Саммерленд, или Летомир - Чабон Майкл. Страница 12

Она была больше всех кэтчерских рукавиц, какие Этану доводилось видеть, и очень толстая, даже пухлая. Цветом она напоминала ирландское пиво, которое отец пил иногда в дождливые зимние дни. Сложенная пополам вдоль кармашка, она показалась Этану очень похожей на мягкое кожаное кресло.

— Держи, сынок.

Рукавица плюхнулась на протянугые ладони Этана, и из нее выкатился мяч. В воздухе разлился запах соли и полевых цветов, сразу напомнивший Этану о Саммерленде. Этан поймал мяч и спрятал в карман своих шортов.

— Примерь, — сказал мистер Фельд.

Внутри рукавица оказалась липкой, но приятно липкой, как прохладная грязь, которая продавливается между пальцами ног в жаркий летний день. Надевая собственную рукавицу, Этан никогда сразу не попадал в нужные отверстия: средний палец упрямо лез к безымянному, указательный вечно защемляло. Теперь его пальцы без всяких хлопот скользнули куда надо. Подняв руку, Этан несколько раз согнул и разогнул ее. Рукавица была тяжелая, гораздо тяжелее, чем его полевая, но благодаря хорошей балансировке нагружала всю руку равномерно. По телу Этана пробежала дрожь, как тогда, когда он впервые увидел Клевера и всех других феришеров с Кабаньего Зуба.

— Ну как тебе? — спросил мистер Фельд.

— Хорошо. Просто здорово.

— Я попрошу мистера Олафсена, чтобы на той неделе позволил тебе потренироваться с питчерами. А тем временем мы и сами можем начать тренировки. Уверен, что и Дженнифер Т. согласится тебе помочь. Тебе будет полезно поработать над стойкой и побросать с колен… — Мистер Фельд осекся и покраснел. Для него это была длинная речь, и он, наверно, почувствовал, что немного увлекся. Он поворошил спутанную шерстяную пряжу у себя на голове и добавил: — Если ты сам хочешь, конечно.

— Я хочу, папа. Правда, хочу.

На лице мистера Фельда впервые за многие годы — по ощущению Этана — возникла его прежняя ухмылка, открывавшая нижний резец, выщербленный во время давнего столкновения на игровом поле.

— Класс! — сказал он.

Этан посмотрел на свои часы. На дисплее пульсировали какие-то цифирки. Он, наверно, нечаянно нажал одну из загадочных кнопок. Он показал цифры отцу, и тот нахмурился.

— Это частота твоего пульса. Немного выше нормы. — Мистер Фельд нажал сразу несколько кнопок. — Почти одиннадцать. Пора отправляться.

— Матч начнется в двенадцать тридцать, — напомнил ему Этан. — Еще рано.

— Я знаю. Просто подумал, что мы могли бы полететь на «Виктории Джин».

В одно зимнее утро, месяца три спустя после смерти своей жены, мистер Фельд объявил Этану, что уходит с работы в «Эйлерон Аэронавтике», продает их дом в пригороде Колорадо-Спрингс и они переезжают на остров в заливе Пюджет, где он построит воздушный корабль своей мечты. Можно сказать, что дирижабли были его мечтой всю жизнь: он изучал их, восхищался ими, хорошо знал их пеструю историю. Они входили в число его многочисленных хобби, но после смерти жены он стал буквально грезить о них. Каждую ночь ему снился один и тот же сон: доктор Фельд, улыбающаяся, с волосами, перевязанными лентой в тон ее летнему платью, стояла на зеленом, солнечном травяном квадрате и махала ему. Он ясно видел и жену, и ее счастливую улыбку, но при этом чувствовал, что она далеко от него. Высокие горы и обширные леса лежали между ними. Поэтому он все в том же сне собирал дирижабль из подручных материалов, надувал, нажав кнопку, серебристый аэростат и летел на север. Он поднимался в небо, и горы превращались в размытое бурое пятно, а леса в бледно-зеленые кляксы. Теперь он летел над картой, все время уменьшающейся автомобильной картой запада Соединенных Штатов, летел к маленькому, окруженному синевой кусочку суши в виде бегущего кабана. На западной оконечности этого острова, на клочке зелени стояла его улыбающаяся красавица-жена и махала ему рукой. Именно Этан полез наконец в атлас и нашел там Клэм-Айленд. Меньше месяца спустя большой фургон фирмы «Мэйфлауэр», набитый коробками, затормозил перед розовым домом и ветхим упаковочным сараем. С тех пор маленькая блестящая «Виктория Джин», показательная модель мистера Фельда, стала одной из черт островного пейзажа. Ее кремовая гондола из стекловолокна, в виде маленькой яхты, могла свободно поместиться в обыкновенном гараже. Ее длинный серебристый аэростат из сетчатого композиционного материала надувался простым нажатием кнопки, а воздух из него выходил за десять минут. После сдутия он сворачивался, как спальник, и входил в обычный мешок для мусора. Прочная и гибкая оболочка была гордостью мистера Фельда. Только на нее одну он получил семнадцать патентов.

Мистер Арч Броди пришел на поле Джока Мак-Дугала пораньше, чтобы проверить его состояние, и первый услышал, как жужжит маленький двигатель цеппелина, переделанный из лодочного мотора «Мицубиси». Мистер Броди встал — он чистил метелкой резиновый коврик питчера — и хмуро воззрился на небо. Это, конечно, Фельд (такой же дурак, как и все пришельцы с материка, и это еще мягко сказано) на своей летучей тарахтелке. Дирижабль приближался довольно быстро, и мистер Броди увидел, что верх гондолы опущен и Фельд-младший сидит рядом с отцом. Машина двигалась прямо к Зубу. Мистер Броди был не из улыбчивых, но сейчас не сдержал усмешки. Он много раз наблюдал пробные полеты Фельда, но ему не приходило в голову, что на этой штуке действительно можно попасть в определенное место.

— Чтоб мне провалиться, — сказал Перри Олафсен, подходя к мистеру Броди. Игроки и их родители начинали потихоньку прибывать. Сегодня «Рутс Рустерс» предстояло сразиться с «Дик Хелсинг Риэлти Редс». Ребята бросали сумки и бежали к внешнему полю посмотреть, как будет причаливать «Виктория Джин».

— Я бы лично не рискнул сегодня летать по воздуху на этой колымаге, — сказал мистер Броди, обретая привычную мрачность. — Вон небо-то какое.

Он был прав. Столетние чары, обеспечивавшие Зубу безоблачную летнюю погоду, к общему изумлению, как-то сразу рассеялись. Тучи над Саммерлендом собрались еще гуще, чем над всем прочим островом, как будто вознамерились отыграться наконец на этом кусочке земли, который так долго оставался для них запретным. Дождь, хотя и с перерывами, шел здесь со вчерашнего дня. Сейчас он перестал, но небо грозило новыми бедами. Мистер Броди, собственно говоря, пришел в этот день на поле только затем, чтобы исполнить печальный долг, который ни одному клэм-айлендскому арбитру на памяти поколений исполнять еще не приходилось: отменить бейсбольный матч ввиду плохой погоды.

— Спорю, что эта самая штука и нагоняет дождь, — произнес чей-то еще мрачный голос. — Один Бог знает, из чего эта сосиска сделана.

У мистера Броди упало сердце. Он знал этот голос слишком хорошо, как, впрочем, и все на Клэм-Айленде.

— Этот тип испортил нам всю погоду. — Альберт Райдаут был, как всегда, крепко уверен в очередной своей смехотворной теории. Он заявился домой два дня назад по дороге куда-то, и на щеке у него красовалось семь свеженьких швов.

— Ну что ты в этом понимаешь? — сказала отцу Дженнифер Т. — Может, ты инженер по аэронавтике и учился в политехническом институте, как мистер Фельд? Может, ты даже объяснишь нам принцип Бернулли?

Рябое лицо Альберта потемнело, и он поднял руку, явно собираясь дать дочери затрещину. Дженнифер Т. смотрела на него, не делая ни малейшей попытки увернуться.

— Давай, — сказала она. — Уж тогда-то тебя выкинут с острова раз и навсегда. Помощник шерифа сказал, что больше у тебя шансов не осталось.

Альберт медленно опустил руку и посмотрел на других родителей, наблюдавших за ним. Они не думали, что он что-то предпримет, но с Альбертом Райдаутом ни за что ручаться нельзя. Свежий шрам у него на лице служил тому подтверждением. Они знали его с детства и помнили, каким он был славным, бесстрашным мальчуганом, какие хитрые крученые мячи подавал, будучи питчером. Мистер Броди даже лелеял надежду, что Альберт пойдет по его стопам и поступит в фармацевтическое училище. Сейчас у него слезы наворачивались на глаза при мысли об этом, но плакал мистер Броди еще реже, чем улыбался.