждает молодого испанского короля Карлоса I (мы помним: вскоре его изберут императором Священной Римской империи под именем Карла V), что благословенные Молуккские острова, вне всякого сомнения, находятся под юрисдикцией испанской короны, и если плыть западным путем вокруг Америки, то можно без труда их достичь, не нарушив ни единого пункта пресловутого Тордесильясского договора. Излишне говорить, что наш герой выдает желаемое за действительное, потому что, во-первых, сильно преувеличивает удаленность вожделенного архипелага от португальских колоний, а во-вторых, недооценивает размах предприятия, так как понятия не имеет о протяженности Южного моря. Короля больше всего занимает вопрос, каким образом его новый подданный собирается форсировать сухопутную перемычку, рассекающую Мировой океан надвое от полюса до полюса, но Магеллан говорит, что знает дорогу, ведущую прямиком на запад, только этот пролив – его тайна. Трудно сказать, что он имел в виду. Быть может, он опирался на сведения из так называемого Аугсбургского листка 1507 года, автор которого на голубом глазу утверждал, что они, обогнув на 40° южной широты некий мыс на оконечности страны Бразил, поплыли на северо-запад и что оттуда до Малакки не более 600 миль. А может быть, Магеллан и не нуждался в подсказках фантазера из Аугсбурга, поскольку был знаком с картой Леонардо да Винчи (1512 год) и глобусом ученого немца Иоганна Шенера (1515 год), где проливы из Атлантики в Южное море изображены весьма отчетливо (на глобусе Шенера их даже два). Между прочим, будущий историограф Магеллана, папский посланник Антонио Пигафетта, свидетельст вует, что капитан видел некий пролив на карте Мартина Бехайма, известного нюрнбергского ученого, создавшего модель земного шара в виде глобуса диаметром 54 сантиметра.

Одним словом, темна вода во облацех, но испанский король, ознакомившись с проектом Магеллана, страшно возбудился и заключил с ним договор, согласно которому к Молуккским островам будет отправлено пять кораблей с экипажем из 234 человек. П. Ланге сообщает об условиях этого договора:

Интриги португальских властей, вознамерившихся на корню погубить затею конкурентов (по принципу «сам не ам и другим не дам»), мы здесь опустим, хотя имеются сведения, что соотечественники Магеллана сделали все возможное, чтобы эскадра не вышла в море. В июле 1519 года португальский консул в Севилье писал своим доверителям:

О реальном состоянии кораблей Магеллана в наши дни судить очень трудно. Если П. Ланге считает, что письмо консула – откровенная и гнусная инсинуация, призванная скомпрометировать идею кругосветного плавания, то другие исследователи не без оснований полагают, что наш прямолинейный герой сам во всем виноват, ибо пал жертвой запутанных дворцовых интриг, получив в свое распоряжение рассохшиеся посудины, которые нужно было перебирать от киля до клотика. Корпуса, изъеденные червем-древоточцем, гнилые палубы и ветхий такелаж рассыпaлись при малейшем прикосновении и требовали неотложного ремонта. Х. Ханке убежден, что простодушному Магеллану достались корабли, списанные в архив и давным-давно исключенные из судового реестра (о ходовых качествах кораблей XVI–XVII веков довольно подробно рассказывается в главе «Люди и корабли»). Справедливости ради необходимо отметить, что не все историки солидарны с Ханке. Ланге, например, пишет, что только на приведение магеллановых кораблей в порядок было израсходовано около полутора миллионов мараведи (мелкая серебряная монета, введенная маврами: 1 песо равнялся 700 мараведи; масштаб тогдашних цен реконструировать нелегко, но достаточно сказать, что не слишком изношенный корабль грузоподъемностью около 100 тонн стоил в те времена примерно четверть миллиона мараведи). Что же касается восьми малокалиберных пушек, то по другим источникам, на борт было взято 58 полевых орудий, семь фальконетов, три бомбарды и три тяжелых осадных пушки с порохом и боеприпасами. В трюме помимо провизии лежали изысканные колониальные товары, общая стоимость которых достигала 2 миллионов мараведи. Далее позволим себе цитату.