Дмитрий Русский - Столярова Наталья. Страница 4
Ну вот! Опять… Шины велосипеда скользили по паркету, казалось, слышно даже лёгкое звяканье спиц. А вот и звонок. Тихо-тихо: динь, динь, трень…
Вскочил, рванул дверь на себя. Никого. Тишина.
А на паркете — сырой и рифлёный след велосипедных шин.
Митяй встал раньше всех: в класс нужно прийти первым, чтобы каждого встретить поодиночке. Пристально глянуть в глаза и — всё. Как всегда. Никаких разговоров он заводить не собирался. Они — сами по себе, а он — отдельно.
Вышел из дома и двинулся вниз по улице, потом передумал и свернул в проулок, где путь показался короче. Но шагов через пять неясно почувствовал: что-то изменилось. Фонари светили чуть мягче и приглушённее. Вокруг никого не было, но горели окна, и в них мелькали смутные тени. И почему-то показалось, что он может войти в любой дом, и ему будут рады, и ни о чём не спросят, а посадят за стол и нальют горячего чая.
Митяй замедлил шаг. Ему хотелось идти по этой улице бесконечно. Но уже виден маленький старый кинотеатр, а напротив — школа. У крыльца звонко заливалась лаем собачонка. Подбежала, обнюхала ботинки, и вдруг поджала хвост, а шерсть на худом мелком загривке поднялась дыбом.
Он открыл тяжёлую дверь, из темноты шагнул в вестибюль и посмотрел на круглый циферблат настенных часов. Двенадцать. Не может быть! Повернулся к окну: яркое солнце било в глаза… Но ведь из дома он вышел в половине восьмого. А ходу до школы — от силы десять минут.
Звонок.
Тот же учитель истории — Петр Семенович — попросил остаться после уроков и написать объяснение. День прошёл спокойно: Длинный в школу не пришёл, видно, залечивал «боевые» раны. Вчера ему досталось больше всех. Остальные делали вид, что ничего не произошло, но Митяй замечал вскользь брошенные уважительные взгляды.
Над чистым листком Митяй сидел полчаса. Что писать?
Историк аккуратно сложил тетради в стопку:
— Скажи так. Не пиши.
— И говорить тоже нечего.
— Проспал?
— Нет. Просто шел.
— Да, с городом тебе знакомиться, конечно, надо. Только не в учебные часы. Ковчайск — город непростой. Я бы даже сказал — странный город…
Петр Семёнович замолчал, закрыл журнал и вышел из класса.
Возле крыльца Митяя ждали близнецы. Они подскакивали рядом и перебивали друг друга:
— Ты дрался вчера! Мы видели.
— Это за нами Машка бежала в парк.
— Вечно нас караулит!
— А мы и сегодня от неё удрали! Видели, что Семёныч тебя в классе оставил…
— Как будто домой пошли…
— А сами сюда…
Они потянули его в сторону:
— Здесь пойдем! Прямо к дому.
— На этой улице — собаки злые. А с тобой не страшно.
— Здорово ты этому Длинному поддал!
— А Машка, она вечно дерётся…
— Со всеми.
— Только Ванечку обожает, тихушника…
— А Борис скоро умрет…
— У него болезнь какая-то кожная.
— Он немой. И всё с Линой, она его понимает…
— Ёська у неё один раз камешек украл. Такой — с дыркой. Куриный бог называется.
— Так Борис ему чуть шею не свернул.
— Ёську мама Ира сильно любит.
— А он противный. Кусается, гадит, ещё и матерится.
— Папа Гоша чуть не сгорел, когда его из пожара спасал.
Митяй спросил:
— Страшно было?
— Да ну! Весело! Баллон как рванет! Будто салют!
Митяй посомневался, но все-таки задал вопрос:
— А на велосипеде кто ездит?
— Линка, наверное…
— Но ведь она в коляске?
— А велик только у неё. На Новый год спонсоры подарили.
— Почему ей?
— Дак, это спонсоры и придумали.
— Записки Деду Морозу. Чтобы каждый написал, что хочет.
— Я может, самолет настоящий хочу. Ну, написали мы…
— Кто-то и велик этот дурацкий захотел.
— А записки перепутали.
— Ага! И велик — Линке!
— Прикольно вышло!
— И вообще у нас весело.
— Тебе понравится.
— Мы ведь все приёмные.
— У папы Гоши с мамой Ирой свой был сын, но он давно умер.
— Утонул.
— Вот они и берут чужих…
На улице назревал какой-то шум. За ними ещё от школы увязалась та самая собачонка. Сейчас она жалась к ногам Митяя, а из-за заборов лаяли и рвались с цепей здоровенные псы. Стукнула калитка, на улицу выскочила тётка, замотанная в шаль:
— Опять тут шляетесь! Сколько раз говорила, чтобы вас, шпаны приютской, здесь духу не было!
Ей вторил мужик из соседнего двора:
— Валите отсюда! От греха подальше!
Собаки зверели всё больше. Митяй оторопел и приостановился: в глазах близняшек он неожиданно увидел самый настоящий восторг.
Он схватил их за руки и быстро свернул на соседнюю улицу.
— Зачем здесь ходите? Другой дороги нет?
— А ты чего, испугался?
— Вот дурачьё!
Митяй прибавил шаг, близнецы еле успевали за ним и молчали уже до самого дома. Впрочем, идти до него оставалось минуты три.
— Ого!
— Снова да ладом! — Толя с Элей прыгали на останках снеговика.
— А мы его опять!
— Вот прямо щас и слепим!
Митяй ухватил одного из них за рукав. Кого, интересно? Шапки одинаковые: вязаные, серые. А куртки — чёрные. И синие джинсы, заправленные в кожаные полусапожки. Специально так одеваются, что ли?
— Не надо снеговика, я сказал! Постройте крепость. В снежки будем играть.
— Ага! Здорово!
— А большую строить?
— Да на сколько сил хватит. Такую и стройте.
Вечером он решился поговорить с Машей.
— Ты знаешь, что-то сегодня со мной произошло… Иду в школу, попадаю на какую-то улицу… Шёл десять минут, а на самом деле — четыре часа.
— Здесь такое бывает.
— А можно туда…ещё раз?
— Тебе, наверное, можно.
Она направилась в комнату девочек. Лина сидела за столом. Повернула голову, улыбнулась.
— Как ты, Дима?
— Нормально.
Маша открыла тумбочку, достала белый тканевый мешочек.
— Митяй, пошли.
— Почему ты меня так назвала?
— Потому что ты — Митяй. Это ведь так?
— Так.
Они поднялись на второй этаж. Маша подошла к встроенному шкафу в торце длинного коридора.
— Смотри. Раз, два, три…
Она отсчитала от шкафа семь шагов. Развязала мешочек, достала какие-то колосья. Их оказалось тоже семь. Пучок перевязан красной ниткой.
— Здесь, прямо у нас — выход туда. В то место, где ты был утром. Слушай меня. Ночью, после двенадцати, выйдешь сюда. Через каждый шаг к этому шкафу ты положишь по зерну из каждого колоса. Слова запомни, записывать их нельзя.
Через первый злак не преступит враг.
Второй злак поразгонит мрак.
Третий злак мне подарит знак.
Силу-мудрость даст мне четвертый злак.
Пятый злак мне укажет путь.
А шестой не даст мне в воде тонуть.
Злак седьмой кольцом обернет меня
Против медных труб, синего огня.
— И помни: не оборачивайся! Время там идёт по-другому, так что к утру ты вернёшься, сколько бы не находился в том городе. Пойдёшь сегодня?
— Да.
На первом этаже, в столовой, висели часы с кукушкой. Она прокричала двенадцать раз. Митяй вынул из каждого колоса по зерну и вышел в коридор. Это было похоже на какую-то чертовщину. Мозг отказывался верить, но Митяй точно помнил свои ощущения в том, ином городе. И почему-то чувствовал, что должен попасть туда непременно.
Он всё сделал так, как велела Маша. На пятом шаге нестерпимо потянуло обернуться. Ему показалось, что все двери за спиной — открылись. И смотрит с недоумением Георгий, подталкивают друг друга близнецы, а Ваня машет ему рукой. Но вспомнил: нельзя! Два шага вперед… Открыл шкаф. Ещё шаг — и понял, что стоит на той же улице, где был сегодня утром.
Но сейчас здесь лето! И полно людей. Они идут, улыбаются, смеются. Промчался мимо мальчишка на самокате. И почему-то показал язык. Куда идти?
Велосипедист подъехал сзади.
— Садись на багажник. Скорее, спешу.
И нажал на звонок: динь-динь-трень…
Митяй сел. Мальчику лет двенадцать. Тёмные волосы, недавняя стрижка. Спина худая и очень прямая. В седле велосипеда держится уверенно и быстро крутит педали. Подвёз его только до поворота. Митяй спрыгнул, протянул пацану руку: